– В интересах истории, - небрежно заявила она, - я собираюсь написать воспоминания. Естественно, меня интересуют некоторые подробности.
Бог хотел что-то сказать, но потом махнул рукой и пошел спать.
Он спал весь седьмой день. Неделя действительно была довольно утомительной.
Юлий КАГАРЛИЦКИЙ Был ли Свифт научным фантастом?
Жить рядом с музыкантом беспокойно. Иное дело математик - тот погружен в свои вычисления и никого не тревожит. Однако соседи английского математика и философа Чарлза Бэббиджа (1792-1871) не были им довольны. А ведь он не принадлежал к числу любителей музыки. Напротив, ненавидел ее. Стоило появиться под его окнами скрипачу или шарманщику, как Бэббидж выбегал на улицу и гнал его взашей. Бэббидж мечтал отвадить всех уличных музыкантов.
Но добился обратного. Скоро его имя и адрес стали известны всей этой нищей братии, и назло ему они зачастили к его дому. А однажды собрались все вместе и устроили ему продолжительный бесплатный концерт. На сей раз Бэббидж не показался. Он отсиживался во внутренних комнатах, чтоб не столкнуться с толпой, запрудившей вею улицу…
О людях отвлеченного знания любят рассказывать анекдоты. О Бэббидже их рассказывали особенно много. Для этого были веские основания. Шутка ли сказать, Бэббидж вознамерился построить нечто подобное логической машине, высмеянной Свифтом в “Путешествиях Гулливера”. Правда, машина Бэббиджа должна была оперировать цифрами, а не словами, но велика ли разница? О лапутянах у Свифта читали все, а в дебри математики углубляются немногие. Насмешники, казалось, вышли победителями из этого спора. Бэббидж не сумел осуществить своих планов. Тем более что они все разрастались. В 1822 году он решил построить машину для вычисления таблиц и даже сумел получить от правительства субсидию в 80 тысяч фунтов - сумму по тем временам огромную. Но десять лет спустя Бэббидж потерял интерес к своему проекту. У него появился новый - создать машину, годную для любых вычислений. Эту машину Бэббидж безуспешно строил до конца своей жизни. Ему необходимы были десятки тысяч совершенно идентичных, выполненных с исключительно высоким классом точности механических деталей, а получить их было неоткуда. Тогда Бэббидж занялся еще одним делом - выяснением необходимых условий для организации подобного производства… и неожиданно оказался одним из основателей современной прецизионной техники.
Сейчас мы можем во всей полноте оценить гениальность Бэббиджа. Достаточно сказать, что в его машине были две основные системы современных счетно-решающих устройств - анализатор (“завод”, как он его назвал) и память (“склад”).
На свою машину он истратил и правительственную субсидию и все свое немалое состояние. Но умер он осмеянный и разорившийся.
Век с лишним спустя после выхода “Путешествий Гулливера” жизнь продолжала подтверждать правоту Свифта, издевавшегося над создателями логических устройств.
Еще больше, чем Бэббиджа, высмеивали английского философа Джевонса (1835-1882), построившего “логическое пианино”. Людей, ставивших перед собой подобные задачи, неизменно сравнивали с лапутянами.
Кроме тех, разумеется, кто работал до Свифта.
Первый арифмометр, производивший сложение и вычитание, построил, как известно, в 1642 году Блез Паскаль (1623-1662). Ему в это время шел двадцатый год, и он увлекался логикой. Занятиям этой наукой он и хотел посвятить свое каникулярное время. Но отец, сборщик податей, поручил ему вместо этого сделать за себя множество расчетов.
Тогда логика пришла на выручку Паскалю - она помогла ему создать арифмометр. Недаром логика и математика родились сестрами. С тех пор у каждой из них появилась многочисленная родня, требующая к себе внимания, но всякий раз, когда они вспоминают, кем друг другу приходятся, это приносит немало пользы. Второй арифмометр построен математиком, но задуман тоже философом. В двадцатипятилетнем возрасте Лейбница увлекла идея испанского схоласта и алхимика Раймонда Луллия [И не его одного: в начале 80-х годов XVI века Джордано Бруно обучал французского короля Генриха III “искусству Луллия”, и король остался весьма доволен его уроками.] (1234-1315). Тот мечтал создать метод, который сводил бы все богатство понятий к основным категориям, составляющим “азбуку человеческой мысли”, а потом “вложить” его в машину, способную отобрать “все истинные высказывания”. Машина была построена, но, как легко понять, она не выдавала “все истинные высказывания”, а лишь сочетала известное число внесенных в нее философских понятий. Лейбниц тоже создал не задуманную им логическую машину, а арифмометр, только более совершенный, чем у Паскаля.
Широкие философские замыслы приводили к созданию сравнительно элементарных счетных устройств. Логическая машина в нашем понимании слова не могла появиться в то время. Ведь даже великий Лейбниц, не говоря уже о Луллии, не пришел еще к современной символической логике. Да и технически такая машина была неосуществима еще в XIX веке.
Свифт исходил в своей сатире скорее всего из работ наиболее близкого к нему по времени Лейбница.
На современной Свифту иллюстрации к “Путешествиям Гулливера”, сделанной по его указаниям (она повторена фран цузским художником XIX века Гранвилем, с рисунками которого обычно публикуется у нас книга Свифта), изображена одна из систем этой машины. Это две параллельные оси, на одной из которых неподвижно укреплен ряд зубчатых колес с разным количеством зубьев, а на другой - свободно вращающиеся кубики. При вращении первой оси кубики совершают разное число оборотов и с их граней считываются потом значения - в данном случае слова в самых неожиданных сочетаниях. Число комбинаций в этом случае будет равно 4п, где “п” - количество кубиков. Иными словами, два кубика дадут 16 комбинаций, четыре - уже 256 и т. д. Числа немалые. К тому же в каждой машине заключено множество подобных систем. И все же ученый, демонстрирующий Гулливеру эту машину, сетует, что она дает недостаточное количество сочетаний, и мечтает о пятистах таких же машинах, работающих одновременно.
Нетрудно понять, что лапутянское изобретение - это попросту арифмометр, возвращенный к самым своим примитивным формам и показывающий не цифровые значения, а словесные. Конечный - как говорилось, достаточно ограниченный - результат многолетних размышлений и выкладок Лейбница нарочито соединен с его первоначальным замыслом.
Этим и достигается комический эффект. Изображенная Свифтом “логическая машина” производит не “книги по философии, поэзии, политике, праву, математике и богословию”, на что надеялся ее создатель из Великой академии в Ладого, а совершеннейшую бессмыслицу.
Все это очень остроумно. Но если сто лет назад, когда, подобно Свифту, никто не верил в логические машины, автора этой пародии не думали зачислять в научные фантасты, вправе ли мы это делать сейчас, после того, как эти машины появились на деле и неправота Свифта для всех очевидна?
Вправе.
Во времена Свифта, да и долго еще после него, казалось, что Свифт за редкими исключениями осмеял теории, предположения и проекты механизмов, никакого отношения к истинной науке не имеющие.
Для нас сейчас ясно другое - Свифт подозрительно часто обращал внимание на то, что впоследствии подтверждалось наукой.
Обитатели летающего острова среди прочего “открыли две маленькие звезды, или спутника, обращающихся около Марса, из которых ближайший к Марсу удален от центра этой планеты на расстояние, равное трем ее диаметрам, а более отдаленный находится от нее на расстоянии пяти таких же диаметров. Первый совершает свое обращение в течение десяти часов, а второй в течение двадцати с половиной часов, так что квадраты времен их обращения почти пропорциональны кубам их расстояний от центра Марса, каковое обстоятельство с очевидностью показывает, что означенные спутники управляются тем же законом тяготения, которому подчинены другие небесные тела”. В течение ста пятидесяти одного года всем было ясно, что это - очередная насмешка Свифта над глупым увлечением астрономией у лапутян. Но с 1877 года все это стало совсем не так ясно, как прежде. Дело в том, что в этом году американский астроном А. Холл открыл два спутника Марса - Фобос и Деймос, время оборота которых должно было совпасть с предсказанным Свифтом, если бы подсчеты были произведены на уровне знаний его времени…
