Филипп заметил, как Сатина вросла в диван. Он внимательно изучил лицо старика, пытаясь отыскать торжествующую улыбку, но оно оставалось таким же невыразительным, как всегда.

— Давно тебе обо всем известно? — спросил Филипп.

— Люцифер позвонил мне сразу, как принял решение. Конечно, усталому, дряхлому старику прибавится забот, но, признаюсь, я разделяю его взгляды. Не могу взять в толк, почему этого не случилось раньше? На Небесах бессмертие отменили несколько тысяч лет назад.

— Значит, ангелы не бессмертны? — удивилась Сатина. — А я была в этом уверена.

— Ни ангелы, ни блаженные души, приходящие на Небеса через белые ворота. Обитателей Эдема не должно тяготить вечное существование. Это плохо сказалось бы на репутации Рая.

— А после смерти? Что происходит с ними после смерти? Куда они попадают?

— Не знаю, — ответил Мортимер. — Я просто делаю свою работу.

Сатина открыла рот, чтобы еще о чем-то спросить, но ее прервал стук в дверь.

— Вот это да, как она рано! — воскликнул Смерть и посмотрел на Филиппа сквозь половинки очков в свинцовой оправе. — Надеюсь, ты готов?

Филипп нерешительно кивнул, на сердце стало тяжело.

Мортимер вышел из гостиной, а Филипп повернулся к Сатине.

— Кажется, пришла пора прощаться, — сказал он.

— Да, — кивнула Сатина и шепотом продолжила: — Филипп, перед тем как мы расстанемся, я хочу кое-что тебе…

— На улице все еще темно, — перебил ее Филипп, бросив взгляд в окно. В коридоре Смерть гремел связкой ключей.

Сатина сдвинула брови.

— О чем ты?

— Мортимер говорил, что там, куда приходит Вита, всегда утро. Но за окном все еще темно. Это не она.

В то же мгновение дверь со скрипом отворилась, и послышался полный недоумения голос Мортимера:

— Кто вы такой?

Другой мужской голос ответил ему:

— Мое имя Виктор Ангел. Я хочу поговорить с Филиппом. Мне сообщили, что он у вас. Он мой сын.

От этих слов Филиппа словно током ударило, и голова пошла кругом.

«Не спеши радоваться, — предупреждал внутренний голос, казалось, в голове не было ни одной мысли. — Возможно, это снова он. Вторая попытка».

— Так вы его отец. Вот оно что. Проходите, пожалуйста. Он в гостиной. — В коридоре послышались шаги, Филипп поднялся с дивана, он едва держался на ногах, когда в комнату вошел мужчина, назвавшийся Виктором Ангелом.

Казалось, сердце в груди Филиппа остановилось. Перед ним стоял вовсе не притворявшийся отцом грешник или кто-либо другой, кто сошел бы за его отца лишь потому, что Филиппу так хотелось, чтобы это было правдой. Это был его настоящий отец, мужчина с фотографии из маминой спальни. На этот раз он узнал его, действительно узнал — гладко выбритое лицо, рыжие волосы, глаза, пристально смотревшие на него, которые сейчас наполнились слезами, — никакого сомнения. Никакого сомнения.

И все же Филипп в нерешительности стоял на месте. Выжидал, как поведет себя незнакомец. Если это его отец, настоящий отец, то он…

— Филипп! — воскликнул он и с дрожащей улыбкой на губах бросился к сыну. Шаги были уверенными, он обхватил сына, Филипп оторвался от земли в крепких объятиях своего погибшего отца, шептавшего в самое ухо, как ему не хватало его, боже, как он скучал!

— Это ты, — сказал Филипп, прижимаясь к груди отца. — Это ты.

— Да, это я, Филипп. На этот раз я, — отец немного отстранился, ласково погладил Филиппа по голове, осмотрел с ног до головы. — Какой ты взрослый. Даже не верится.

Он прав. Даже не верится. Все так невероятно.

— Как ты узнал, что я здесь?

— Мне рассказал привратник. Я так боялся опоздать. Я слышал о твоих добрых делах. Нет слов. У меня нет слов, как я горжусь тобой!

— Я был не один, — сказал он, смущенно кивая в сторону сидевшей на диване Сатины. — Со мной была Сатина.

Отец посмотрел на Сатину, и что-то странное промелькнуло в его глазах. Словно мгновенная вспышка. Все произошло так быстро, что Филипп не успел этого осознать. Вспышка погасла, а улыбка сделалась еще шире.

— Так это Сатина, — произнес отец, подходя к ней ближе. Он отклонился от огня, горевшего в камине, и протянул Сатине руку: — Я много о тебе слышал.

— Надеюсь, ничего хорошего, — ответила Сатина, пожимая его руку.

Виктор рассмеялся. Радостный, добрый смех заразил их всех. Разумеется, за исключением Мортимера. Филипп, в первый раз в жизни услышавший смех отца, подумал, что таким он и был в его мечтах.

— Ясненько. Не волнуйся, я никому об этом не скажу.

Виктор снова повернулся к Филиппу. Открыл рот, чтобы что-то сказать. Снова закрыл его.

— Мне так много нужно тебе рассказать, — начал он немного погодя. — И так много нужно услышать. Мы можем побыть наедине?

Филипп взглянул на Мортимера, тот кивнул и предложил спуститься в подвал. Главное, ничего там не трогать.

Отец и сын покинули гостиную, и с горящей свечой в руке Филипп направился вниз по лестнице, болтая с отцом обо всем, что он пережил и что совершил. Слова лились так свободно, вспомнились все подробности, как будто мысли и чувства обрели голос, и на душе стало легче, словно с плеч упало огромное бремя. Никто не умел слушать лучше, чем отец.

Они оказались в подземном зале с множеством мерцающих стеклянных сосудов, и отцу пришлось замедлить шаг, чтобы оправиться от этого впечатляющего зрелища. Затем он снова обратился к Филиппу.

— Как долго я ждал, — начал он с улыбкой на лице. — Как долго ждал я этой ночи.

— Когда я услышал, что это ты… — Филипп тихо покачал головой. — Я сначала не поверил Однажды другой человек… уже выдавал себя за тебя.

— Знаю. Я слышал об этом. Мне жаль, что тебе пришлось через такое пройти. Наверное, это было ужасно.

— Я догадывался, что это не ты. В глубине души догадывался. Он был совсем не таким, каким должен был быть. Совсем не таким… Совсем не таким, как ты, — Филипп замолчал, разглядывая мужчину в белом балахоне. Своего отца. Это слово казалось таким непривычным.

— Все эти годы, Филипп. Нам столько нужно восполнить. Каждую ночь я сожалел, что не могу изменить случившегося и что мы… что я не мог быть с тобой рядом.

— Хотя ты не был рядом, я чувствовал твое присутствие, — подхватил Филипп, — когда мне нужно было с кем-то поделиться.

— Как жаль, что я не слышал всего, что ты говорил мне. Как жаль, что мы не были вместе. Как сейчас.

— И мне жаль, — Филипп помолчал немного, потом продолжил совсем тихо. И очень печально: — Мне нужно возвращаться. Мортимер завтра ждет Виту. Так что… пора домой.

Отец кивнул и какое-то время не произносил ни слова. Затем спросил:

— А где твои песочные часы?

— Зачем тебе?

— Хочу посмотреть на них. Увидеть, что ждать в будущем.

Филипп не понял, о чем речь, но все же пошел вперед по длинному проходу. Виктор Ангел последовал за ним.

— На самом деле, они не стоят, — сказал Филипп, когда они добрались до его сосуда. Он бросил беглый взгляд на мамины часы, убедившись, что в них много песка, много жизни. Заметил, что песок поменял цвет — из желтого он превратился в лазурный, — и почувствовал неописуемое облегчение. Затем указал отцу на часы, лежавшие на боку: — Вот мои.

— Завтра их поднимут, — с грустью в голосе заметил отец, и у Филиппа защемило сердце. — В них много песка. Ты доживешь до старости, мой мальчик. Знаешь, что это означает?

Он прекрасно знал, но промолчал. Это означало, что пройдет много, очень много лет, прежде чем он опять увидится с отцом, и сейчас, когда он снова обрел его, эта мысль казалась невыносимой.

Долгое время тишину нарушал только шелест песка. Словно далекий шепот в голове. Если бы что-то можно было изменить.

— Филипп? — Тоже шепот. Сначала показалось, что голос у него внутри. Но это был отец. Грустные голубые глаза поблескивали в свете стеклянных сосудов.

— Да, отец?

— Все можно изменить. Есть выбор.

— Правда?

— Останься.

Филипп выпучил глаза: