- Мари... я даже не знаю, как тебя благодарить. Не знаю, сколько бы мучалась еще, если бы с тобой не поговорила, - сказала, обернувшись к ней. Мари беспечно махнула рукой.
- Да я ничего такого и не сделала! Только загрузила тебя своими размышлениями. Но если захочешь послушать их снова - заходи в любое время, - она улыбнулась. - Девушка моего любимого брата уже почти член нашей семьи, а значит - моя родня. А в семье мы всегда друг другу помогаем, чтобы не случилось!
Мари не шутила. Я окончательно засмущалась. Очень приятны были ее слова, даже описать нельзя, насколько.
- Да ладно уж... Семья... сказала тоже... - сбивчиво пробормотала.
- Да, семья! - упрямо подтвердила она. - Пусть сейчас это только на словах, но скоро, я уверена, все приобретет официальный характер...
- Мари! - прикрикнула совершенно пунцовая я. Девушка захихикала, прикрыв рот ладонью, и выглядела при этом донельзя довольной.
- Ну а как ты думала? Я знаю Алекса всю жизнь, и могу сказать точно - он от тебя не отступится. И пусть через лет пять, но ты станешь моей сестричкой!
- Да ну тебя! - я спешно засобиралась. Только собирать - одни сапоги, которые я закинула под стол, но все же... Мысль о том, что я и Леша когда-нибудь... приводит в такую мешанину чувств! И... я...
Совершенно не могу выразиться более связно.
Тапочки были успешно найдены и надеты на ноги. И я поскорее пошлепала к двери, чтобы не слушать смущающие речи.
Вдогонку мне донеслось:
- Имей в виду, если будет такое дело, я его поддержу!! - и когда уже закрывала дверь с той стороны, расслышала еще кое-что, более тихое: - Я верю, что у вас все будет хорошо. Обязательно.
Часть пятая. Родные
19
Я не преувеличу, если скажу, что почти каждый день превратился в сказку. Конечно, не без помощи волшебника-Леши. Даже в самые тяжелые дни - а их было много, преподы резко вспомнили, что на этом курсе у нас семестр заканчивается в начале марта, и загрузили нас по самые уши - я чувствовала себя прекрасно, парила, как бабочка-переросток, с необычайной легкостью в груди скакала как, хм, коза. Не знаю, как себя еще обозвать, но скакала я действительно будь здоров. Физрук на меня нарадоваться не мог.
Полуразрушенная стена между мной и Лешей медленно, но верно распадалась на кирпичики. Не знаю как он, но я замечала это очень хорошо. В какой-то день я поняла, что, оказывается, без стеснения могу подойти к парню и взять его за руку, или даже присесть поближе, чтобы прижаться к его телу... через пару дней взяла и обняла его за пояс на глазах всей группы, и мне на это было глубоко чихать. Я хотела обнять - вот и обняла. Леша принимал мои "заскоки" спокойно, он как бы... переставал и себя сдерживать тоже, чаще обнимал - мы вообще чуть ли не постоянно ходили в полуобнимку, словно приклеенные, - и намного чаще, очень тепло и ласково улыбался. И я заражалась его улыбкой, лыбилась как безумная и абсолютно счастливая дурочка, и пугала окружающих. А прочем, почти все, кто живет со мной рядом скоро привыкли, перестали обращать внимание, разве что изредка пускали шуточки - это больше Ленка, обвиняя меня в "телячьей нежности". К Леше она относилась более лояльно, и упоминала его обычно с уважительными нотками. Мол, таких сокровищ, как он, на свете больше нет. Я была полностью согласна и до сих пор не могла поверить, как мне повезло, что этот удивительный парень выбрал из сотен девушек именно меня.
Когда мы не чертили курсовики, согнувшись над столом эдак часиков на шесть - спину после ломило просто жуть! - то вырывались из стен общаги и шли гулять. Первое, испорченное недосвидание обоюдным решением забыли и назначили дату нового...а потом еще, и еще. Я показывала ему город, который, спустя четыре месяца, он до сих пор не знал. Как и я... Я так вообще частенько Сусаниным подрабатывала и заводила нас в какие-то темные подворотни и тупики, а когда пыталась возвратиться - только запутывалась еще больше. И только благодаря Лешиной памяти удавалось возвратиться на более-менее оживленные дороги. Ну прям хоть карту покупай...
Я тогда задумалась: кто кому еще город показывал? Я Леше, или он мне? Скорее уж, второе. Благодаря ему я видела все в цвете. И самые, вроде мы, непритязательные, обычные места, какие люди видят каждый день и не обращают на них внимания, просто проходят мимо - для меня все окружение было уникальным. Ведь... впервые за столько лет я смогла увидеть цвета мира.
После того, как мы, даже с помощью его памяти, едва выбрались к людям, пройдя по краю невесть откуда взявшегося в городе болота посреди леса, и вышли в какой-то деревушке, Леша предложил не искушать судьбу и гулять только по знакомым местам. И пусть там всегда много народу, разве нам до них есть какое-то дело? Мой мир - только он. И однажды Леша признался:
- Помнишь, я говорил, что хочу, чтобы твой мир состоял только из меня?
Мы гуляли в одном из скверов. Он стал нашим излюбленным местом для прогулок - чистый, тихий, немноголюдный и очень красивый. Наше укромное место, где мы прячемся от всего мира и живем только друг для друга. Снег похрупывал под ногами - за ночь выпала еще одна порция. Сейчас, правда, снега было не столько, сколько в начале года, но мороз остался прежним. Только мне совсем не было холодно... Такая напасть, как ледяной дождь, пролил еще три раза, на третий он принес с собой потепление и почти все двухметровые, местами, снежные горы стремительно начали таять, чуть не затопив город, но уже не чуть - близ расположенные села. Потом ударили жуткие морозы под тридцать градусов, вся вода вымерзла и вновь пошел снег... Вот такое разнообразие за, всего-то, две недели.
За день до того, как произошел этот разговор, прошел последний, надеюсь, ледяной дождь, превратил мир в один большой каток, а ночью высыпал снежок. Приходилось идти медленно, аккуратно и вцепившись в куртку парня. Тот только посмеялся и обнял меня за талию... Вот кто бы подумал, что когда-нибудь я перестану из-за такого краснеть и дергаться?
- Помню, - улыбнулась я. - Но я же еще тогда сказала, что мой мир - это ты.
Так спокойно взяла и призналась.
Уголок его губ дернулся вверх, и Леша коснулся его большим пальцем. Я давно уже думаю над этой его привычкой и никак не могу понять, что она означает... Ведь должна же что-то! А на прямую не спрошу...
Я засмотрелась и позабыла о коварстве ледяной корки под ногами. Чем она воспользовалась, и я едва распласталась подобно морской звезде, но Леша был начеку и ловко подхватил падающую меня на руки.
Замерла, боясь пошевелиться. Такое происходило впервые, и это... привело меня в крайнюю степень волнения.
Зеленые глаза прищурились.
- Осторожнее. - Я слабо кивнула. Его глаза, особенно когда так близко, буквально сантиметрах в двадцати, завораживают, особенно сейчас, когда парень стоит под фонарем и его свет падает на Лешино лицо. Зелень глаз перестает быть однородной: зрачок заключен в яркую, цвета молодой листвы многолучевую звездочку, которая окружена темно-зеленым, а около белка радужка темнеет и как бы рассеивается дымкой... Разве такие глаза могут не завораживать? Особенно, когда долго-долго смотришь в них и видишь, как пульсирует зрачок в такт биению сердца под рукой. Да, это стало привычкой: когда мы одни и находимся близко, прикладывать ладонь к груди парня. Это было доказательством, самым лучшим на земле, что он - настоящий, и все не плод разбушевавшейся фантазии. Ведь я до сих пор не могу поверить, что такая жизнь, рядом с Лешей - реальность.
- Знаешь, а я ведь просил о том, о чем даже не имел представления. - Парень чуть усмехнулся. - Не знал, как такое возможно, чтобы человек жил для другого человека, а не для себя. - Он зашагал дальше, не испытывая никаких неудобств из-за весьма тяжеленькой ноши. Взгляд перевел на дорогу. - Но недавно я все понял, - как-то отстраненно добавил, помолчав. - Я был глупцом и не отказывался понимать самого себя. - А теперь он внимательно смотрел уже на меня с легкой улыбкой. Улыбались и его глаза. Леша вдруг взял и закружился на одном месте, крепко прижав меня к себе. - Ведь оказывается, мой мир уже давно состоит только из тебя, и никого больше! - громко прокричал он и засмеялся над паникующей мною. И паниковала я не зря. В отличие от Леши я про лед помнила. Парень поскользнулся, охнув, шлепнулся на задницу и проехал таким образом метра два. Только, отчего-то, опять начал хохотать.
