Его имя всплыло из этих звуков, совсем ненадолго, словно маленькое глубоководное существо, устремившееся вверх, чтобы, вынырнув на поверхность, глотнуть воздуха. Все верно, из бессмысленной круговерти голосов его имя снова появлялось невредимым.
— Фальк?
Боли не было. Это означало одно из двух: или он выздоровел, или у него серьезное повреждение позвоночника.
— Фальк?
Глаза Блума. За ним — листья и ветви, темно-серое неровное пространство под пологом леса. Мягкий синевато-серый свет, словно снежный, похожий на цвет неба перед тем, как с ними случилась катастрофа.
Он лежал на спине, глядя вверх, на полог из смолистых ветвей, переплетавшихся между собой. Деревья с листьями пепельно-белого цвета и корой, напоминавшей незагорелую кожу. Вьющиеся растения обвивали каждую ветку, каждый ствол, подобно внешней обмотке. Свисающие лианы, неприятно похожие на змей, были усыпаны белыми, будто молочные жемчужины, ягодами и крошечными желтыми цветочками. Некоторые из них переплетались, словно пучок электрических проводов в кабеле.
Дневной свет — вернее, его крошечные лоскутки — проглядывал сквозь эту медленно колышущуюся крышу.
Лица были едва различимы. Люди участливо склонились над ним, глядя на него, прямо ему в лицо. Раш, Прибен, затем Вальдес. Все здорово перепачканы, лица измазаны грязью и потом, местами на них виднелись пятнышки крови и смазочного масла.
— Фальк? — звал Раш. — Ты слышишь меня? Если ты жив, подай какой-нибудь знак.
— Фальк, — произнес Прибен. — Ты ранен. У нас возникла серьезная проблема. Непредвиденная. Мы пытаемся решить ее. Фальк? Мы поможем тебе, о'кей?
Интересно, откуда они узнали его имя? Каким образом?
— Фальк, мы уже несколько часов пытаемся дозваться тебя, — проговорил Вальдес, изучающе глядя в упор на него. — Пожалуйста, ответь мне.
Он вдруг понял, что у них у всех один и тот же голос. Все трое говорили одним голосом, и голос этот был женский.
— Пожалуйста, Фальк, пожалуйста, ответь, — произнес Раш.
Нет, не он произносил эти слова. Он вообще ничего такого не говорил. Движения его губ не соответствовали словам. Он говорил что-то другое, и не ему, а Прибену. Просто голос, который слышал Фальк, говорил одновременно. Частично совпадая. Как при плохом дубляже в кино.
Фальк закрыл глаза, чтобы лучше слышать этот голос, который то приближался, то удалялся, но многие слова звучали теперь совсем близко.
— Фальк?
— Клиш?
Пауза.
— Фальк! Боже! Да фрик-си меня! Я добралась до него! Добралась! Фальк, ты слышишь меня?
— Да, Клиш. Это так здорово — слышать твой голос.
— Боже мой, Фальк! Ты фрик-си! Мы ведь уже думали, что потеряли тебя! Я тут просто с ума сходила!
— Клиш, ты можешь успокоиться? Хорошо? У меня немного странное ощущение. Мне надо, чтобы ты говорила медленно и более спокойно, тогда я смогу понимать тебя.
На секунду ее голос исчез в темноте, затем вернулся:
— Конечно могу. Легко. Я так рада, что слышу тебя. Слушай, слушай меня, Фальк, мы пытаемся извлечь тебя оттуда. Извлечь тебя из этого солдата.
— Его зовут Блум.
— Блум. Да, все верно. Я знаю. Слушай, возникло непредвиденное осложнение. Эйуб говорит, что оно возникло непредвиденно. Случилось то, чего они никак не ожидали.
— Что именно?
— Это нельзя было предвидеть, и поэтому они оказались не готовы. Мы работаем над решением проблемы. Они…
— Что именно?
Пауза. Она дала ему немного времени, чтобы привыкнуть к черноте вокруг. Когда его глаза оставались закрытыми, ему казалось, что он лежит не на земле в лесу, а в теплой воде в светонепроницаемом резервуаре.
— Фальк, я пыталась говорить с тобой все время, с тех пор как ты погрузился, — сказала Клиш. — Ты слышал меня? Я всю дорогу была с тобой, как и обещала.
— Спасибо.
— Я же обещала, что не брошу тебя. Как в старые добрые времена.
— Я знаю.
— О'кей.
— Клиш, скажи, что за проблема? Почему я все еще в резервуаре? Почему вы до сих пор не вытащили меня?
— Бари говорит…
— К черту твоего Бари! Извини, Клиш, я хочу, чтобы ты объяснила. Сказала все как есть, а не ходила вокруг да около.
Он подождал. В темноте тихонько колыхалась теплая вода.
— Оказалось… — начала Клиш. — Оказалось, что ты не совсем подходил. Андервуд была права. Надо было сделать больше анализов. Намного, намного больше. Не стоило бросаться сломя голову. Я говорила тебе, что все обойдется. Прости, Фальк. Мне не следовало так говорить.
— Ладно. В чем проблема-то?
— У тебя есть проблемы со здоровьем, а значит, ты слабее, вернее, твоя иммунная система. И еще у тебя в крови было слишком много алкоголя, ну и — как бы это сказать помягче — не только его. В общем, все это дало о себе знать. Хуже всего дело обстоит с твоим бедром.
— Моим бедром?
— Да. С плотностью костной ткани. Ты слишком много времени провел на драйверах. Андервуд сказала, что плотность костной ткани — это проблема всего организма, но твое бедро совсем плохое. Прочность кости там настолько невелика, что ты практически сломал бедро.
— Я сломал бедро?
— Хотя там только трещина в волос толщиной, но, в общем-то, да. Большое количество алкоголя сглаживало боль, но эта трещина… она свежая. Выглядит так, будто ты совсем недавно сломал бедро — например, накануне перед тем, как мы начали работать с тобой. Фальк?
— Да?
— Почему ты рассмеялся?
— Ну тогда, скорее всего, я сломал кость во время бурного секса, по которому я так соскучился и для которого оказался староват.
— Ах ты, кобель! — усмехнулась Клиш. — Пусть это послужит тебе уроком.
— Обязательно. Ладно, ну, приключилось это дерьмо с моим бедром. Что это меняет?
— Туда попала инфекция. Помнишь, что я сказала о твоей иммунной системе? Ты болен. Организм сопротивляется, у тебя жар. Андервуд пытается лечить тебя лекарствами широкого спектра действия, вот такие дела, но ты болен, и это влияет на область контакта. Мы пытаемся извлечь тебя, но Эйуб беспокоится, что, вытащив тебя, мы фрик-си твой организм.
Теплая черная вода плескалась в темной утробе.
— То есть ты хочешь сказать, «убьете меня», — констатировал он.
— Эйуб считает, там целый букет проблем, — сказала Клиш. Некоторые ее слова если и не совсем исчезали, то как-то смазывались. — Паралич, повреждение мозга, отказ органов… в общем, все то, что тебе совсем не нужно.
— Ты так хорошо знаешь меня.
— Так вот, мы работаем над этим. Мы прорвались к тебе — это уже огромный шаг вперед и хороший знак.
— Но есть еще и другая проблема, да?
Вода, перекатывающаяся в темноте. Приглушенный далекий шепот.
— Да.
— Блум умер, так?
— С функциональной точки зрения — да.
— А можешь поподробнее?
— Андервуд отслеживает его жизненные показатели, — сказала Клиш, — но сведения обрывочные. Целостная картина никак не складывается. То, что мы наблюдаем сейчас, насколько мы поняли, — это следствие ранения в голову. Все функции высшей нервной деятельности отключились. Если бы он был сам по себе, он был бы мертв.
— На самом деле еще удивительно много чего осталось от него, — проговорил Фальк. — Эмоции. Воспоминания. В условиях сильного стресса срабатывает его мышечная память. Пару раз так уже было.
— Интересно. Я передам Эйубу.
— Клиш, у меня периодические приступы боли. Невыносимой боли. Спазмы в животе и в голове. Приступ начинается внезапно, и, пока не пройдет, я совсем беспомощный.
Она что-то сказала. Слова были далекими, почти шепот.
— Клиш?
Она уплыла, ее слова звучали, как шелест волн.
— Клиш?
— Фальк, я же говорю — это мы, — произнесла она вдруг громко и совсем близко. — Боль — это мы. Прости, наша ошибка. Боль возникает, когда мы пытаемся физически извлечь тебя из «Юнга» и отключить. Но всякий раз это вызывает у тебя такие сильные страдания от полученной травмы, что мы прекращаем все действия.
— А Блум?
— А что Блум? — спросила она.