Сезон туристов еще не наступил, и можно было наслаждаться прогулкой, без опасности попасть в окружение людей. По набережной утром прогуливались с собаками, парочки, одинокие дамы и мужчины, народу было мало.

Даша полюбила эти утренние прогулки, когда солнце встает из-за горизонта и все вокруг постепенно оживает под его лучами, приобретая веселый вид. Иногда, когда погода была пасмурная, с моря дул ветер, прибивая волны, и они с шумом обрушивались на берег.

Даша знала французский, и ей легко было затеряться среди местных, за которыми она с интересом наблюдала. Вечером они гуляли у моря вместе с Пьером, и Даша не переставала каждый раз восхищаться закатами, которые в прямой зависимости от погоды окрашивались в разные цвета.

Ей казалось, что каждый раз они разные, и это действительно было так. Так что первые впечатления от жизни ребенок, которого звали Ваней, получал под лучами северного солнца Франции, и шум прибоя навевал ему детские сны, которые он не мог еще запоминать. А они, наверное, уже были, и какие они? Кто может это знать?

54

Отношения Эли и Владимира совсем испортились. Эля часто возвращалась домой поздно, ребенком не занималась, и однажды, уставший от ее равнодушия к ребенку Владимир заявил:

– Знаешь, пусть лучше Леней занимается мама.

Он внимательно смотрел на Элю, а она вдруг ни с того ни с сего заявила:

– Хватит. Я устала от тебя. Уходи к матери и не возвращайся. А ребенок не твой…

Она отошла к окну, не желая видеть лицо Владимира.

При этих словах Владимир, который никогда ничего не выяснял с Элей, вдруг как будто у него что-то прорвалось, резко заявил:

– Да, это не мой ребенок, но ты к нему относишься не как мать, а как посторонняя. Он тебе не нужен.

– И это ты мне говоришь. Кто ты такой. Работяга безденежный. Да знаешь, как я тебя ненавижу за все. Я не могу тебя видеть. – Она налила себе в фужер вина и залпом выпила. – Уходи. Иначе я что-то такое сделаю, о чем ты будешь сожалеть.

В этот момент Эля не думала ни о чем, кроме того, что все на свете ей ненавистно: и Владимир и ребенок; И неожиданная мысль, что она хочет разом все это кончить пронзила ее воспаленный мозг, и она бросилась к окну, распахнула его - Владимир не успел. Она лежала внизу без движения. Он схватил трубку и нервно набрал 03.

Через пятнадцать минут скорая увезла Элю. Она была жива. Их квартира была высоко, но случай чудом сохранил ей жизнь

Владимир вернулся домой. Там оставался спящий ребенок. Он подошел к кроватке и стал вглядываться в личико. А в ушах звучало: «Это не твой ребенок». Он не верил этому, не хотел верить. Он любил своего сына, и ничто не могло поколебать его уверенность, что это его ребенок.

Он сидел и смотрел в одну точку. Почему она это сделала? Что случилось? И, вспоминая их жизнь последнего времени, он находил подтверждение тому, о чем смутно догадывался. Эля много пила в последнее время и часто оставалась дома, не в состоянии заниматься работой. Часто приходила поздно и обязательно напивалась.

После разговора с Дашей, когда Эля поняла, что у подруги все то, о чем она мечтала, ей стало от ЗАВИСТИ совсем плохо, и она заглушала эту боль вином. И так за полгода превратилась в настоящую пьяницу, которая уже не может обходиться без спиртного. Она подурнела, иногда отдавалась случайным мужчинам, которые ее воспринимали, как женщину легкого поведения, потому что она сама стала себя предлагать – но ничего этого не знал Владимир, а только догадывался.

Из яслей он забирал Леню сам, и с ним занимался, пока Эля «работала», возвращаясь поздно и какая-то странная. В последнее время она даже не заглядывала к ребенку. Все это видел Владимир и молча жил с этой теперь уже чужой женщиной. И то, что произошло, было закономерно – ведь не могло так продолжаться бесконечно.

Владимир ничего не рассказал матери о том, что Эля выбросилась в окно. Он ей только позвонил и сообщил, что она попала в аварию и в больнице. Ему стыдно было говорить правду, он этого стеснялся.

Через два месяца Эля была дома в инвалидной коляске. Теперь на Владимира еще и это легло бременем, и он безропотно помогал Эле справиться с ее тяжелым положением.

Эля несколько раз говорила о том, что лучше бы ей умереть, на что Владимир отвечал, что тысячи людей так живут, и ничего нет страшного. Единственное, чего он боялся, это оставлять Элю одну, и просил маму приезжать, когда он на работе.

Первое время свекрови и невестке трудно было найти общий язык, но постепенно контакт наладился, и даже удавалось вывозить Элю на прогулку. Владимир приспособил для этого машину, сделал специальные съемные рельсы. Жизнь медленно двигалась вперед, и вроде бы Эля успокоилась, приспособившись к ситуации. Ничто не предвещало горя. Однажды, когда Владимира не было дома, Нина Ивановна немного задержалась, зашла по дороге в магазин. Когда она пришла, Эля сидела недвижимо в коляске со склоненной набок головой, – она отравилась таблетками.

Так закончилась жизнь Эли. ЗАВИСТЬ сделала свое злое дело – она ее разрушила, погубила. Но этого никто не узнает - все называли только внешние причины ее гибели: неустроенность, денежные затруднения; и никто не мог знать, что ЗАВИСТЬ – причина душевной гибели, когда все силы съедаются этим вирусом, случайно попадающим на благоприятную для него почву.

Эпилог

Когда Даша приехала на какое-то время в Россию, она узнала о смерти подруги случайно, встретив однажды Владимира. Они зашли в кафе, и Владимир, сам не зная почему, рассказал Даше, что Леня не его ребенок – так ему сказала Эля. Дашу как током пронзила эта новость. Она инстинктивно почувствовала опасность, и когда вернулась домой, долго вспоминала сбивчивый рассказ Владимира о гибели подруги.

Владимир не рассказал, что Эля выбросилась из окна, он от всех это скрывал, а гибель ее представлял как случайность, что она случайно чем-то отравилась, и врачи не смогли ее спасти. Даша почувствовала, что Владимир не говорит правду.

Однажды она случайно встретилась со Стасом, который все рассказал, как было на самом деле. Но Стас не знал главного, что Леня не ребенок Владимира, а это больше всего беспокоило Дашу, но она решила, что об этом никому не будет говорить.

Так она и жила, храня эту тайну подруги, догадываясь о том, кто мог быть отцом этого ребенка. Но она не хотела свою жизнь портить, и оставила это знание только для себя. Иногда, когда они с Пьером оставались вдвоем, она вспоминала об этом. Она отгоняла эту мысль. Это могло и не иметь к ним никакого отношения. История с Элей лежала где-то в глубине ее памяти, куда она редко заглядывала, чувствуя, что она причастна к этому несчастью, но каким образом, она не могла понять

Прошло время. Было ли это утром или вечером, осенью или зимой, но между Дашей и Пьером, у которых было уже двое общих детей - сын и дочь, которые выросли, и они, стареющие супруги, жили своей независимой жизнью, состоялся разговор.

Чем он был вызван, никто из них не мог вспомнить, также никто не мог вспомнить, кто его начал. То ли Пьер рассказывал о своих случайных связях, то ли Даша рассказывала о своих забытых знакомых, – но непроизвольно всплыло имя Эля, и тогда, слово за слово, каждый рассказал историю своей знакомой Эли

Для Даши с этим именем связывались воспоминания о своей приятельнице, а для Пьера оно было связано со случайной знакомой. И когда каждый рассказал свою историю, каждый почувствовал, что они говорят про одного и того же человека.

В разговоре наступила пауза, после которой каждый замолчал, думая о своем, но каждый знал про себя, что дальше он не хочет выяснять. Любопытство остановилось перед тайной, которую каждый из них хранил до конца жизни, не желая вспугнуть свое счастье распутыванием узлов, которые жизнь завязывает там, где ей хочется.

Было ясно, что они причастны к чему-то, о чем не говорят, не нарушив спокойствия, которым каждый из них дорожил. Каждый понимал, что нарушить его легко, а восстановить трудно.