Литмир - Электронная Библиотека
A
A

Али Смит

Свет — в каждый дом

Дело в том, что в этом рассказе мне без тебя никак. Но тебя нет дома. Тебя еще долго не будет.

Какое-то время я стою посреди кухни, не зная, как тут быть, ведь рассказ — вот он, прямо у меня в голове, так что я решаю что-нибудь сделать, решаю помыть посуду. Ее все равно надо помыть (накопилась за три дня), а кроме того, стоя у раковины спиной к столу, можно представить, как ты сидишь на нем, болтаешь ногами, ешь яблоко. Ну вот. Послушай. Произошло вот что.

Начинается с того, что мы с Джеки стоим на автобусной остановке на Трафальгарской площади. (Значит, это произошло довольно давно? говоришь ты позади меня.) Мы сняли с себя рюкзаки; она сидела на своем, а я на свой опиралась, мы были усталые и счастливые — попутешествовали и вот уже почти дома, все еще в возбуждении от того, что мы здесь, на такой знаменитой площади в таком знаменитом городе, пускай всего на полчаса, пока не придет автобус.

Подошла женщина. На ней был платок, плотно повязанный вокруг головы. Это выглядело странно — дождя не было, погода стояла теплая и ясная, хотя дело происходило в конце сентября, темным вечером, в начале десятого.

Рот у нее был четко обозначен на лице прямой линией. Здравствуйте, девочки, сказала она.

Здравствуйте, сказали мы.

Только что приехали в Лондон? сказала она.

Мы рассказали ей, что только что вернулись из Парижа, ездили туда на «Чудо-автобусе», по особому тарифу, туда и обратно всего 7 фунтов, а теперь ждем автобуса, он в полдесятого отходит, хотим навестить мою сестру — она живет с четырьмя сыновьями и мужем под Редингом, — а завтра снова домой, в Шотландию. Мы ведь сами оттуда, из Шотландии, и не просто из Шотландии, а с самого севера Шотландии. Все это мы ей выложили, подробность за подробностью, не дожидаясь расспросов. Стоило одной из нас сообщить одну подробность, как другая добавляла что-нибудь еще. Мы были очаровательны. Мы что угодно готовы были ей рассказать. Наверное, нам было лестно, что из миллионов людей в Лондоне незнакомый человек выбрал для разговора именно нас. Я вижу, вы девочки неплохие. А у меня квартира прямо над «Мисс Селфридж». Прямо посередине Оксфорд-стрит.

Я кивнула. Я знала, где находится «Мисс Селфридж», я до этого уже приезжала в Лондон, на выходные с родителями, и наша гостиница была как раз рядом с Оксфорд-стрит, сразу как повернешь за угол от магазина «Мисс Селфридж».

Вот видите, перебила меня женщина. Хотите, можете завтра утром пойти на Оксфорд-стрит, по магазинам, а потом сесть на автобус и поехать к сестре. Квартирка славная, просторная такая. Места много, а живу я там одна.

Мы обе сказали, что здорово, наверное, в таком районе иметь квартиру.

Да, сказала она. У меня есть проигрыватель и целая куча пластинок. Много самых последних, практически все, что в чартах. Могу вас подвезти. Я как раз на машине — она стоит вон там.

Мы сказали большое спасибо, а я добавила, что сестра нас ждет и уже, наверное, приготовила нам поесть.

Точно? сказала она. Моя машина прямо за углом. А может, вас к сестре домой отвезти? А то знаете, бывает, что автобусы на этой остановке не останавливаются. Бывает, что проскакивают, когда едут по Лондону, а я сегодня не занята. Вам повезло. Так что, отвезти?

На остановке собрались еще какие-то люди. Женщина отступила в сторону. Мы решили, что ее, видимо, легко смутить. Мы сказали до свиданья, спасибо и стали смотреть, как она переходит дорогу.

Какая милая, сказала я Джеки.

Да, действительно, сказала Джеки. Очень милая.

Ну вот. Так мы и стояли, ничего не видя и не слыша, я и Джеки, моя лучшая подруга, моя первая настоящая любовь, под рокочущим камнепадом, под лавиной, которой ничего не стоило похоронить нас, поглотить с каменным безразличием. Наверное, та женщина на вид дала нам — маленьким, отрочески худым — лет четырнадцать-пятнадцать. Наверное, вид у нас был такой, будто мы откуда-то сбежали. Наивные, немытые, в нестираной одежде — после недели, проведенной в дешевых парижских отелях, где в туалетах на полу был сплошь растрескавшийся линолеум с разбегающимися тараканами, где женщина за конторкой улыбалась так, чтобы мы не могли пялиться на дырку на месте ее передних зубов, и говорила нам: да, знаю-знаю, вам, девочки, только лучше, когда одна постель, опять же она и стоит подешевле, а это опять же хорошо, да? На вид мы были достаточно малы, чтобы бесплатно попасть в Лувр, а вернувшись в Лондон, проехать в метро за полцены, хотя на самом деле нам тогда было ближе к двадцати. К тому времени наша любовь-вина длилась уже год с небольшим, год чистейшего заикания и экстаза; я не случайно использую это слово — мы прекрасно понимали, что такое чистота. Мы были высоки и чисты, как Майкл Джексон — его детское «я», поющее «I’ll Be There»; мы понимали такие вещи, как одиночество и желание, и то, как их скрывать, как скрывать свои печали и привязанности. Мы верили в величие чувств, мы верили: в том, что мы чувствуем, должно быть какое-то величие, раз мы чувствуем все это так сильно, несмотря на такой понятный стыд. Я и сейчас вижу наши головы рядом, наши глаза и наши рты, сосредоточенные, красивые, серьезные, словно горностаи; и вижу, как мы рассуждаем о невинных и опасных вещах, например, о том, что самоубийство — это, наверное, хорошо, уж по крайней мере по-настоящему романтично, так поступают все настоящие романтики, ведь люди, конечно же, столько всего чувствуют, когда так поступают.

Знаешь, что мне кажется? сказала Джеки, пока мы смотрели, как женщина в платке удаляется от нас через площадь. Мне кажется, она, бедняжка, очень одинокий человек.

Мне не хотелось отставать в высшем понимании чувств. Да, сказала я, да, и к тому же очень несчастный.

Мы с мудрым видом закивали. Подошел автобус. Мы погрузили свои рюкзаки, автобус объехал колонну Нельсона, и тут мы увидели в окно автобуса ту самую женщину в платке, она высунулась из окна машины, а за ней в машине сидел мужчина с густой черной бородой. Мужчина был такой огромный, выглядел так угрожающе, занимал почти все заднее сиденье. Она сверкнула на нас взглядом из окна, а когда автобус отъезжал, мы успели увидеть, как мужчина выбрался с заднего сиденья машины и бегом бросился к водительскому месту.

Они держались за автобусом всю дорогу, пока мы ехали по городу, а потом всю дорогу по шоссе. Мы смотрели на них в заднее окно; мы видели внизу их лица, искаженные стеклом и светом, каждые несколько ярдов, под каждым фонарем. Спустя три четверти часа мы уже не знали точно, едут ли они по-прежнему за нами; прямо за автобусом их больше не было. Когда автобус остановился выпустить нас на темной окраине деревни, где жила моя сестра, Джеки подошла к кабине и, задыхаясь от страха, рассказала водителю о людях, которые нас преследовали.

Ну и? сказал водитель. Он пожал плечами. Автобусная дверь с шипением захлопнулась, и мы остались одни на обочине.

Мы бросили наши рюкзаки, оставили их валяться. Мы спотыкаясь пробежали триста ярдов по главной дороге, неосвещенной до такой степени, что трава на обочине помнится мне черной. Мы нашли проход, ведущий на улицу сестры, а добравшись до ее дома, забарабанили в дверь и прямо с порога, сбиваясь, выпалили все про женщину с мужчиной. Пока мы пили чай и ели тосты, сидели, как в тумане, перед телевизором и смотрели «О чем пишут в газетах», муж сестры звонил в полицию, но по его голосу, доносящемуся из прихожей, по его смущенным пояснениям ясно было — он решил, что мы излишне драматизируем, а может, и просто сочиняем.

Ну вот, это первая часть рассказа. Я опускаю руку в воду и нащупываю под пеной посуду, стараясь не брать острые ножи за лезвие; даже сейчас это заставляет меня слегка встряхнуть головой, как если бы я проснулась, открыла глаза и обнаружила, что не могу как следует сфокусировать взгляд; даже сейчас, столько времени спустя, это нагоняет на меня ужас — то, что могло бы с нами произойти, окажись мы достаточно добрыми, или сговорчивыми, или глупыми, чтобы согласиться на предложение этой женщины пойти с ней в ее славную квартирку над «Мисс Селфридж».

1
{"b":"164872","o":1}