— Скоро полночь… — шептали жены мужьям.

И все взгляды тут же обращались к мигающим красным цифрам часов. Все знали, что ровно в полночь люки бомбохранилища автоматически открываются, сбрасывая внутрь подвала двухсоткилограммовую бомбу — огромное крылатое чудовище, способное разнести в пыль самую мощную каменную кладку. Затаив дыхание, все ожидали взрыва, грохота, ударной волны… Конечно, ничего этого не было, но воображение тут же восполняло все то, что не мог уловить слух.

— На этот раз здание покачнулось! — лепетали самые впечатлительные. — Кран в ванной вдруг потек сам по себе. И струны в пианино звякнули, я ясно слышал… такая неприятная нота, ля-бемоль, кажется. Прямо как всхлип.

Жильцы выбирались из кроватей, чтобы обнаружить следы разрушений. В коридорах то и дело попадались встревоженные люди в пижамах и халатах, осматривающие потолки и стены с помощью фонариков. Найденные трещины обводили красным карандашом, чтобы заметить, если они будут день ото дня становиться шире.

— Так не может продолжаться вечно, — кричали самые мятежные. — Наверняка эта их мерзкая жаба не поглощает взрывы целиком. Я вам точно говорю: как любая собака, она непременно оставляет в миске какие-нибудь объедки!

— Объедки? — удивлялись те, что понаивнее.

— Да, она не поглощает полностью взрывную волну, и ее остатки расшатывают основание башни, как маленькое ежедневное землетрясение!

Маленькое ежедневное землетрясение — эти слова быстро облетели все здание, передаваясь от одного жильца к другому. Самые неуверенные решились подписать петицию в городское управление. Вечерами жильцы толпились у лифтов, как животные на водопое в засуху, бурно обсуждая обнаруженные за ночь симптомы:

— Мой аквариум с золотой рыбкой лопнул! Совсем новый аквариум… по-моему, это ненормально.

— Фотографии, висящие у меня на стене, всегда перекошены. Это неспроста! Я каждый вечер выравниваю их, но на утро они снова висят вкривь и вкось. Это все из-за ночных колебаний, другого объяснения я не вижу.

Шепот наполнял коридоры, как зловещее змеиное шипение. Каждую следующую ночь число беспокойно слоняющихся, не могущих уснуть людей становилось все больше.

Часовые в пижамах маячили в коридорах и на лестничных клетках, беспокойно поглядывая на часы, ожидая «часа икс» — полуночи…

Тогда, закрыв глаза, они мысленно следили за полетом бомбы. Она падала и падала, как в замедленной съемке, позволяя разглядеть ее во всех подробностях, до последней заклепки на тяжелом металлическом кожухе, и сравнить ее в воображении с безжалостной хищной акулой… И все бесконечное падение бомбы сопровождалось свистом рассекаемого воздуха.

— Слушайте, слушайте! — вопили добровольные часовые. — Она свистит, как пикирующий самолет!

— Да нет же, — возражали немногочисленные оптимисты, — это просто чья-то скороварка!

— Скороварка? В полночь? Не говорите глупостей!

— Значит, это полицейская сирена где-то на улице…

— Нет! ЭТО ОНА! ОНА!

Жильцы замирали, затаив дыхание, и воображали взрыв. Острый нос бомбы сминается от удара о землю, срабатывает детонатор, и мгновение спустя расцветает огромный цветок пурпурного пламени. Двести кило взрывчатки, высвобождающей свою разрушительную силу. Они представляли, как горгулья раскрывает пасть, чтобы, как хамелеон, слизать языком заполнившее подземелье адское солнце. Какая-нибудь секунда… и все приходит в норму. Ночные часовые с синяками вокруг глаз из-за постоянной бессонницы наконец расходятся, убежденные, что еще раз избежали ужаснейшей из катастроф.

Животное, поедающее взрывы, словно собака — миску аппетитного мясного рагу: как такое вообще возможно?

Монстр, питающийся пламенем, дымом и грохотом — виданное ли это дело?

— Все это очень плохо кончится, — пророчествовал делегат от шестого этажа. — Катастрофа назревает.

Под самыми корнями башни, внутри гранитной полости укрепленного подвала девочка с пустым взглядом начинала осознавать, какой страх она вызывает. Хотя она не могла ничего знать об отчаянии жильцов, она читала по лицам банкиров, как по страницам открытой книги. Всякий раз, когда они выходили из лифта, чтобы принести очередной ящик с драгоценностями, девочка отмечала невероятную бледность их лиц. На лбах и скулах поблескивали капельки пота. Частое сбивчивое дыхание говорило о том, что легкие их стиснуты страхом.

Некоторые с трудом сглатывали, привычный галстук вдруг начинал душить их, как кожаный шнурок палача. Их шаг становился неуверенным, и белая пыль подвала ложилась на дорогие, начищенные до блеска ботинки.

Девочка намеренно продлевала пытку, заставляя их ждать. Она притворялась слабоумной, замедленно двигалась, нарочито усиливая бессмысленное коровье выражение своего взгляда. Сидя в пасти горгульи, она возвышалась над остальными, будто королева на троне. Запуская руку в складки кожи монстра, она незаметно тянула за только ей известные нервы. Монстр, будто послушная марионетка, опускал голову и вытягивал язык до самой земли. Девочка спокойно позволяла этому движущемуся мясистому трапу опустить себя на пол, а затем ждала, сидя в позе лотоса в белой пыли и окутав себя собственными серебристыми волосами.

В этот момент она замечала, как вспыхивают искры страха в зрачках банкиров. Девочка сознавала, что сейчас она прекрасна, как некая языческая богиня, варварский идол. Она чувствовала свою власть.

— Боже! До чего же бледен этот ребенок, — пытался шутить один из директоров банка с фальшивым от страха смешком. — Ей не помешало бы немного побыть на солнце.

Другие тоже притворно посмеивались, пытаясь скрыть ужас, но испарина по-прежнему поблескивала на их лицах.

— Передайте ей контейнеры с бриллиантами, — приказывал начальник Службы охраны, — и покончим с этим!

Они подходили, опасливо морщась и больше всего боясь, что их обрызгает каплями едкой слюны. Положив контейнер на колени девочке, они торопливо пятились назад. В эту минуту девочке каждый раз приходилось подавлять бурное желание повиснуть у кого-нибудь из них на шее с криком:

— Папочка! Поцелуй меня!

Она бы с удовольствием послушала, как они вопят от страха, и посмотрела бы, как они станут отбиваться, избегая прикосновения к ее влажной от едкой слюны коже. А она бы цеплялась за них с притворной наивностью, изображая ребенка: «Ах, папочка, возьми меня на ручки, покатай меня на плечах».

Они бы кричали от боли, когда их кожу обжигала кислота.

О! Да… Как это было бы забавно!

Получив в руки контейнер, она приказывала монстру втянуть язык и спиной вперед возносилась обратно в слюнявую, окаймленную зубами пещеру, в то время как банкиры гурьбой спешили к лифтам.

Пока челюсти горгульи медленно смыкались, она успевала увидеть, как представители руководящей верхушки банка яростно толкались, чтобы первыми влететь в кабину лифта, и всякий раз это зрелище наполняло ее ни с чем не сравнимым блаженством.

Потом начиналась рутина. Девочка вырывала у себя несколько прядей волос и принималась вязать защитный чехол с помощью пары особых, устойчивых к коррозии спиц — спиц из костей жабы!

Они мелькали в ее руках с невероятной скоростью. Окончив вязание, она заворачивала в эту защитную оболочку ящик с сокровищами и опускала его в желудок монстра.

Этот момент девочка не любила: почувствовав поступление инородного тела, желудок горгульи начинал в изобилии выделять пищеварительный сок, целиком наполняясь чрезвычайно едкой пеной, которая медленно обволакивала контейнер, пузырясь с яростным шипением.

Нередко девочка с пустым взглядом задумывалась — а что будет, если однажды она откажется обернуть врученную ей драгоценную посылку и просто бросит ее в глотку монстра, как отбросы в жерло мусоропровода. Разумеется, пищеварительный сок растворит посылку, не пощадив ни бриллиантов, ни золотых слитков, и это, наверно, весьма огорчит банкиров, которые явно придавали этим глупым металлическим сундучкам преувеличенно большое значение.