Тейт расплылась в улыбке.

— Вы с Налатаном порой бываете скользкими, как два леденца. Стоит мне подумать, что раскусила вас, вы тут же выскальзываете и превращаете все в шутку. Я забралась в чащобу, чтобы потренироваться без помех, а ты тут сидишь и слушаешь симфонии, которые не исполняют уже пятьсот лет.

Хохот Конвея смешался с ее смехом. Окликнув собак, Мэтт направился вместе с Тейт обратно в лагерь. С макушек высоких деревьев до них донесся какой-то приглушенный звук, похожий на вздох. Стараясь идти в ногу, она положила ему руку на плечо, опираясь на Мэтта, подняв голову и глядя в небо.

— Я верю, что ты слышал ее, — сказала она. — Мне кажется, я тоже слышала скрипки.

Оторвав взгляд от костра, Ланта посмотрела на них. На огне кипел котелок с водой, над которым вился и медленно таял дымок. Он рассеивался где-то на высоте роста Конвея.

Тейт сказала:

— Конвей предсказывает снег. А ты как считаешь?

Насыпая тонко измельченный порошок из кожаного мешочка в три деревянные чашки, Ланта кивнула:

— Может быть, даже сильный.

Высоко в небе согласно прошумел ветер. Черно-серая птичка, чуть побольше зорянки, мелькнула призраком среди деревьев и села в стороне на высокую пихту. Кора, глубоко растрескавшаяся, как высушенная на солнце глина, была превосходной опорой для крохотных, похожих на иголки ножек. Птичка застрекотала. За ней внимательно наблюдали собаки.

— А вот и она, — заметила Тейт. — Прилетела-таки, прожорливая попрошайка. Послушайте, как она поет.

Ланта налила в чашки воду. Дым от костра стелился по земле, под порывами усилившегося ветра. Спутники нахмурились, и Конвей сказал:

— Давайте собираться в путь. Хотелось бы спуститься с гор до того, как наступит ненастье.

Все стали поспешно сниматься со стоянки. Горячую кашу заменил ломоть хлеба с сыром и пеммикан. Конвей порезал его на большие куски. Порубленное и хорошо сдобренное специями мясо было смешано с жиром и коптилось, набитое в вычищенные кишки. Его острый аромат разносился по всей стоянке. Собаки ждали подачки, стараясь сохранить чувство собственного достоинства. Конвей бросил каждой по куску, потом скормил крошки полудюжине нахальных птиц, порхавших среди деревьев поблизости. Они без конца щебетали в предвкушении пищи. Конвей щелчком подбрасывал в воздух лакомство, а они ловко подхватывали его на лету.

— Нехорошо баловать собак, — проворчала Ланта. — И птиц тоже.

— Я хочу, чтобы они держались поближе к нам. Я прислушиваюсь к ним. Если что-то их потревожит, они дадут знать.

Бросив на него удивленный взгляд, Тейт пошла собирать очередной тюк. Ланта была более обходительной.

— А я думала, что ты просто забавляешься.

Конвей усмехнулся.

— Пожалуй. Повеселиться нелишне.

На этот раз Тейт была искренне удивлена. Тихо, чтобы ее могла слышать только лошадь, она произнесла:

— Это уж слишком. Пока она не появилась, он весь в делах, а теперь встает по утрам, чтобы слушать симфонии, которые никто, кроме него, не слышит. Развлекается с нашими лесными братьями. Что за перемена! Интересно, сам он ее осознает?

Конвей обратился к Тейт:

— О чем ты там рассуждаешь, Доннаси?

— О смысле жизни. Занимайся-ка лучше своим делом. Ты уже все собрал?

— У-у! Обидчивая какая! — Конвей ловко вспрыгнул на коня и жестом послал Карду вперед, Микка бежала сзади.

Тейт помогла Ланте навьючить тюки на ее мула. В то утро он вел себя подозрительно послушно. И тут они обнаружили, что крепившая груз подпруга, проходя петлей под брюхом, почему-то не достает до вьючного седла. Причитая, выведенная из себя Ланта проклинала выходки упрямой скотины.

— То-то он чересчур спокоен. Бессловесный мул. — Последнее прозвучало как проклятие.

Тейт ухватилась за кожаный ремень и потянула вместе с Лантой. Мул уперся.

— Может, если подождать, он все-таки выдохнет воздух.

Предложение Ланты не вселяло никакой надежды, и Тейт ответила:

— Этот твердолобый овсоед будет здесь стоять, накачав воздухом утробу, пока мы не застегнем подпругу и не тронемся в путь. Ты знаешь это. Я знаю это. Мул тоже знает это. Но стоит нам пройти шагов пять, как он со свистом сделает глубокий выдох — и весь груз окажется на земле. — Она посмотрела на Ланту. — Попробую еще раз.

— Ты уверена, что получится? — Ланта легонько ткнула мула в бок, и тот задрожал мелкой дрожью.

Тейт вздохнула.

— Мне кажется, эта проблема его не слишком волнует. — Согнув колени, она подперла плечом брюхо мула. Ланта взяла свободный конец подпруги и уперлась ногами. Резко вскочив, Тейт пнула локтем в бок мула. Сжатый воздух залпом вырвался из пасти и ноздрей животного. Задняя же часть твари извергла мерзкий прерывистый трубный звук.

Обе женщины в смятении взвизгнули, но быстро взяли себя в руки и дернули за подпругу. Она застегнулась на несколько дырочек. Мул загарцевал, выписывая кренделя, и видно было, что это доставляет ему огромное удовольствие. Затем повернулся и насмешливо посмотрел на Тейт и Ланту. Красуясь, мул не успел убежать. Взяв его за морду, Тейт заставила мула раскрыть пасть и заглянула в нее.

Изумленно распахнув глаза, Ланта спросила:

— Что ты делаешь?

— Ищу причину. — Тейт отпустила животное и отошла. — Эта скотина слишком норовистая, грязная и грубая для обычного животного. Думаю, в нем должно остаться что-то мужское. — На мгновение Ланта оцепенела. Затем, покраснев до корней волос, прикрыла руками рот и прыснула со смеху.

Все еще давясь от смеха, они быстро оседлали лошадей и стали догонять Конвея.

Вскоре склон горы круто пошел вниз. По комьям земли, вырванным из лесной подстилки, они определили, куда поехал Конвей, и спешились.

Они дошли до места, где спуск стал лете. Там две речушки сливались в третью, более широкую и бурную, свежую и неутомимую, прокладывавшую себе дорогу через массивные стволы деревьев.

Отметка Конвея — сломанная ветка — указывала его путь. Некоторое время они двигались вдоль реки. Однако вскоре им было указано перейти ее. Спуск со склона стал еще более пологим. Ланта и Тейт снова сели на лошадей. Быстро темнело. Небо затянуло тяжелыми тучами. Послышались отдаленные глухие раскаты грома. Мул под Лантой испуганно заплясал на месте, оставляя выбоины в мягком лесном настиле.

Пошел снег, и снежинки вихрем закружились среди ветвей под порывами внезапно поднявшегося ветра, заставившего лес застонать. Ланта обернулась. За ней кто-то двигался, какая-то тень в подернутом снежной пеленой мраке. Сердце у нее заколотилось, крик застрял в горле. Узнав Микку, она с облегчением махнула собаке рукой.

После первого неистового порыва ветер немного приутих. Снег продолжал падать; кружившаяся красота, скрывавшая угрозу. Женщины и любовались снегом, и боялись его, инстинктивно пригнувшись от неясного страха.

Именно это спасло Ланте жизнь. Сиди она прямо, глядя на дорогу впереди, ей бы никогда не заметить отпечатков на снегу. Это были большие человеческие следы, без отпечатка от каблуков. Скользящий след от мокасин. Четкий, едва присыпанный пушистым снежком.

Ланта увидела, поняла и проанализировала ситуацию практически мгновенно. Пришпорив коня, она припала к его гриве. Испуганно вздрогнув, животное рванулось вперед.

Стрела, вылетевшая из снежной пелены, задела за платье. Ланта бросила коня в сторону и пронеслась мимо Тейт. Доннаси уже вскинула оружие. С пронзительным криком она целилась в стрелявшего. Развернувшись, Ланта заметила человека, который пытался спрятаться за ствол дерева. Не успела Тейт выстрелить, как ее лошадь подмяла его; сбитый с ног человек рухнул на землю. Тейт развернулась, чтобы атаковать снова. Ланта видела, что в этом уже не было нужды. Руки и ноги человека подергивались в предсмертных судорогах, и снег поспешно прикрывал следы крови.

Остановив коня, Ланта спешилась. Если в человеке еще теплилась жизнь, ее обязанностью было поддержать ее.

Она услышала удар до того, как почувствовала его.