Она бы хотела видеть его умирающим. Она хотела видеть его израненным и сломленным, тогда она могла бы лечить его, заботиться о нем, возвращая ему здоровье, возвращая его к себе. Она хотела бы ударить его. Обнять его с жадностью, которая заставила ее покраснеть. Если бы она могла покинуть это место и этих людей и больше никогда не встречать их!

Карда и Микка уже вскочили на ноги, размахивая длинными хвостами при виде хозяина. Карда гавкнул. Эхо побежало по длинному коридору, многократно отражаясь от стен и усиливаясь. Подойдя к ним, Конвей потеребил торчащие уши и слегка взъерошил шерсть. Псы в восторге запрыгали вокруг, чуть не свалив его с ног.

Конвей повернулся к Ланте, и она увидела, что свет масляной лампы странным образом смягчил его черты, скрывая глаза загадочной полутенью. В нем было что-то невыразимо печальное. Наблюдая, как играют собаки, он заговорил:

— Завидую я этим животным. Говорят, они не так умны, как мы. Тебе не кажется, что это скорее простодушие, чем отсутствие ума? Мы запутываем друг друга и выдаем себя за других. Мы говорим, но не слушаем. Мы смотрим, но не видим. Эти двое по крайней мере не стесняются быть самими собой. Никаких вопросов. Никаких взаимных обвинений. Только преданность. Любовь. Я думаю, они испытывают это: любовь. — Он помолчал. — А тебе как кажется?

Ланта вскинула голову, уклоняясь от беспредметной дискуссии.

— Я никогда не думала об этом. На самом деле они просто животные.

— А разве мы нет? — Он рассмеялся. Ланта боялась, что его веселье так же больно ранит, как и ее. Мэтт повернулся, подав собакам знак следовать за ним. — Наверное, ты права. Я все слишком усложняю. Спасибо за помощь. Приятных сновидений. Я собираюсь прогуляться с этой парочкой, чтобы немного размяться.

— Спокойной ночи, — откликнулась Ланта, и, повернувшись вполоборота, он помахал ей рукой.

* * *

Выйдя из замка, Конвей направился к склону ближайшего вала. Тускло светили факелы. Дойдя до обрыва, за которым расстилались воды залива, он повернул, взбираясь на гребень вала. Обратная сторона вала была пологой. Сделанный на вершине окоп позволял воинам оборонять берег. Установленные в основании вала факелы выполняли двойную функцию. Они не давали неприятелю тайно подобраться к замку. Кроме того, попытка их затушить предупредила бы защитников об угрозе нападения.

Не обращаясь непосредственно к охранникам, Конвей предупредил о своем присутствии и целях прогулки тем, что окликнул собак. Сперва он немного пробежался со своими подопечными, а затем отпустил их поиграть друг с другом.

Конвей услышал сзади голос Налатана.

— Если я отправлюсь на север, туда, где живут Люди Собаки, они поделятся со мной одним из таких животных?

— Они сказали нам, что раньше никому их не давали.

Налатан задумался.

— Лишь один раз они подарили кому-то этих собак, и причем получила их женщина. Она действительно сильно отличается от всех остальных.

— Можно сказать и так, — сухо ответил Конвей.

Не обращая внимания, Налатан продолжал:

— Я не имею в виду явные отличия — странное оружие, которым пользуетесь лишь вы, или цвет кожи, или привязанность к этому Додою. Вы оба создаете вокруг себя ощущение тайны. Нельзя сказать, что меня это беспокоит. Тем не менее в вас есть что-то иное: не думаю, что вы сами осознаете причины, двигающие вашими поступками.

Конвей тихо рассмеялся.

— Это слишком сложно, мой друг.

— О, я прекрасно понимаю, как самоуверенно я сейчас выгляжу. Но вас обоих окружает нечто, что не свойственно всем остальным. Я могу почти прикоснуться к этому, но сказать, что это такое, не могу.

Конвей почувствовал себя неудобно.

— Послушай, давай поговорим о чем-нибудь другом. Как ты думаешь, долго мы еще останемся здесь?

Налатан сплюнул в темноту.

— Кос придумывает ложь за ложью. Они в этом понаторели. Капитан ни за что не отпустит нас до тех пор, пока это не будет ему выгодно.

— А почему он нас задерживает?

— Недовольство среди рабов, и еще угроза со стороны кочевников. Призвав большинство свободных Коссиаров в регулярную армию, они с трудом, но все же могли контролировать ситуацию; сейчас кочевники предпринимают набеги с востока. Капитан ищет союзников.

— Но зачем он при этом вмешивается в дела Церкви? У нее нет армии.

— На самом деле верующих больше, чем ты думаешь. В пустыне несколько укрепленных поселений Малых. С каждой луной они становятся все сильнее и сильнее. Даже Хенты уважают Церковь. Если Капитан подчинит себе Церковь, то заполучит в свое распоряжение армию верующих и, прикрываясь верой, словно маской, будет с каждым днем увеличивать свое могущество.

Обдумав слова Налатана, Конвей заметил:

— На месте Капитана я был бы больше заинтересован в союзе с Гэном и Класом на Бейлом. Кто, кроме них, собирается предотвратить нападение кочевников на Дом Церкви?

— Его будут защищать братства.

— Сколько у них воинов?

— Около трех сотен. — Видя явное разочарование Конвея, Налатан продолжал: — Помни, что защита Церкви — это суть всей нашей жизни. Каждая гора, каждый камень, каждая травинка будут нашими союзниками. Кочевники уже проверяли нас раньше. Так же, как и Хенты. Были даже «визиты» из Коса.

— Ты думаешь, Капитан держит нас здесь потому, что считает шпионами?

— Я дам тебе только один совет. Никому здесь не доверяй.

— Доверять? — Конвей вспомнил недавний разговор с Лантой. — Я не могу понять даже своих друзей.

— У вас разногласия с Тейт?

— Я пытался обсудить кое-что с Лантой. Она прогнала меня. Причем безо всякой причины.

— Она ведь деликатная женщина. Должно быть, ты сказал что-нибудь не то.

В ответ на последнее замечание Конвей свистнул собак. Они медленно подошли к ним, уставшие, но довольные, и тяжело опустились на землю. Только тогда он снова заговорил:

— На самом деле я спрашивал у нее совета. Я считал, что ей будет приятно узнать, как я уважаю ее мнение.

— Совета о чем?

— Ничего существенного.

— Тогда понятно. Она ожидала, что ей доверятся, а не удостоят внимания. Женщины все такие. Они знают, что не так умны, как мы, поэтому пытаются наверстать это сообразительностью. Они могут быть необычайно наблюдательны.

И снова Конвей сделал длинную паузу, размышляя, как различны этот человек и вспыльчивая Тейт. Вздохнув, он заметил:

— Ты стоишь на пороге волнующего приключения, мой друг.

— Еще одна загадка. — Налатан сердито фыркнул, нагнувшись, чтобы почесать Микку за ухом. Она запыхтела и стала вилять хвостом.

Конвей снова заговорил:

— Я отправляюсь спать. А ты?

Налатан выпрямился.

— Я останусь тут еще ненадолго. Хочу подумать о некоторых вещах.

— Если одну из них зовут Доннаси, то советую обдумывать ее с самого начала. Это мой совет для тебя.

Налатан смотрел, как его друг приближается к черной разинутой пасти крепостной двери. Из двух длинных амбразур, расположенных прямо над мостом, струился слабый свет. Эта картина напоминала большие раскосые глаза. Кто-то сильнее разжег в них фонарь или лампу. Они на мгновение ярко вспыхнули, как будто приближение Конвея привлекло жадное внимание дремавшего чудовища. Появился проход, поглотивший человека вместе с собаками.

* * *

Жнея отошла от узкого окна. В свете фонаря, который держал Капитан, ее глаза заблестели.

— Безмозглые дураки. Они ничего не знают.

— Не лги мне, Одил. Я следил за тобой. Ты плетешь интриги.

— Твои наблюдения делают тебе честь. Покойная провидица была из аббатства Фиалок. Вскоре после ее смерти аббатство отправило доверенное лицо для того, чтобы связаться с неким неизвестным. Я знаю, что она отправилась на север, и думаю, что, связавшись с Сайлой, она заключила с ней союз.

— Это лицо заключило союз с провидицей и ее бешеной троицей? Да, чуть не забыл, еще мальчишка, — съязвил Капитан.