Жрец Луны, пригнувшись, обошел вокруг нее. Остановившись слева, произнес:

— Ты долго работала в банях, Баек. — Его слова прозвучали утверждением.

— Да. — Голос женщины был мелодичным. Как ни странно, слова Жреца Луны, казалось, ослабили ее внутреннее напряжение.

Зайдя справа, Жрец Луны сказал уже громче:

— Ты была там в тот вечер, когда твоя подруга покончила с собой.

Долгое мгновение Баек медлила с ответом. К тому времени, как она заговорила, Жрец Луны уже нахмурился.

— Зики была моей помощницей, но не подругой. Я не верю, что она убила себя. Да, я была там.

— Слепая рабыня смеет противоречить мне?

— Нельзя ожидать от бога настолько человечного, что он даже принял облик человека, всезнания, и все же любое решение бога должно вести к лучшему. Моя обязанность — предоставлять верную информацию.

— Умно сказано. Мне это нравится.

— На мне благословение. — Женщина произнесла эти слова безжизненно, без всякой интонации. Тем не менее они жалили, словно оса. Жрец Луны придвинул свое лицо почти вплотную к ее.

— Существуют вещи похуже слепоты. Попробуй разозлить меня, и ты о них узнаешь.

— Я уже близко знакома со многими из них. Меня будут пытать? За что?

— Расскажи мне то, что я хочу узнать, и тебе нечего будет бояться.

— Я не боюсь. Как могу я отвергать вопросы божества? Спрашивай. И получишь ответы.

Слегка покраснев, Жрец Луны отодвинулся от нее. Подозрительно посмотрел на абсолютно спокойную женщину.

— Каталлон был твоим мужем.

Баек кивнула.

— Он устал от тебя.

Еще один кивок, мышцы на шее чуть заметно напряглись.

— Он проиграл тебя другому мужчине.

— Да. Тот изнасиловал меня. Я убила его, пока он спал. В наказание меня ослепили. Каталлон сделал меня своей рабыней. Я мою в банях важных людей. Вся Летучая Орда знает об этом.

— Разве ты настолько любила Каталлона, целительница?

Губы Баек дрогнули. На мгновение между ее бровями пролегла складка боли.

— Я так думала. Это одно и то же.

— Нет, нет, нет. — Жрец Луны, ухмыляясь, обошел ее сзади. — Такие ошибки порождают нечто большее, чем смирение. В рабство попадали и другие Жрицы Церкви. И гибли. Тебя пощадили. Использовали, а потом бросили. Ты ненавидишь Каталлона.

Щеки Баек покрылись румянцем чуть более ярким, чем бледная роза. Над верхней губой в свете свечей блестел выступивший пот.

Жрец Луны снова придвинулся к ней вплотную, его губы почти касались ее шеи сразу за ухом. Он вдохнул. Запах этой женщины и запах ее занятия и так уже наполнили небольшую комнатку. Но здесь аромат был глубок и неотразим. Привкус масел и кремов. Можжевельник, и сосна, и эвкалипт смешивались с розами, сиренью и жимолостью. И еще. Ощущение женственности в воздухе, будто ее знак. Только ее одной.

Тяжёлый и мягкий канат ее волос тек, словно мед. Жрец Луны протянул к нему руку и провел ладонью в воздухе. Мягко. Словно намекая. Длинные чувствительные пальцы были совсем рядом.

«Возможно», — подумал Жрец Луны.

В конце концов, он ведь в теле мужчины.

Теперь она должна знать лишь одного бога. Только его голос. Во тьме. Полная, унизительная зависимость. Тайна, внушающая ужас.

Медленно выдохнув, он прошептал:

— Другая банщица, Зики, была ослеплена за то, что отказалась отречься от Церкви и обратиться в культ Луны. Задолго до нее ты отреклась от Церкви, но отвергла и Луну. Скажи мне, почему. — Отступив на шаг, он взглянул на ее руку и широко улыбнулся, заметив, что от его дыхания у нее поползли мурашки. Потом подошел к корзинам со змеями.

Баек сказала:

— Я думала, что сумела найти лучшую цель жизни. Я думала, что покидаю Церковь. Но она никогда не покидала меня. Церковь была — и есть — мое сердце. — Впервые за все время в ее голосе прозвучало сомнение, и она поправилась: — Мое настоящее сердце.

Жрец Луны присел на корточки и запустил руки в корзины. Взяв в каждую руку по змее, он медленно достал их, позволяя рептилиям привыкнуть к своему новому положению. Когда он выпрямился, змеи смотрели прямо вперед. Они смотрели прямо на женщину, их языки мелькали в воздухе, пока Жрец Луны медленно и молчаливо приближался к ней. Оказавшись прямо перед Баек, он спросил:

— Ты слышала о Цветке?

Последовала бесконечно короткая пауза. Затем, неожиданно, снова почувствовалось ее облегчение.

— Да. Сайла, Жрица Роз. Она ищет Врата. Ее сопровождает Ланта, Жрица Фиалок, провидица. Есть еще чужеземка по имени Тейт, она чернокожая, и вместе с ней путешествует мальчик. И монах воин Налатан.

— Точно. Кто еще знает об этом?

— Что знают Коссиары или рабы, то быстро узнают и остальные.

— И ты тоже узнала от них?

— Да. И по-другому тоже. У рабов есть свои способы.

— Связанные с Церковью?

Баек улыбнулась. Блаженное выражение, бывшее тут совершенно не к месту. Змеи, зажатые в вытянутых руках, подняли головы и тихо закачались из стороны в сторону.

— Те, кто слышал. Рабы делятся информацией с другими рабами. Весточки надежды.

Жрец Луны был слишком удивлен, чтобы скрыть это.

— Ты близка к тому, что может принести весьма неприятную смерть. Имена вытянут из тебя с помощью пыток.

— Неприятная смерть? Мне? — Тихий смех Баек был полон искреннего веселья. Тем не менее у Жреца Луны от него похолодела спина. Змеи выше подняли головы и стали раскачиваться сильнее.

— Никакая боль не вырвет из меня имена. Я говорю, зная о том, что ты — Жрец Луны. Ты убиваешь Церковь. Я все еще принадлежу Церкви. Я пыталась отринуть ее, я презирала ее. Я прокляла ее. И она простила меня. Я молю о смерти.

Жрец Луны наблюдал, как успокаиваются змеи. Несмотря на жару, стоявшую в комнате, они почти оцепенели. Это было совсем не похоже на них. Он вытянул руки, ткнув змей прямо в незрячее лицо со вздернутым подбородком. Испугавшись резкого движения, те напряглись, приготовившись жалить. Языки постоянно мелькали в воздухе, едва не касаясь белой кожи, казалось, они облизывают лицо Баек. Но ни одна не загремела. Жрец Луны был заинтригован. Он произнес:

— В таком случае я вынужден тебя разочаровать. Я хочу спасти Церковь, хочу честно бороться с ней за людские души. Я не желаю уничтожать ее. Мы должны существовать оба, ради общей пользы.

Повернув голову, Баек еще выше подняла подбородок.

— Какая жестокость заключена в этом! Ты пытаешься искушать меня. Даже Каталлон был настолько милосерден, что, выкалывая мне глаза, проклял меня. Делай, что хочешь. Я прощаю тебя.

— Тогда помоги мне. Каталлон собирается найти Цветок и убить ее. Я говорю, что Церковь и культ Луны должны бороться за души в мире. Пусть люди выбирают, пусть увидят, что может дать им моя Мать. Война между нами станет пределом мирского зла.

— Ты убил тех, кто противился тебе. Люди говорят, что ты никого и ничего не прощаешь.

— Если люди не будут подчиняться мне безоговорочно, как смогу я их направлять? До тех пор, пока вся Летучая Орда не познает боль, приносимую излишествами, пока дети не запомнят, что нельзя съесть слишком много и не страдать, они не познают путь любви и умеренности. Путь прощения, полного и всеобъемлющего. Загляни в свое сердце. Ты считала, что любишь Церковь, ты считала, что любишь Каталлона. Пока Каталлон не научил тебя ненавидеть, ты не способна была ценить любовь, дарить свою любовь. Задумайся, что ты сейчас чувствуешь к Церкви. Вот любовь. Вот что я несу Летучей Орде. Не задающую вопросов, глухую к мольбам любовь. Помоги мне опутать ею души Летучей Орды, и я обещаю, что твое имя Церковь запомнит навечно.

— Я была прощена раньше. Я прощена теперь. — Женщина будто послала эти слова вверх, мимо Жреца Луны. Тот с раздражением обнаружил, что отшатнулся от нее, будто какой-то суеверный проситель, тело которого могло их задержать.

Он выпрямился во весь свой рост. Она ничего не поняла; голова ее так же пуста, как и глазницы. Он снова поднес к ней змей. Те нервно зашевелились, чешуйки с легким шипением терлись друг о друга.