От стены позади деревянной кровати отделилась фигура человека, узнать которого в темноте было невозможно. Отступая от ножа, незнакомец в ужасе лепетал что-то, опасаясь и за свою жизнь, и что Конвей подымет тревогу.

Схватив незнакомца одной рукой, Конвей приставил к его горлу нож.

— Ты кто?

— Твой друг. Друг. Единственный в этом месте, Мэтт Конвей. Несправедливо обиженный, который готов поделиться с тобой своим печальным опытом.

Конвей подтащил не оказывавшего сопротивления мужчину ближе к свету. Незнакомец инстинктивно прикрывал свое лицо, словно существо, привыкшее жить в темноте. Конвей не верил своим глазам.

— Алтанар. — В голосе его не было сомнения, но было нескрываемое изумление. — Я слышал, что ты и Джонс… Жрец Луны…

Моргая ехидно поблескивающими глазами, Алтанар прервал его:

— А-а, похвально, Конвей, похвально. Вижу, ты быстро усвоил. Но еще не до конца. Учти — малейшая оплошность, и ты можешь оказаться в руках Человека-Который-Есть-Смерть. Имя Джонс забыто. Его нельзя произносить.

Опустив нож, Конвей спросил:

— Он отрицает, что был одним из нас? Одним из путешественников, что пришли в Харбундай и Олу?

Исполненным любезности жестом Алтанар указал на единственное в комнате кресло. Конвей сел, ожидая ответа. Бывший тиран, одетый сейчас в потрепанную фуфайку и мешковатые штаны, едва достававшие до середины икр, выпрямился в полный рост. Голова горделиво запрокинулась, подбородок подался вперед, и на какое-то мгновение показалось, что в комнате промелькнула тень могущественного короля Олы.

— Он не так прост, чтобы отрицать это. Он «полагает», что этот вопрос просто не должен обсуждаться. Важна только его жизнь. После второго рождения. — Последние слова Алтанар произнес, как шутку, но Конвей не увидел никаких признаков веселья на лице короля-оборванца. Он также отметил, что Алтанар выдержал минутную паузу, внимательно рассматривая лицо своего слушателя. Всё выглядело так, будто ночной гость провоцировал Конвея на выражение неверия либо непочтительности к Жрецу Луны.

Конвею было любопытно, догадывается ли сам Алтанар, насколько неуклюжи его попытки.

— Расскажи мне об этом втором рождении, — попросил Конвей, и Алтанар заговорщически наклонился вперед.

— Теперь понял? Тебе нужен друг. Разве ты не знаешь, что Лис настаивает на твоей смерти? Каталлон, напротив, хочет оставить тебя в живых. Его цель — выпытать у тебя все секреты, заставить тебя обучить кочевников делать оружие-молнию, научить их пользоваться им. И только тогда Лис может убить тебя.

Криво усмехаясь и обращаясь, скорее, к самому себе, Конвей произнес:

— Итак, все это — дело времени. — Затем спросил: — Говорил ли когда-нибудь Жрец Луны этому Лису, почему я нужен ему живым? Или Каталлон? И кто такой, в конце концов, Лис? И как тебе удалось так сблизиться с Джо… со Жрецом Луны? Честно говоря, по виду ты не тянешь на близкого друга нового Сиа.

Не без интереса Конвей отметил, что Алтанар все еще остро реагирует на непочтительное к себе отношение. Но было поучительно и то, как быстро он подавил свое недовольство. Конвей подумал, что Алтанар не изменился, но научился держать себя в руках. Заметил он и круглые рубцы на тыльных сторонах кистей рук Алтанара. Следы ожогов. Торчавшие из сандалий пальцы ног бывшего короля росли в разные стороны. Явно были сломаны и после этого их не лечили. Конвей отвел взгляд.

Алтанар наконец заговорил:

— Веди себя очень осторожно. Ты не сможешь здесь выжить без влиятельного союзника. Я слишком слаб, чтобы стать кому-нибудь союзником, и слишком презираем, чтобы быть кому-либо другом. Даже с бежавшими из Коса рабами обращаются лучше. Если они могут воевать и согласны принять культ Луны, то становятся свободными людьми. А я могу обратиться лишь к тебе, Мэтт Конвей. Когда-то мы были врагами, но я знаю тебя как человека мужественного и честного. Полагаюсь на твою милость. Стань мне другом, и клянусь, я буду служить тебе днем и ночью. Все, что я прошу взамен, — это сделать мою жизнь не такой мучительной. Ты был прав, когда не поверил, что я могу быть советником Жреца Луны. Он презирает меня. Я его добыча. Мое падение оттеняет его величие. Для него я — грязь. Но, как всякая грязь, я прилипчив. — Рука его потянулась вперед, неуверенно, словно мотылек, отыскивая свой путь. Она коснулась рукава Конвея и тут же отпрянула. — Я не стремлюсь к мести. Страдания превратили меня в созерцателя. Я довольствуюсь самыми простыми радостями. Но я не могу позволить, чтобы ты запутался в интригах Летучей Орды. В этом месте друг должен защищать друга. И я с радостью отдам жизнь ради друга, если обрету его.

— Похоже, с тобой обращались довольно мерзко.

— Сейчас уже не так плохо, как раньше. Уже не пытают. Просто бьют, пинают. Постоянно унижают. Иногда я думаю о смерти, как об избавлении. Но я никогда не забываю, что Церковь не приемлет самоубийства.

— Меня не интересуют законы и желания Церкви, — оборвал его Конвей.

— Конечно, конечно. Они там перебирают. Чересчур лезут в душу. Но все равно, я еще не готов умереть.

— И я тоже. Поэтому я вспоминаю, каким ты был прежде. Хотя сейчас ты предлагаешь свою дружбу. Ну ладно, расскажи мне лучше, откуда взялся этот Жрец Луны.

Присев на корточках на плотно утрамбованном земляном полу, Алтанар стал рассказывать, покачиваясь на пятках и не спуская с Конвея немигающий гипнотический взгляд. Он описал свой побег из Трех Территорий, завершившийся его рабством, свой союз с Лисом Одиннадцатым, Каталлоном и новым Жрецом Луны. Когда Конвей спросил его об алтаре, Алтанару стало явно не по себе. Напуганный до глубины души, он стал рассказывать о том, как появился алтарь, описал обряд жертвоприношения, припомнил ужасающие подробности его действия на жертвы.

Конвей продолжал слушать, но разум помимо его воли стал припоминать «новшества», внедренные в этом мире людьми его времени. В Оле Леклерк усовершенствовал подъемные краны, повысив их эффективность и безопасность. Сам он построил первые коксовые печи. В общем, каждый приложился. Лучшие оборонительные стены, лучшие мечи. Еще одним «чудом» с их стороны было повторное изобретение пороха. Масса других мелочей, которые сразу и не припомнишь. А теперь Жрец Луны покоряет Летучую Орду с помощью магии электрического генератора.

Конвей даже не подозревал о той горькой, волчьей ухмылке, появившейся на его губах при этих мыслях. Но Алтанар заметил ее и истолковал по-своему:

— Ты мне не веришь? Просто ты никогда не видел алтарь, не видел, как Человек-Который-Есть-Смерть выжигает жизнь из очередной жертвы. Не смейся над тем, чего не понимаешь.

Указав на «вайп», Конвей сказал:

— Я кое-что понимаю в том, как управлять молниями. Неужели ты полагаешь, что я не догадываюсь, зачем Жрецу Луны надо, чтобы мы с Тейт стали на его сторону? Обижаешь.

— Прости, я стал слишком раздражителен. Слишком. При таком обращении это не удивительно. В каждом жесте начинаешь усматривать оскорбление.

— Такое происходит и при истрепанных нервах. Я и сам разошелся. Скажи, а какие еще чудеса совершал Жрец Луны.

Алтанар был явно изумлен:

— Еще? Больше никаких! Зачем ему это? Он воскрес из мертвых. Я был при этом, видел своими глазами. И Лис тоже. Сила его духа заставляет подчиняться его приказам. Он приносит свет Луны, который убивает его врагов и неверных. Какие еще нужны чудеса?

— Так убивает лунный свет или молния?

— И то, и другое. Жрец Луны все нам объяснил. Когда Луна распределяет свой свет по всему миру, этот свет мягкий и благостный. А если его сконцентрировать в одном месте, он превращается в молнию и убивает.

— Понятно. Однако, несмотря на все свое могущество, Жрец Луны не правит в Летучей Орде. Ты упоминал об интригах. Кто тут против кого устраивает заговоры?

— Да никто. Пока. Но все вынашивают планы. Лис готовит ударные отряды разведчиков. В этих отрядах лишь его Дьяволы и Пожиратели Бизонов. Все знают, что это его личные войска, фанатично преданные Жрецу Луны. Каталлон ненавидит их. Ненавидит Лиса. Но они нужны ему для усиления могущества Летучей Орды. Каталлон подозревает, что Жрец Луны хочет занять его место, но еще не осмеливается выступить против него. Люди здесь пока колеблются. Жрец Луны для них Бог, но Каталлон — вождь. Большинство поклоняются Жрецу Луны, но многие из них тем не менее считают, что людские дела должны вершить сами люди. Бог, живущий среди обычных людей, опасен. Его боятся. Он распоряжается жизнью и смертью, не сдерживаемый ни своей совестью, ни страхом наказания в этом или будущем мире.