Внезапно Сайла все поняла. Этот человек беспокоился о своем еще не рожденном сыне. По-своему он заботился о Ясмалее. Человек, обученный отвергать все человеческое в себе, естественно, даже не мог допустить и мысли о том, что можно заботиться о ком-то другом. Но он понял, что та, прежняя жизнь отнюдь не единственная и правильная — он почувствовал желание иметь друга. Под слоем черствости и жестокости этот человек внутренне боролся за право быть свободным, право заботиться о ком-то, право выразить себя.
Как хорошо она погашала жизнь, покорную власти и желаниям других. Вся ее жизнь — это уловки и хитрые маневры. Он же правил страной железной хваткой, осознавая, что его сила — это его тюрьма. Такого человека можно убедить, можно заставить повести людей на правое дело. И если не доводами морали, то доводами практическими. Он может стать свободным, нужно только сорвать с него эту нечеловеческую маску.
— Теперь я твой друг, — произнесла Сайла, глядя ему в глаза.
Капитан отшатнулся назад, будто получил удар в грудь:
— Нет, — с тревогой в голосе ответил он, — ты никогда не должна произносить эти слова. Я уже подверг тебя опасности, взяв с собой сюда. Когда мы вернемся, ты всем будешь говорить, что я сделал это для того, чтобы обсудить с тобой вопрос о Жрицах Церкви, которые будут растить моего сына. Ты скажешь, что я не доверяю Жнее и хочу сам позаботиться о мальчике, подозревая, что она попытается завладеть им. Помни, Сайла, что мы ни о чем больше не говорили. Отец предостерегал меня, что мой форт — самое опасное место, какое я когда-либо видел. Ни ты, ни твои друзья здесь не помогут. Мои шпионы все видят и слышат, и они преданно обо всем меня информируют, надеюсь… Один Всемогущий знает, как вероломно они отчитываются перед кем-то другим. Никому не доверяй. Никому не верь. В первую очередь защищай себя. Если ты действительно мой друг, отрицай это, с кем бы ты ни говорила.
На этом он прервал беседу и, изменив курс, направил лодку в крутой водоворот, приподнявший корму в небо. Брызги воды капельками расплавленного серебра рассыпались вокруг. Оставив Капитана, Сайла села на доски лицом к носовой части, прислонившись к мачте спиной. Покачивание лодки, дуновение ветра, запахи воды и дерева стали неотделимой ее частью. Солнце ласкало ее своим теплом, наполняя сознание безмятежным спокойствием. Только сейчас напряженные мышцы расслабились, давая уставшему телу короткий отдых.
«Капитан блестяще перечислил сходства и различия между нами, не подозревая, что это тоже был признак человеческого чувства, заботы, — думала Сайла, улыбаясь. — Кроме того, он увидел то, что сближает нас, делая похожими: одиночество. Странно, он ищет друзей и одновременно отвергает дружбу с любым, кто ее предлагает».
Противоречие, ставшее результатом эмоциональной изоляции, искажающей человеческие представления обо всем и обо всех. Это тяжесть в груди, невыносимая боль. Боль, которая отгораживает даже от самых близких и дорогих друзей. Одиночество, разделяемое ею с Капитаном, было своего рода способом принятия решений. Кто понимал это одиночество лучше, чем Избранная, ставшая Жрицей Роз, Цветком Церкви?
Глава 62
Додой повернул голову, гадая, чем может быть так обеспокоена Ланта. «Робкая маленькая Ланта», — думал он, наблюдая за тем, как она пересекает двор и направляется к дому, такая крошечная и беззащитная. С уходом Конвея она стала еще мрачнее, чем обычно.
Как бы то ни было, это уже не имеет значения. Оба они искали пути для сближения, но в конце концов остались на разных берегах. Взрослые всегда ведут себя глупо.
Додой думал о женщине, с которой жил капитан Скэнов. Определенно, она была ведьмой. Скэн бил его только для того, чтобы подчинить себе. Женщине же нравилось издеваться над ним. Съежившись, Додой вспомнил, как он кусал себе кулаки, чтобы не закричать, когда она полосовала ремнем его ноги. Она любила слушать, как он кричит. Когда она увидела, что он вытирает слезы, то чуть не откусила ему палец. Он до сих пор слышит ее голос, видит свою кровь, капающую с ее толстых, мокрых губ. «Тебе больше нравится, когда тебя кусают? Или когда тебя избивают ремнем, а? Отвечай!» — Ремень опять хлестанул по ногам, и в тот момент он закричал. Он не знал, остановил ли ее крик, или она просто физически устала терзать его.
В одном он был уверен — женщины по природе хитрее и подлее мужчин. Они хорошо умеют это скрывать, но он-то все знает.
Тем более ему было удивительно видеть мужчин, которые тратят время на поиски женщин, как будто их жизнь закончится, если они не найдут себе пару. Додой провел многие часы, думая об этом, и решил, что не будет иметь с женщинами никаких отношений.
За исключением одной, которая так любит размахивать ремнем.
Он поежился. Послеобеденные облака затянули небо над двориком. Холодок начал пробирать до костей.
Он пошел вслед за Лантой в дом. Скрюченный от холода, заглянул в щель едва приоткрытой двери. Ланта была чем-то занята.
Дымок, поднимавшийся от жаровни, обогревающей комнату, убедил его войти.
Толкнув скрипучую дверь, Додой оказался в комнате. Ланта вспорхнула, как перепелка. Ей потребовалось некоторое время, чтобы прийти в себя.
— Ты напугал меня. — наконец проговорила она, пытаясь отдышаться. — Тебе говорили, что нужно стучать перед тем, как войти?
— Я забыл, — извиняющимся тоном произнес Додой.
Вода в котелке, стоящем на углях в жаровне, начинала закипать. На столе уже была приготовлена пустая чашка.
— Ты возвращаешься на Остров? — поинтересовался мальчик, указывая взглядом на дорожную сумку Ланты. Сумка была открыта.
— Кто тебе об этом сказал? — ее глаза удивленно округлились.
— Никто. Ты не нравишься Ясмалее, поэтому ты отсюда уезжаешь. Куда тебе еще ехать? А мальчик говорил, что они убьют нас, если мы попытаемся встретиться с людьми, которые живут за стенами замка.
— Какой мальчик?
— Ну, мальчик, с которым я играл. Он живет здесь с мамой и папой. Здесь больше нет детей, кроме него и меня. Он делает все, что я ему говорю, иначе я не буду с ним играть. Он глупый.
— Неужели здесь больше нет детей, кроме вас?
— Да, ты просто никогда не замечала: ведь тебе все равно. Вы в этом сами виновата. И Сайла, конечно, тоже.
— Объясни, пожалуйста, что та имеешь в виду. — Перестав упаковывать вещи, Ланта пристально посмотрела на него.
— Капитан заставил выслать отсюда всех детей рабов, потому что Сайла не хотела видеть их здесь. Здесь не живут дети Команды, за исключением того мальчика. Он сказал, что его семья будет в опасности за стенами форта. Дело в том, что несколько членов Команды готовили покушение на Капитана, а отец того мальчика донес на них.
— Бедный ребенок. Он, наверное, совершенно одинок. Ему нужен друг.
— Я хорошо к нему отношусь, потому что он мне рассказывает много интересного. Он слышит то, что говорят взрослые. Он еще маленький, поэтому они уверены, что он ничего не понимает. — Додой исподлобья взглянул на Ланту, пытаясь определить, какой эффект произвели его слова.
— Друг — это самое драгоценное, что есть на свете. — Ланта закрыла глаза и некоторое время молчала.
Додой был уверен, что за этим жестом что-то кроется — у него появилась идея.
— Ты возвращаешься на Остров, чтобы быть вместе с твоим другом Конвеем? — спросил он. Ланта замерла.
«Эти слова испугали ее», — подумал Додой, но было что-то еще. Он не мог быть в этом уверен, пока она не заговорила:
— Да. И к другим моим друзьям: Тейт, Налатану, Валу и Ти.
— Ти? Но она тебе не друг.
— Не говори так!
Додой с удовлетворением заметил, что она разозлилась.
— Все, чего она хочет, — это освободить рабов, — с притворным сочувствием произнес он.
Ланта быстро успокоилась и даже улыбнулась:
— О, да. Это доброе дело, ты сам знаешь.
Конечно, он это знал. «Она, наверное, думает, что я глупец, — размышлял Додой — Когда я сказал, что Ти вовсе не друг Ланты, она разозлилась. Так что же ее так расстроило? Конвей!» Он проклинал себя за то, что не заметил этого раньше. Конвей преследовал Ти, как мужчина преследует женщину, но Ти было все равно. Ланта хотела быть рядом с Конвеем, но он не обращал на нее внимания.
