Конвей не мог не признать справедливости обвинений, логику этих вопросов. Стараясь не допустить бурного конфликта, он попытался убедить Дженет, что помогающие им люди не такие дикари, как Алтанар, и ничего общего не имеют с Дьяволами. Он напомнил, что они с Леклерком обучают людей короля пользоваться огнестрельным оружием, и лишь поэтому к ним относятся пока достаточно снисходительно.

— Алтанар выбрал для этой цели самых способных воинов, — продолжал Мэтью. — И очень скоро они вполне смогут обходиться без нас.

— Отлично! — воскликнула Картер. — Я рада. Во всяком случае, нам не придется больше воевать. Нельзя отрицать, что король был прав, развязав эту дурацкую войну: ему необходимо восстановить контроль над Внутренним Морем. Мне противна сама идея войны, но ведь море действительно его. Пусть забирает оружие. Он же объяснил, почему оружие надо передать его людям: Алтанар переживает, чтобы нам, не дай Бог, не пришлось стрелять в Тейт или Джонса. Оружие нам здесь не понадобилось, так что черт с ним. Я счастлива, что больше его не увижу.

Почувствовав вдруг нарастающую неприязнь и даже враждебность вокруг себя, Картер отпрянула, словно в испуге. Последовала неловкая тревожная пауза, которую прервал ее резкий, как звон разбитого стекла, смех. В жестах женщины чувствовалось огромное нервное напряжение.

— Я знаю, о чем вы думаете! Что я защищаю его. Да ведь это же глупо!.. Я просто сказала, какой страшной опасности мы себя подвергнем, попытавшись бежать отсюда. Необходимо успокоиться и все взвесить. Почему вы не желаете понять, что Алтанар так же не волен в своих поступках, как и мы?! Мы видим творящуюся здесь жестокость, но почему вы исключаете, что его просто вынуждают так поступать? А вдруг все это совершается без его ведома? Мы ведь не можем пожаловаться на плохое к себе отношение. К тому же надо учесть, что Алтанара втянули в войну, а мы для него — ненадежные и опасные союзники.

Вмешался Леклерк:

— Он относится к нам, как к телятам, которых следует откормить, прежде чем зарезать. Когда ты наконец поймешь это? Тогда, когда тебя распластают на одной из скал на Берегу Песен?

Побледнев, Картер застыла с открытым ртом. Это выглядело бы комичным, если бы не полный гнева взгляд. Через несколько секунд она полностью овладела собой, спокойно произнеся:

— Я говорю лишь о том, что нам следует проголосовать.

— Конечно, — немедленно согласился Конвей, — но мы должны оставаться вместе. Решает большинство, и если мы бежим, то бежим все. Согласны?

Все кивнули. Мэтт опросил всех по очереди, и лишь Картер высказалась за то, чтобы остаться. Она встретила принятое решение без комментариев и без явного недовольства. Конвей постарался убедить их, сколь важно сейчас вести себя как ни в чем не бывало. При этом он наблюдал за Дженет, отмечая, как та помрачнела. Мэтт припомнил их споры по поводу выхода из пещеры: Картер и тогда была против. Но самое любопытное заключалось в том, как быстро сломило ее упоминание о Береге Песен. Похоже, женщина просто инстинктивно избегала неприятностей. И ей требовалось время, чтобы воспринять новую идею.

Бернхард спросила, как он намеревается планировать побег, и Конвей признался, что точного плана не существует.

— Те, кто нам помогает, должны выбрать наиболее удобный момент. Мне лишь известно, что мы выступим после восхода луны. Поэтому необходимо зачернить руки и лица. Проверьте друг друга, чтобы не было видно никаких светлых или блестящих предметов. Паковать вещи так, чтобы ничего не бренчало. И быть готовыми выступить в любое время после наступления темноты.

Послышался голос Анспач:

— А эти твои друзья — то, что Дженет говорила о них, правда? Мы видели кого-нибудь из них? И куда они нас переправят?

— Отвечаю по порядку, улыбнулся Мэтт, — да, нет, не знаю. Некоторых волнует, есть ли у нас шанс. Шанс-то есть, а вот выбора, по-моему, нет.

Сью тоже улыбнулась, слегка пожав плечами. Когда Конвей взглянул на Картер, та опустила голову, внимательно изучая свои ботинки.

Расставаясь, они изо всех сил старались выглядеть так, будто ничего особенного не произошло, а Леклерку вообще удавалось сохранять идеально беспечный вид. Мэтт даже слегка переживал, насколько спокойно прозвучало «пока» из его уст. У Луиса больше оптимизма, чем у остальных, можно в этом не сомневаться.

Конвей улыбнулся, вспомнив, с какой гордостью Ти описывала ему ячейку из четырех человек и рассказывала, что лишь один из четверых знал, как связаться с другой ячейкой. Она была абсолютно уверена, что они первыми додумались до столь совершенной структуры. За воспоминанием последовал очередной приступ опустошающей депрессии, все больше и больше беспокоившей Мэтта.

Несмотря на все возможности и преимущества, лежавшие у ног заселявших этот мир людей, они ни на йоту не отличались от тех, что сожгли, взорвали и извели друг друга болезнями почти до полного уничтожения. Миллионов квадратных миль свободных земель было более чем достаточно для всеобщего процветания, но хомо сапиенс продолжал воевать и убивать, завидуя малейшему успеху своего ближнего.

И он, Конвей, оставался частью этого безумия. Он уже убивал во время боя у реки. А будь у него шанс, он, не задумываясь, выстрелил бы в Алтанара. После этого в мире стало бы легче дышать.

Так чем же он лучше других?!

Кто дал Мэтту Конвею право разнести на куски того кровожадного дикаря? Какое он имеет право вновь убивать?!

Сомнения разъедали его душу. Чувство, что все вокруг бессмысленно, сковывало сознание, парализуя волю и инстинкт самосохранения. Но человечество должно, должно выжить!

Этот простой довод позволил Конвею вновь обрести душевное равновесие, почувствовать почву под ногами. Он мысленно расправил плечи. Не зря ведь говорят, что надежда умирает последней. Зло так же присуще людям, как и добро. Главное найти в себе силы противостоять этому злу. Если для свержения Алтанара или ему подобного требуется его, Конвея, вооруженное сопротивление, оно будет оказано.

Его философствования были прерваны пронзительными металлическими нотами военного горна, извещавшего со стен замка о наступлении полудня. Прекратив бесцельные шатания по парку, Конвей направился в столовую. Особого аппетита у него не было, однако он не исключал возможности, что в следующий раз доведется поесть не скоро. Сидя в одиночестве за узким длинным столом, Мэтью поглощал обильную снедь с усердием изрядно уставшего работника. Сегодня на обед оказалось отличное жаркое из говядины с огромными ломтями хлеба. Были еще сыр, сухие и моченые яблоки и разные джемы. Покончив с едой, он допил кофе из корней одуванчика и, ухмыльнувшись, подумал, что с питанием важно не переусердствовать. Если он умнет столько же за ужином, то, пожалуй, не сможет бежать.

— Приятно видеть, как ты улыбаешься.

Тихий высокий голос Ти раздался за его спиной так неожиданно, что Конвей вздрогнул, едва не выронив чашку.

— Как ты тут оказалась? — Задавая вопрос, он нервно осматривал зал. Чувство тревоги, с которым ему удалось на время справиться, вновь охватило Мэтта.

— Не беспокойся так, просто я здесь работаю. И вполне естественно, что разговариваю с тобой. Только тебе следует нахмуриться: пусть думают, что ты меня ругаешь.

— Ну и местечко. — Конвей снова посмотрел на нее. — У нас все в порядке?

Ти опустила глаза, изображая провинившуюся служанку.

— Все уже готово.

Мэтту была видна лишь одна ее щека, и, заметив, как та разрумянилась, он вновь занервничал, но в этот миг снова услышал голос Ти:

— Не хочу, чтобы ты уезжал.

Взволнованный Конвей в порыве чувств едва не взял ее за руку.

— Пойдем с нами, прошу тебя, — почти прошептал он.

Вздрогнув, Ти несколько мгновений смотрела на него изумленными глазами, а затем отпрянула назад, словно испугавшись, что он ее ударит. Голос ее прерывался.

— Не говори так. Пожалуйста, уходи. — Она повернулась, чтобы уйти, но Мэтт стремительно схватил ее, стараясь выглядеть разгневанным.