Остановившись перед разносчиком фруктов, Мэтт смотрел прямо вперед. Обязанностью того было убедиться, что разговаривать безопасно. Если торговец не будет удовлетворен своими наблюдениями за стражей, то просто что-нибудь продаст Конвею и отправит его своей дорогой. Так или иначе, сегодня он чересчур живо начал разговор. Однако первый же встревоженный взгляд Конвея успокоил его, вернув к роли продавца. Через секунду он взял горсть сушеных персиков, изображая, будто расхваливает их перед покупателем. Однако вместо этого он произнес:

— Вал хочет знать, не отобрал ли Алтанар у вас оружие.

Крякнув от удивления, Мэтью помотал головой:

— Нет, это было бы слишком!..

Однако торговец продолжал:

— Блюстители истины набирают людей в армию и в свои собственные ряды. Один из фаворитов Алтанара сказал, что нападение на Харбундай произойдет намного раньше, чем кто-либо ожидает, и если ты и твои друзья не поведут их вперед со своим громовым оружием, то это сделает кто-то другой. Вал очень беспокоится за вас.

— Ты имеешь в виду, за оружие.

Продавец улыбнулся, демонстрируя еще одну горсть сушеных персиковых долек. Конвею они больше напомнили старые усохшие уши.

— Вал считает, что без вас от них не будет толку.

Взяв дольку, Мэтт откусил кусочек. Она была не намного мягче коры одноименного дерева, но приятна на вкус.

— И что же нам делать?

— Быть готовыми к побегу. Особого предупреждения не будет. И отсюда тебе тоже лучше уйти, — взгляд торговца метнулся за спину Конвея. Более громким голосом он сказал: — Я подарю тебе тот, который ты уже съел, но это моя последняя цена. Три монеты — это дешево!

Мэтью отсчитал деньги, и продавец завернул покупку в листок грубой бумаги, перевязав сверток бечевкой.

— Приходи еще, — сказал он, быстро улыбнувшись. Конвей отошел.

Дорога к выходу с рынка была одной из самых трудных в его жизни. Мысли метались, он вспоминал о красных пылающих искрах, взвивающихся над печами кузнецов. Он был так же беспомощен. Тьма могла поглотить его, как эти искорки. Мэтью попытался думать о друзьях и о том, как они отнесутся к необходимости побега. Это будет все равно как второй раз покидать пещеру: оставаться слишком опасно, но уйти можно только в неизвестность.

Мэтта смущало, что он не в силах полностью сосредоточиться на этом. Как всегда, мешали мысли о Ти.

Всю зиму Конвей пытался не придавать происходящему значения — даже в те невыносимые ночи, когда он ждал ее, а она не приходила. Иногда в такие ночи он вообще не спал, а если и спал, то неизменно просыпался в холодном поту и с громыхающим сердцем, страх до боли въедался в кости. Хуже всего было первые несколько секунд, но страх надолго оставался отравой, не дававшей ни есть, ни думать, — пока он снова не увидит Ти и не удостоверится, что все в порядке.

Даже тогда Мэтт убеждал себя, будто боится за нее, как боялся бы за любого другого, живущего по капризу Алтанара.

В те вечера, когда Ти оставалась с ним, он растворялся в таком безбрежном блаженстве, что легко готов был согласиться с мыслью: Мэтт Конвей никогда не был никем иным, никогда не жил нигде, кроме как здесь. Но в ярком свете дня он доказывал себе, что по-прежнему одинок, — как и она.

Когда они вдвоем, перебираясь под покровом темноты через стену замка, отправлялись в город, он боялся за Ти намного сильнее, чем за себя самого. И в то же время гордился ее быстротой, ее силой, ее неукротимой храбростью. Их близость в эти ночи, скованная опасностью, была оргией горечи и сладострастия.

Впереди возвышались тяжелые створки Восточных ворот, и именно теперь Конвей вдруг признался себе, что не сможет покинуть это место один, без нее. Лицо горело, но он улыбался, понимая, что впервые честно сказал себе о Ти. И почувствовал себя прекрасно.

Глава 64

Два дня Конвей мучительно пытался решить, сообщать ли своим друзьям о предстоящем побеге. С одной стороны, они мало что могли подготовить, а если начнут проявлять какую-либо необычную активность, то королевские блюстители истины что-нибудь заподозрят. Точнее, станут подозревать еще больше, поправил он себя. Они и так не доверяют всем и вся. И не без причины. Многие ненавидят Алтанара, но эта ненависть сродни той, какую обращают на реку, в которой утонул ребенок, или на огонь, в котором сгорел дом со всем скарбом. Вокруг короля была аура неземного могущества. А блюстители несли жестокость Алтанара в народ. Когда король приказывал причинить боль, они причиняли ее. И куда бы ты ни направлялся, всюду их глаза следили за тобой.

Наутро третьего дня один из них явился к Мэтту, передав лишь, что король желает его видеть. Он был одет в свои официальные белые штаны, рубаху и накидку. Конвей почувствовал, как напряглись мышцы. Стражник шел позади него, время от времени подавая односложные команды. Их рты передавали приказы короля бесцветно и безжизненно. И у них было право убивать любого, отказавшегося повиноваться.

Войдя в королевские покои, Конвей даже не обратил внимания на мрачную маску, нарисованную на внутренней стене. Он быстро обошел ее, улыбаясь от радости, которой на самом деле не чувствовал. Алтанар встретил его весьма дружелюбно, чем еще больше укрепил Конвея в подозрении, что что-то затевается. Вскоре стало ясно, что именно.

— Я был вынужден пересмотреть свои планы относительно войны с Харбундаем, — произнес Алтанар. — Я собирался использовать ваши силы, чтобы переломить исход битвы в самый напряженный момент. И хочу, чтобы первое сражение оказалось последним. Моей целью является полное уничтожение армии Харбундая. В конечном итоге это сохранит жизни моих подданных. Ты согласен?

Мысль о том, что им не придется участвовать в войне, принесла большое облегчение, особенно учитывая то, что Тейт находилась где-то в тех краях. Но под словами Алтанара скрывалась угроза. Мэтью осторожно согласился.

Алтанар понимающе улыбнулся:

— Я чувствую твою сдержанность. Это хорошо. Наши войны не должны вас интересовать. Однако я хочу попросить вас обучить нескольких моих людей обращаться с вашим оружием. — Он изобразил сожаление. — Я согласен, что оружие принадлежит вам и вы используете его в моих интересах. Но у нас появилась новая проблема.

— И в чем же состоит «наша» проблема, король? — Конвей подчеркнул это слово, вызвав в глазах Алтанара неожиданную вспышку раздражения. Она тут же исчезла, уступив место одной из его слащавейших улыбок.

— Мы обнаружили ваших друзей. Двоих, чьи имена Джонс и Тейт. Они обитают в землях жирного маленького труса, величающего себя бароном Джалайлом. Тебе бы стоило сообщить мне, что та женщина — черная, о таких диковинках надо рассказывать. Так или иначе, они прибыли туда вместе с попавшим в немилость сыном Вождя Войны и его лучшим другом, изгнанными из племени Людей Собаки. Они в ответе за ту коварную атаку, которая стоила мне трех дивизий. Я не могу просить вас воевать с Харбундаем, зная, что ваши друзья будут сражаться за противную сторону.

— И ты хочешь, чтобы мы вместо этого обучали других для войны с нашими товарищами?

— Конечно, нет! — Алтанар был оскорблен. — Я за свои деньги направлю вестника сообщить этому так называемому барону, что вы находитесь на моей службе. Я дам ему шанс не ввязываться в битву и намекну, что буду за это весьма признателен. Если же он считает, что это ниже его чести, и будет настойчиво сопротивляться неизбежному, я предупрежу его, что не щажу побежденных. И, наконец, вы сообщите своим друзьям, что не принимаете участия в войне, так как она не имеет отношения к вашим интересам, и попросите их сделать то же самое.

— Но вы обучите людей нам на замену.

Теперь улыбка Алтанара стала алчной, он явно наслаждался гораздо более широкими перспективами, чем те, которые доверил своему слушателю.

— Одна неожиданность в битве подчас стоит двух дивизий. Ваше оружие будет стоить самое меньшее пяти. — Он быстро посерьезнел. — Так или иначе, самое важное то, что мы пощадим ваших друзей.