– Вы же понимаете, что это все временные трудности.
– Мы и на земле тоже живем временно и постоянно преодолеваем трудности, которые сами же себе создаем, – начал отвечать Одинцов, любитель пофилософствовать. – Каждый раз наши так называемые временные трудности становятся резиновыми и растягиваются на неопределенно длительное время…
– Тише вы! Летит!
В раз наступившей тишине все стали настороженно вслушиваться. На аэродром заходил на посадку вертолет.
– Это не наш!
– Точно, не наш.
Екимов насторожился: надо идти встречать начальство.
– Из Кабула, но не штабной, – успокоили его инженеры, вслушиваясь в характерный хлопающий звук. – Тяжелый, транспортный.
– По нашему заказу доставляет запчасти и боеприпасы.
– Ми-шесть?
– Точно, это Ми-шесть!
– Мы спасены, Николаич! – радостно воскликнул майор Одинцов. – Это Ми-шесть, тяжелый транспортный вертолет, в котором, как известно, в противообледенительной системе лопастей используется качественная спиртоглицериновая смесь!
Инженеры загадочно переглянулись, понимая друг друга с полуслова и полувзгляда. Екимов, поддерживая общее настроение, одобрительно кивнул.
– Кого пошлем гонцом?
– Рисковать не будем, – сказал Одинцов, надевая фуражку. – Дело серьезное и ответственное. Если общество не возражает, то к вертушке пойду сам.
Вернулся он довольно быстро. Но выразительная физиономия майора говорила больше слов. Радостное ожидание потухло, как огонек зажженной спички на ветру.
– Не тяни резину, Иван. Выкладывай!
– А чего тянуть? Смесь-то есть, да не про нашу честь.
– Не темни!
– А чего тут темнить? Смесь имеется в наличии, но не такая, какая нам требуется на данный момент жизни, – и грустным тоном закончил. – Навряд ли кто-либо из вас отважится ее опробовать.
Одинцов рассказал, что бортовой техник вертолета, – бестолковый раззява и тупица, каких мало на белом свете! – по своей дурости совершил непоправимую ошибку: он залил ценную жидкость в канистру из под керосина, и теперь от нее за десятки метров несет, как от хранилища горюче-смазочных материалов.
В комнате наступила тягостная тишина. Из глубины кто-то спросил:
– А ты образец на пробу взял?
Кто-то добавил со знанием дела:
– Еще надо анализ сотворить, чтобы убедиться в непригодности этой смеси.
– Вы что же это, совсем меня за мальца-несмышленыша принимаете?
С этими словами майор Одинцов достал из-за пазухи помятую алюминиевую армейскую фляжку. Потряс ею в воздухе, как ценным трофеем.
– По самое горлышко заправили!
– Тогда открывай, чего тянешь, – раздались обрадованные голоса со всех сторон.
Фляжка с отвинченной крышкой пошла по рукам. В комнате запахло керосином. Этот запах перебивал прокуренный сигаретный дух. Инженеры кисло морщились.
– Проблема, мать твою ети…
– Задачка для химиков с двумя неизвестными.
– Надо же умудриться такую ценность испохабить!
– Хватит трепаться! – Одинцов взял фляжку, завинтил крышку. – Какие будут предложения?
– Надо помозговать…
– Безвыходных положений не бывает.
Стали совещаться. Инженеры в авиации – это научно-техническая элита, народ мозговитый и сообразительный. Перебирали разные варианты и способы очищения. Напрягали умственные возможности.
– В процентном отношении в данной жидкости количество спирта значительно больше, чем добавленного глицерина и тем более керосина. Если взять объем канистры, то в спиртосодержащей смеси керосина кот наплакал.
– Но запах гадский!
– Его и надо нейтрализовать!
– Чем? В этом весь вопрос.
Вспомнили известный фильм «Хроника пикирующего бомбардировщика» и то, как его герои пили разведенный технический спирт, назвав тот напиток «Ликер-шасси».
– А что, если попробовать перебить керосин кока-колой? – предложил командир эскадрильи. – У нее тоже запах стойкий и основательный.
– Верно, командир! Минус на минус дают твердый плюс.
Скинулись и послали гонца купить кока-колу. Пока он выполнял коллективное задание, на столе появились рыбные и мясные консервы, нарезанные крупными кусками хлеб и лук.
– Доставай нурсики!
Нурсики – небольшие пластиковые колпачки от НРов – неуправляемых ракет. Их было много, и летный состав использовал их в качестве заменителей стаканов.
Спиртосодержащую смесь разбавили кока-колой. С общего согласия напиток окрестили именем «ликер-винт». Шутки шутками, а добиться положительного результата не удалось, несмотря на своеобразную пахучесть кока-колы. Керосиновый запах по-прежнему шибал в нос. Никто не решался пригубить напиток. В комнате повисла тягостная тишина. В открытое окно доносились людские голоса, шум проехавшей машины, пискливый голосок какой-то птички. Ситуация за столом сложилась почти гамлетовская – «пить или не пить».
Первым поднял свой нурсик Иван Одинцов.
– Вы как хотите, а я эти сто законных за нашу Советскую Армию приму! – и добавил со знанием дела: – Да и врачи рекомендуют болезни горла лечить именно керосином, как проверенным народным средством. Так? Ну, а если что не так, считайте меня коммунистом!
После этих слов, майор одним махом опрокинул содержимое пластикового стакана в открытый рот. Все, сидящие за столом, настороженно наблюдали за ним. Майор, шумно выдохнув, сунул в рот лук и, откусив кусок хлеба, стал торопливо жевать. Эксперимент продолжался в полной тишине. Все ожидали.
Одинцов молча придвинул к себе свиную тушенку, вилкой, не спеша, ополовинил банку. Потом посмотрел на застывшие в ожидании физиономии, весело улыбнулся:
– А что? Ничего! Можно! Пошла, родимая, согревать нутро. – И стал делиться опытом: – Главное, когда пьешь, то во рту никакого керосина не чувствуешь. Он, этот противный запах, появляется потом, когда выдохнешь. Понятно? Поэтому, как выпьете, рот закройте и носом не дышите!
– Ваня, мудришь!
– Чем же тогда дышать, если рот закрыть и носом нельзя?
– Как чем? – нарочито удивился Одинцов. – Я ж пояснил! Ладно, повторяю. Как выпьешь, сразу закрывай рот и носом не дыши.
Все дружно рассмеялись. Подняли свои нурсики, сдвинули их над столом, чокнулись.
– За нашу непобедимую и легендарную!
Майор Екимов выпил вместе со всеми, еще раз поздравил инженеров с праздником и направился встречать прилетающее начальство. «Благодаря стараниям наших правителей, – грустно думал он, – в прошлом непобедимая в настоящее время становится только легендарной». Противное ощущение, что выпил не спиртосодержащий напиток, а чистых сто пятьдесят грамм керосина, не проходило, стойко держалось и напоминало о себе при каждом выдохе.
– Товарищ майор!
Екимов остановился. Отдав честь, приблизился дежурный по части офицер. От него попахивало знакомым еще с курсантских лет запахом тройного одеколона. «Везет же людям», – понимающе подумал командир эскадрильи.
– Поступила секретная информация. Приказано вам доложить немедленно.
– Слушаю.
– Передаю дословно. Из Пакистана, по агентурным источникам, в провинцию Нангархар тайными горными тропами начинают перебрасывать вооруженные отряды Хикматиара, которые прошли специальную военную подготовку, – и добавил, что целевых конкретных указаний на боевые вылеты из штаба не поступало.
– Значит, надо ждать гостей, – высказал вслух свою мысль Екимов.
– Так точно, товарищ майор! Джелалабад – центр провинция Нангархар…
– Проверить и усилить охрану стоянок вертолетов, – приказал Екимов.
– Сам обойду посты, товарищ майор.
– Это все?
– Нет, не все. Есть и приятная новость. Прибыли афганские артисты, – с улыбкой доложил дежурный. – В честь нашего праздника они дадут концерт.
– Сколько их? – спросил Екимов.
– Шестеро. Четыре афганца и две женщины.
– Где они?
– Около штаба на перроне, товарищ майор. Хотят с вами договориться, когда разрешите им устраивать концерт.
– Пошли к ним.
Артисты почтительно приветствовали командира. Бросалась в глаза некая изысканность в одежде, интеллигентность в жестах. Мужчины смуглолицые с аккуратно подстриженными бородами, кисти рук тонкие, холеные, не знакомые с повседневным простым трудом. Две симпатичные молодые женщины, на вид которым можно было дать лет по двадцать пять. Брови у каждой подведены по-восточному сурьмой. Афганки стреляли черными глазами из-под дорогих шелковых платков, покрывавших их головы. Артисты принесли с собой старинные музыкальные инструменты, напоминающие волынку, дутар, пастушью дудку и восточный бубен, на основании которого поблескивали медные бляшки.