гимел. Стойкая память родных. Близкие удерживают в памяти слепок энергопотенциала, матрицу инкарнации, волновой образ…»

Герц задумался над недописанной строкой.

Почему призраки чаще всего являются родственникам? Почему их приход означает несчастье или близкую смерть? А может, они предчувствуют отток потенциала перед смертью и хотят подкрепиться? Аник убивал людей — это неспроста, ни один нормальный человек не делает этого. Девятнадцать только доказанных убийств… Он уже тогда нуждался в чужом потенциале — сколько и когда он потерял? в детстве? в юности? Как возник такой сильный пробой? во время войны? некая травма, потрясение; произошла утечка, и Аник стал восполнять потери… «Чужую жизнь готовы заесть…» А Клейн?

«Он тебя от жизни отгородил!» — говорила Стина. Она донор, подательница жизни. Люди избирают профессию, исходя из внутренних неосознанных импульсов. Она выбрала акушерство. Разумеется, она возненавидела Клейна — он жил за счет других. Значит, Клейн тоже подпитывался от живых? может быть, я не проверял… он был свободен, таскался, где хотел. А Аника мы чуть не сгноили в подвале.

Постой, постой, а куда стремился Клейн? Домой! Он до сих пор смотрит все русские фильмы, ходит в Общество любителей русского языка. Ностальгия? только ли?

Аник рвался к морю, он нам кричал об этом три месяца, а мы были как глухие. К морю и солнцу. Туда, где родился и вырос, к могучим силовым полям земли и моря, образованным рельефом и геологическим строением местности, имеющим уникальную конфигурацию.

Ну конечно же! Там он и зарядился!

Решение загадки принесло радость. Страх рассеялся; Герц даже невольно улыбнулся. Так. Последнее усилие, и мысли стали ложиться строчками на бумагу:

«далет. Ба — одна из составляющих души, согласно воззрениям древних египтян; это мощный потенциал, позволяющий обрести воплощение посредством заряда; это воля, порожденная всплеском эмоций и переживающая само тело. После инкарнации ба заставляет воплощенного совершать ряд действий, выполнить прерванную функцию, в частности — вернуться в привычный энергетический континуум. У живых это выражается в желании умереть и быть похороненным на родине — там легче быть мертвым.

Возвращение к истокам. Слепок объекта, запечатленный в ба, дает воплощенному стабильность и силовую подпитку…»

Герц поднял голову от рукописи, прислушался. Ему показалось, что он вновь услышал серебристый смех. Но ничто в его душе не содрогнулось; напротив, Герц почувствовал мощь и уверенность, порождаемую точным знанием.

«Почему же?., почему я, правнук человека, всю жизнь проведшего в чистоте, избрал своим уделом крайнюю нечистоту? могилы, трупы, разлагающиеся ткани; как парасхит, я потрошу мертвые тела, непрестанно совершая хилуль Гашем — осквернение имени Божьего?.. Какой бог предрек мне эту судьбу при рождении? или то были родители, давшие мне жизнь без благословения, призвавшие меня к алтарям двух храмов и наделившие фамилией „Повелитель“?

Что нам ведомо о путях, по которым скитается наша душа? какая память ведет ее?»

И он склонился, чтобы писать дальше:

«…Из сочетания последних двух условий явствует, что для воплощенных необходимо (подчеркнуть!) посещение памятных им мест, куда ведет их воля, и выполнение заветных желаний. После чего они могут существовать длительное время автономно, принимая решения независимо от энергоинформационной элементали, которая лежит в начале».

Ни Герц, месяцами согбенный над книгами и микроскопом, ни Клейн, который спал с паяльником среди радиодеталей, даже представить не могли, что следующим страстным желанием Аника, требующим осуществления, станут любовные утехи и поиск острых ощущений.

Тут оба благодетеля взвыли в голос, и Клейн начал по сто раз на дню повторять пословицу: «Сделал добро — не кайся!» Вскоре к нему присоединился Герц.

А пока весеннее солнце, свежий воздух и морские купания оказывали свое действие, и Аник резво шел на поправку.

Глава 9

Нервное возбуждение и обида боролись со слабостью и сонливостью. Припухшие веки отяжелели, и Марсель открывала глаза лишь усилием воли. Она пару раз шмыгнула носом, огляделась и вдруг поняла, что она в комнате совершенно одна. Откуда-то от сердца хлынуло потоком легкое чувство освобождения, похожее на бесшабашное веселье — «Ну и пусть! что, у меня родных больше нет? Надо срочно, прямо сейчас рассказать все бабушке — она поймет».

Марсель решила действовать, не полагаясь на телефон, — его могут прослушивать. Вот пусть попробуют подслушать, что доверено бумаге!

Открыв секретер, она по-хозяйски уверенно стала искать письменные принадлежности. Не для красоты же здесь поставлен этот ящик с откидным столом!.. Нашлось все, что надо: ручка, конверт, почтовая бумага.

«Дорогая бабушка Стина!

Предупреждаю сразу — дело связано с опытами Герца Вааля, профессора.

Я — Марсель, дочь Людвика, что умерла три года назад. Герц Вааль воскресил меня. Зачем он это сделал — я не знаю. Меня уверяют, что это сделано ради эксперимента, но мне странно, что профессор выбрал именно меня. Профессор предоставил мне полную свободу, даже уточнил, что я могу рассказать папе о воскрешении. Сначала я сходила к Лолите, у которой жила после развода папы. Затем с ее помощью я намекнула родителям по телефону о том, что вернулась, — как это было глупо! но самую большую глупость я допустила, встретившись с папой. Он не принял меня, даже хуже того — выгнал из дома. Так получилось, что папа потерял сознание, я очень о нем переживаю. Я нахожусь в надежном месте — здесь и пишу тебе письмо.

Завтра я должна явиться к профессору. Я боюсь того, что меня там ждет. Помоги мне, пожалуйста.

Письмо я отсылаю срочной почтой. Я молю Бога, чтобы ты оказалась дома, и курьер смог тебя найти. Я буду ждать твоего звонка…

Марсель задумалась — где бы спрятаться от вездесущих Клейна и Аника?

…в Дьенне, в каффи „Щит и меч“, что на Рейтарской улице, с 13.00 до 14.00. Попроси, чтоб к телефону позвали Марту Деблер — так я назовусь для конспирации.

Целую тебя

Марсель».

Заклеив и надписав конверт, она позвала Аньес и уточнила, где находится вилла «Эммеранс»; затем позвонила в срочную почту: «Письмо в Хоннавер с немедленной доставкой и поскорее, пожалуйста».

Осталось дождаться курьера.

*

Построенный в 1742 году оружейный склад — ныне культурный центр «Арсенал» — с точки зрения геополитики принадлежал молодежи одноименного района Дьенна и являлся объектом притязаний юнцов и юниц сопредельной Эриканы, которых отделяли от «Арсенала» только Рубер и два моста через него. Молодежь других районов тоже не прочь была бы безраздельно владеть «Арсеналом» — если бы не городские власти.

По выходным, аккурат за полчаса до танцев, к «Арсеналу» подкатывал лиловый «форд-эконолайн» с мигалкой и сиреной, с обрешеченными стеклами и опоясанный широкой желтой полосой с надписью: «Специальная служба полиции»; из «форда» с ленцой вылезали блюстители порядка в шлемах и пластиковых кирасах с наплечниками. Они не спеша проверяли свои «уоки-токи», поправляли на себе сбрую с висящими на поясах дубинками и наручниками. К началу запуска молодняка на танцы полицейские уже контролировали ворота «Арсенала», и псы, натасканные на наркотики, сидели у их ног, спокойно шевеля ушами. Эта — первая — линия безопасности отсеивала явно «накачавшихся» и пьяных, а вышибалы внутренней охраны «Арсенала» наметанным глазом выделяли самых крутых посетителей и ненавязчиво обыскивали их в сторонке. «Цепь? кастет? сдавай или выметайся».

Может, кому-то это и не нравилось, но многим было по душе, что в «Арсенале» можно танцевать спокойно. Тут бывали разборки, но массовых драк не случалось. И с выпивкой строго — две банки пива тем, кто старше восемнадцати, а тот, кто совершеннолетний, может заглянуть и в бар — при том условии, что не сядет после этого за руль. На входе молодняк метили красной и зеленой краской, ставили печать величиной с полталера на тыле левой кисти — красная открывала доступ к пиву, зеленая — в бар.