— Здравствуйте, господин Шрамм!
— Здравствуйте, господин Смит. Вы что же, следуете за мной по пятам?
— Что делать, ваше бессмысленное упорство причиняет мне немало хлопот… Разрешите сесть?
— Садитесь. Уж не рассчитываете ли вы, что здесь, в Испании, я стану более сговорчивым?
— В Испании? — Смит пожал плечами, как человек, который слышит явную нелепость. — Почему в Испании? В прошлый раз вы вообразили, что находитесь в Америке…
— Не пытайтесь ввести меня в заблуждение, Смит. Почему в Испании? Да потому, что в Германии мои друзья напали на мой след и вы сочли за лучшее переправить меня на самолете в Испанию. Мы беседуем с вами сейчас в одном из замков, принадлежащих здешним пособникам нацистов…
— Допустим на минуту, что ваше умозаключение правильно, — холодно отозвался Смит. — Но в этом случае вам следует сделать и дальнейший вывод: уж теперь-то вы целиком в нашей власти и все, что вам остается, — это подчиниться нашим требованиям.
— Я сделал для себя другой вывод.
— Видите ли, Шрамм, я убежден, что единственный источник так называемого бесстрашия — недостаток воображения. В Прошлый раз вы рассердились на меня, когда я сообщил вам о действиях некоторых наших единомышленников. Увы, мы и в дальнейшем не сможем удержать тех, кто настаивает на самых жестоких и решительных мерах…
— Можете не повторяться, Смит. — Гельмут встал. — Я уже тогда понял, с кем имею дело.
— Но вы же сами избрали свой жребий… — Смит остался сидеть, видимо, он еще не сказал своего последнего слова. — Надеюсь, вы удовлетворены вашим новым жилищем?
— Вполне.
— Быть может, у вас имеются какие-либо просьбы, пожелания?
— Не знаю, кому я обязан этим, — Гельмут указал на полку с книгами, — но если позволите, я представлю дополнительный список книг и журналов. За последние полтора года, увлеченный своей работой, я не имел времени следить за развитием некоторых разделов химии, прежде всего советской…
— Мы как раз выписали для вас из России всю новейшую химическую литературу, она уже прибыла и будет вам сегодня доставлена. Кстати, какого вы мнения о советской химии?
— Самого высокого.
— Вот как — это для меня неожиданность!.. Об их военной химии?
— Я не считаю, что военная химия — особый раздел химической науки. Военная химия — это всего лишь использование тех или иных достижений химии для военных целей.
— Понятно. Но раз вы поставили советской химии такой высокий балл, следовательно…
— Совершенно верно, — подтвердил Гельмут. — Но я не думаю, чтобы они собирались вести химическую войну.
— Не думаете? — Смит помолчал, склонив голову и как бы взвешивая слова собеседника, затем резким движением вскинул на него глаза. — Вы что же, верите в их хваленое миролюбие?
— Видите ли, Смит, я считаю, что для них война, равно ядерная, химическая, бактериологическая, — нелепость, бессмыслица. Да-да, совершенная бессмыслица! Они имеют у себя дома все, что им надо, чтобы прекрасно устроить свою жизнь. Это же не просто государство, это целый материк!.. Зачем им война? Что способна она принести им даже в случае победы? Разрушения? Задержку в развитии? Нет, им война не нужна, и, когда они утверждают это, я верю их искренности…
— Ну, а нам?.. Зачем, по-вашему, нужна нам война? Как вы думаете?
— По-моему? — Гельмут пожал плечами. — По-моему, и вам, Соединенным Штатам, война ни к чему — То есть вам лично война, может быть, и нужна: вы же профессиональный убийца, Смит. Вы и сюда явились затем, чтобы угрожать мне пытками и смертью, если я откажусь снабдить вас самым дешевым и эффективным средством для уничтожения сотен миллионов людей…
— Вы заблуждаетесь, Шрамм! — Смит с достоинством откинул свою круглую голову. — Я не убийца — я политик, и не моя вина, если современная политика требует миллионы трупов и реки крови! Так уж сложилась судьба человечества, что сейчас оказались друг против друга две силы: мы и они! Западная цивилизация или коммунистическое варварство! Вы в ужасе воздеваете руки при мысли о разрушениях, угрожающих миру, потому что не умеете распознать их близнеца — созидание! Вы воспитаны на отжившем, старомодном гуманизме и готовы отступиться от великого наследия ваших предков, лишь бы избежать войны. Неужели вы не способны подняться над собой, преодолеть ту убогую мораль, в которой вас воспитала ваша мещанская семья, — вы, сын народа, давшего миру великого Гитлера?..
— “Великого Гитлера”?.. — с презрением повторил Гельмут. — На этом можно и закончить наше собеседование, мистер Смит.
— Я не хочу, чтобы вы поняли меня ложно, Шрамм. Конечно, ваш Гитлер был лишь великим предтечей, слепым оракулом, указавшим человечеству путь, и на наши с вами страны, на наше положение, на нас с вами легла задача…
— Довольно, Смит, я больше не буду вас слушать!
— Как вам будет угодно, — примирительно сказал Смит. — Но прежде чем уйти, я хочу попросить вас об одном одолжении. Вы догадываетесь, с какой целью снабдили мы вас новейшей химической литературой?
— Нет.
— Скажу прямо: нам необходимо узнать, есть ли у русских нечто подобное вашему мортину. Мы понимаем, конечно, что химия поражающих веществ — дело глубоко секретное и русские не станут открыто писать о своих достижениях или неудачах в этой области. Но вы — именно вы, Шрамм! — сможете, без сомнения, вычитать из их специальных книг и журналов, как далеко подвинулись они на этом пути. Ведь тут прежде всего требуется известный уровень развития химии, определенных ее разделов. Не так ли?
— Если вас способен удовлетворить общий ответ, то я уже сейчас могу сказать вам: такого уровня советская химическая наука достигла лет восемь — десять назад. Другой вопрос: пошли ли советские ученые по тому пути, который привёл меня к созданию мортина?
— Именно это мы и хотели бы знать.
— Задача нелегкая, но я попытаюсь…
— Благодарю вас, господин Шрамм, — с неким подобием чувства сказал Смит. — И наконец, последнее. Не нужен ли вам помощник, который выполнял бы для вас всю, так сказать, черную работу: проглядывал бы тексты, подбирал бы цитаты. У нас имеется подходящий человек, к тому же он ваш соотечественник.
— Вы хотите приставить ко мне шпиона? Ведь для подобной работы пригоден лишь человек, знающий химическую формулу мортина. Нет, я обойдусь без помощника!..
СООТЕЧЕСТВЕННИК
Одна тайная мысль руководила Гельмутом, когда он дал согласие на предложение Смита: если выяснится, что русские владеют секретом изготовления вещества, близкого по своим свойствам мортину, то самая идея химической войны окажется в таком же тупике, как идея войны ядерной. Ну, а если он, Гельмут, убедится, что русские отстали в производстве поражающих материалов или же вовсе пренебрегли этой отраслью химической науки?.. Что ж, у него еще хватит времени решить, как повести себя в этом последнем случае. Так или иначе, но предложение Смита кладет конец его вынужденной бездеятельности. Теперь, даже находясь в заключении, он снова сможет принять участие в общей жизни: от его труда, от его разума, от его воли будет в этом мире что-то зависеть… Опять стук в дверь! И опять, не дождавшись отклика, кто-то бесцеремонно вторгся в его жилище. Сначала показалась тележка, доверху груженная книгами, за ней кативший ее молодой “испанец”, который приносил ему утром еду, а следом за ним и “эсэсовец”. Пока “испанец” молча выкладывал книги на рабочий стол Гельмута, “эсэсовец” сторожил у порога. Наконец оба удалились, но прежде чем закрыть за собой дверь, они впустили в комнату нового, незнакомого Гельмуту человека.
— Добрый день, господин Шрамм! — обратился к нему посетитель по-немецки. — Разрешите представиться: Густав Штубе из Мюнхена.
— Что вам от меня надо? — хмуро отозвался Гельмут, не вставая из-за стола. — Зачем вы меня беспокоите?
Посетитель был примерно одних лет с Гельмутом. Худо”, среднего роста, белокурый, с высоким, узким лбом, прямым тонким носом с нервно подрагивающими крыльями и с удивительно маленькими черными глазами, сидящими в глубине глазниц. Не отвечая Гельмуту на его резко поставленный вопрос, Густав Штубе подвинул ближе к столу кресло и уселся в него.