— Благодарю вас, мистер Юргенсон, счёт как обычно пришлёте мне. Да, прошу вас, об этом случае никому не говорить. Полная конфиденциальность.

Юргенсон понимающе кивнул.

Лорд Кармайкл подошёл к диванчику, где сидел Фрэнк. Быстро окинув его взглядом, присел на стул.

— Как себя чувствуете, мистер Фолькленд? Вам лучше?

— Да. Мне надо идти, милорд. Благодарю вас за заботу.

— Не стоит благодарности. Мой шофёр отвезёт вас домой.

— В этом нет необходимости. Мистер Хаммерсмит прислал за мной машину.

— Ясно. Скажите, мистер Фолькленд, вам нравится на заводе Хаммерсмита? Если я предложу перейти на мой завод, скажем за две тысячи в месяц?

Фрэнк отрицательно покачал головой.

Сэр Роджер откинулся на спинку кресла.

— Хорошо, я не буду притворяться, что ничего не понимаю. Это выглядело бы комично в подобных обстоятельствах. Я не слепой и не совсем ещё выжил из ума. Безусловно, вы мне не доверяете, иначе бы сразу попросили бы о помощи. Раз уж вам представилась такая возможность. Ваш хозяин, мистер Хаммерсмит, проиграл мне в карты много денег, — объяснил он спокойно. — Он совершенно не умеет играть честно, но не смеет жульничать со мной. Его долг рос, он решил расплатиться со мной вашей работой. Судя по всему, он очень рисковал, присылая вас ко мне. Только его патологическая жадность заставила это сделать.

— Милорд, что вы хотите от меня? Я не понимаю, куда вы клоните.

Фрэнк нахмурился. Голубые живые глаза стали ещё печальней и будто начали тускнеть.

— Извините, старика, я слишком болтлив. Я спрошу просто — что произойдёт, если вы не вернётесь на завод Хаммерсмита? Насколько я понимаю, его люди поджидают вас у входа в ресторан. За нами следовала машина, та самая, на которой вас привезли.

Фрэнк откинулся на спинку дивана, помолчал.

— Сэр Роджер. Мне нужно вернуться, как можно скорее. Иначе через десять минут я умру, — просто ответил он.

— Понятно. И каким образом это осуществится?

— Не думаю, что подробности предназначены для ваших великосветских ушей, — отрезал Фрэнк.

— Да, понимаю. Безусловно, вам не стоит мне доверять. Вы думаете, я — друг мистера Хаммерсмита. Вытягиваю из вас подробности, потом передам все вашему хозяину, он накажет вас за откровенность. Так?

Фрэнк опустил голову, перекатывая желваки. Он уже реально ощущал, как холодеют конечности, и к груди подступает удушье.

— Давайте я расскажу за вас, — продолжил лорд Кармайкл. — Поскольку, вы я вижу, боитесь. Вы оказались в городе недавно, и не по своей воле. Как вы попали на завод к этому ублюдку, меня не интересует. Думаю, что это был какой-то примитивный метод. Теперь послушайте меня внимательно. У меня есть к вам предложение.

Глава 3

Роджер подошёл к сутулому немолодому мужчине, с аккуратно подстриженными усиками, тщательно набриолиненными, прилизанными чёрными волосами. Продолговатое лицо, низкий лоб, грубые скулы, сильно выступающий вперёд подбородок, рот с тонкими губами, немного искривлённая, широкая спинка носа. Его можно было принять за бывшего боксёра или охранника. Если бы не чересчур надменное выражение лица и пронзительные, глубоко «утопленные» под бровями «акульи» глаза, в которых, казалось, отражалась главная мысль: «весь мир — помойка, не стоящая внимания».

— Приветствую вас, сэр Роджер. Неужели Эдвард поправился? — произнёс мужчина холодным, надменным тоном.

— Да, Алан, ему стало лучше. Я решил, что он сможет жить дома. Хотя курс лечения не закончен, — ответил сэр Роджер.

— Я очень рад. Но не забывайте, я терплю вашего племянника здесь только из-за вас. Да, да, Эдвард, — проронил он, смерив брезгливым взглядом спутника Роджера. — Вы — ветреный повеса, и ваш моральный облик, мягко говоря, далёк от идеала.

— Алан, он изменился, начал помогать мне в ведении дел, и довольно успешно. Подал несколько отличных идей, которые я смог воплотить. Талантливый мальчик, только немного взбалмошный.

— Хорошо. Как ваша жена? В её лечении есть какие-то сдвиги?

— Нет, — сухо ответил Роджер. — Она в том же состоянии.

— Вам надо перестать сердиться на меня, Роджер. Каждый человек делает выбор сам, руководствуясь собственными знаниями и целями. Элизабет сама выбрала свою судьбу.

— Безусловно, Алан. Безусловно, вы правы, — сухо проронил Роджер. — Этот разговор явно его тяготил. — Прошу нас извинить, мы вас оставим.

Это место представляло собой казино, внизу располагался зал с игральными автоматами — «однорукими бандитами». На втором этаже — столы с зелёным сукном для игры в карты. Весь интерьер был выдержан в стиле ар-деко — чистота геометрических линий, окружности, широкие поверхности однородного цвета. Сочетание роскоши и практичности. Звучала приятная музыка.

Роджер со своим спутником отошёл к стене, где стояли небольшие диванчики. Племянник лорда обладал той же типичной англосаксонской внешностью, что и дядя: вытянутое, холёное лицо, светлые волосы распадались на две изящных волны, открывая высокий лоб, прямой, длинный нос с крыльями, словно высеченными из мрамора, маленький рот, выпуклый подбородок с ямочкой. И удлинённые, приковывающие внимание живостью и умом ярко-голубые блестящие глаза.

— Вы плохо выглядите. Может нам стоит уйти?

Молодой человек помотал отрицательно головой, взял с подноса бокал с красным вином. Сделав глоток, сильно закашлялся.

— Значит, это и есть Алан Райзен. У него сильный акцент. Он — немец?

Роджер усмехнулся и проговорил:

— Нет, русский. Его настоящее имя — Адам Рудинштейн. Из очень богатой семьи, отец был латифундистом, не помню точно, как это называется по-русски. В 1926 он уехал из России без гроша в кармане.

— А почему он уехал из России?

— Ну как же, чернь пришла к власти, начала отнимать все у богатых и успешных, разорила страну дотла.

— И красные отпустили его и не поставили к стенке? Странно. Я не видел ни одного русского флага в городе. Вообще ничего русского.

— Райзен ненавидит Россию, считает себя американцем, о бывшей родине говорит с сильным раздражением и ненавистью. Не важно, касается ли это жизни при царе, или при большевиках. Ненавидит коммунизм, коллективизм и вообще все, что связано с большевиками. Вы слышали об «охоте на ведьм»?

— Ещё бы, мерзкая страница в нашей истории. Сажать людей в тюрьму за то, что у них есть своё мнение.

— Так вот, представьте себе, Райзен выступал экспертом по России перед комиссией по расследованию антиамериканской деятельности в Голливуде.

— По-моему, там речь шла о нескольких фильмах, сделанных в поддержку русских во время войны.

— Он мне пару раз описывал эту «гнусность», как он называл, в красках. Это касалось одного фильма, кажется, «Песнь о России». Рассказывал с отвращением, что это мерзкая пропаганда тоталитарного общества. Нельзя прославлять народ, который сражался за рабское государство. Возмущался, что в фильме показаны улыбающиеся дети, хрустальные люстры, роскошные рестораны, чистые улицы. Чего в России быть не могло.

— Мне не верится, что там нет хрустальных люстр, и никто не улыбается.

— Это не важно, дорогой мой, главное, ему дали облить грязью бывшую родину, — усмехнулся Роджер. — Он быстро натурализовался в Штатах и смог сделать себе огромное состояние. Думаю, это не случайное совпадение.

— Понятно, а на эти бешеные деньги купил себе кресло мэра этого города.

— Почему вы решили, что он — мэр? Он лишь вложил деньги в строительство города. А правит всем вовсе не он. Я вам потом объясню.

К ним подошёл один из посетителей, который сильно выделялся среди всех остальных — под густыми, длинными, чёрными бровями близко посаженные круглые, выпуклые глаза с безумным взглядом и тонкие усики, загнутые вверх тонкими ниточками, как усики диковинного жука. Только у него на роскошном фраке в виде бутоньерки красовалась огромная алая роза, а не маленькая белая гвоздика.