— Верстовский не догадывался ни о чем, пока тебе не взбрело в голову убрать Николая, — воскликнула зло Дарси.
— Детка, я старался для тебя, — произнёс Лесной снисходительно. — Когда ты влюбилась в этого репортёришку, Рындин стал мешать тебе.
— Он мешал не мне. А тебе, — буркнула Дарси.
— Нет, дорогая, он мешал всем нам. По твоей вине, — возразил Гришаев, вальяжно развалившись в кресле. — Когда Рындин понял, что ты втюрилась в репортёра, испугался, что не получит денежек твоего папаши и стал нас шантажировать. Поэтому мы его убрали. Кстати, больше пугать никого не нужно, — коротко рассмеялся он. — Мы сворачиваем лавочку. Ты должна уговорить журналиста уехать. Потом мы уберём все следы. Мне не нравится выражение твоего лица, Дарси, — добавил он настороженно. — Не вздумала ли ты идти в милицию на почве страсти к твоему репортёру? Имей в виду. Я говорю тебе это как адвокат с тридцатилетним стажем, хоть и лишённый лицензии. Мошенничество, шантаж и восемь трупов! Это не шутки. Хотя ты лично никого не убивала и не шантажировала, за соучастие тебе светит не меньше двадцати лет. А двадцать лет он тебя ждать не будет.
— Это точно! — воскликнул злорадно Лесной. — Через двадцать лет ты никому не будешь нужна, — загоготал он.
— Конечно, не будет, — сказала Дарси. — Он меня и года ждать не будет. Когда узнает, — тихо добавила она.
— А узнать он не должен, — сурово отчеканил майор, отсмеявшись.
— Зачем я с вами связалась только! — хмуро бросила Дарси.
— Ты хотела славы! Ты же у нас гениальная художница, — проговорил издевательски Гришаев. — Какую великолепную шкуру оборотня ты придумала! Класс. Я бы вручил тебе приз в миллион баксов за лучший маскарадный костюм! А роскошные рисунки люпанов, которых никогда не существовало в природе?! Я в полном восторге! Вот эта фантазия!— воскликнул он и расхохотался.
— Я хотела писать книжки для детей, — с горечью сказала Дарси, подойдя к окну.
— Ну вот, женишь Верстовского на себе, родишь ему деток и будешь рисовать для них комиксы, — ехидно предложил участковый.
Мне безумно захотелось вылезти из шкафа и набить ублюдкам морды. Как ловко они водили меня за нос! Дарси строила из себя невинную овечку. Когда Гришаев и Дарси ушли, Лесной подошёл к гардеробу, открыл створку, повесил галстук, пиджак. Я забился в самый угол, ни жив, не мёртв, хорошо представляя, что он сделает со мной, когда поймёт, что я подслушал их гнусный разговор. Удобно расположившись у камина с бутылкой пива, майор собирался просидеть так до вечера. Меня это совсем не устраивало. Когда он задремал, мне удалось незаметно выскользнуть из шкафа и сбежать. Я вернулся в особняк с полной уверенностью написать заявление в милицию, где рассказать обо всей шайке. Когда Дарси вошла в гостиную, я сидел за ноутбуком и лениво нажимал на клавиши, сочиняя ничего не значащие предложения. Описать в подробностях то, что услышал, я собирался без свидетелей.
Она небрежно бросила этюдник, подошла ко мне, и, положив руки мне на плечи, поцеловала в щёку.
— Что делаешь? — спросила она мягко.
— Заметку для журнала, — как ни в чем, ни бывало, ответил я.
— Новые сведения появились?
— Да нет. Подвожу итоги. Знаешь, крошка, я решил уехать, — сказал я. — Давай прямо завтра улетим в Москву, — добавил я, бросая на неё изучающие взгляды.
— Почему так срочно? — удивилась она. — Ты же хотел добиться оправдания.
— В Москве это будет сделать проще. Я найду хорошего адвоката.
Я считал, она обрадуется, прыгнет мне на шею, начнёт целовать. Ей так легко удалось меня обмануть. Но она устало присела на диванчик рядом и сказала:
— Знаешь, я кое-что вспомнила. Я не придавала этому значения. А теперь, после всех этих событий. Я видела, как участковый подкладывал тебе клещи. Он возился около твоей машины, я решила, что так и нужно. Он ведь служитель закона. Но теперь я понимаю, что он делал на самом деле.
— Вот как? И когда ты это видела? — поинтересовался я.
— Два дня назад. Тебе поможет это, дорогой?
— Думаю да. Кстати, у меня есть фотография, где заснят багажник машины Лесного, там лежат клещи и мохнатые тапочки, из шерсти яка, — сообщил я деловито. — Думаю, участковый воспроизводил ими следы люпана. Чего я пока не могу понять, кто мог бегать в этой шкуре и пугать жителей. Лесной не годится для этого. Слишком грузный. Этот тип должен резво бегать, прыгать. Видимо, молодой парень, — добавил я, бросая незаметные взгляды на Дарси, но она почему-то совершенно не среагировала на мои слова. Будто ушла в себя. — Дарси, ты меня слышишь? — попытался я привлечь к себе внимание.
Дарси вздрогнула и, бросив на меня странный взгляд, проговорила быстро:
— Да-да, дорогой, я с тобой согласна. Извини, у меня болит голова, пойду приму лекарство и полежу. Ты не возражаешь?
— Нет.
— Олежек, может быть, тебе съездить за билетами прямо сейчас? — вдруг предложила она.
— Я могу по интернету заказать, — возразил я.
— Я думаю, будет лучше, если ты съездишь, — настойчиво повторила она.
Улики хочет спрятать. Ничего не получится, дорогая моя.
— Хорошо, я съезжу, — бодро сказал я, поцеловал её в щёчку, сбежал по лестнице и сел в машину.
Я отъехал на достаточно большое расстояние, чтобы Дарси успела начать свою деятельность. Я представил, как она лихорадочно пытается уничтожить улики. Но почему-то не ощутил злорадства, наоборот, в душе возникла жалость. Я остановил машину и задумался. В сущности, участие Дарси в этом деле было незначительно. Да, она знала о преступлениях, ну и что? Хотя. Может быть, мне не все известно. Я развернулся и направился к особняку. Вбежал в прихожую и крикнул:
— Дорогая, я забыл бумажник.
В ответ я услышал мёртвую тишину. Я поднялся по лестнице в гостиную, увидел на столе большой чемодан и белый конверт. Мне это совсем не понравилось. На конверте я прочёл: «Для Олега Верстовского. Лично». Я открыл чемодан, и, совершенно не удивившись, обнаружил мохнатую шкуру, с длинной пастью волка-оборотня, и кривыми когтями. В стеклянные глаза были встроены лампочки, которые загорались, создавая впечатление адского пламени. Я сунул конверт в карман и уселся на диванчик рядом.
— Вы не знаете, где Дарси? Она уехала? — спросил я проходившую мимо горничную.
— Нет, Олег Николаевич, — как всегда, сильно шепелявя, ответила она. — Она в своей спальне.
В спальне? Что она там может делать? Сердце сжалось от нехорошего предчувствия. Я пошёл вначале медленно, потом все быстрее и быстрее, в конце концов, я стремительно бежал, перепрыгивая несколько ступенек. Дверь была заперта, я начал колотить, звать Дарси. Выбил дверь. Она лежала на кровати, бледная как мел. У меня впервые в жизни задрожали руки. Я бросился к ней, потряс за плечи. Попытался нащупать пульс. Приложил ухо к груди и где-то в глубине услышал чуть заметный стук. Вокруг кровати я заметил рассыпанные пустые коробочки, очень много белых коробочек с красно-синей полосой. Когда она успела все выпить?! Я схватил одну из них, завернул Дарси в одеяло, кинулся к машине. Я мчался так, будто за мной гналась стая чертей или сам прародитель зла преследовал меня. Летел, не обращая внимания на светофоры, дорожные знаки. Я буду ждать двадцать лет, тридцать лет, всю жизнь. Только не умирай, малышка, не умирай. Пожалуйста.
Я ворвался в ту же самую больницу, где лежал после нападения. С Дарси на руках бросился к проходящему мимо мужчине в белом халате. Он отпрянул, будто увидел дьявола. И на его лице появился нескрываемый ужас.
— Моей жене плохо! — крикнул я. — Помогите. Быстро.
Если врач замешкался бы на секунду, я точно пристрелил бы его. Но он засуетился, вызвал других, и Дарси увезли на каталке. В последнюю секунду я успел сунуть в руки медсестре коробочку из-под лекарства, с помощью которого малышка хотела свести счеты с жизнью. Я садился на кожаный диванчик, вскакивал, мерил прихожую шагами. Посетители шарахались от меня, как от чумного, прячась по углам. Я мстительно обдумывал, как убью этих двух мерзавцев — Лесного и Гришаева. Застрелю. Или перережу горло. А трупы закопаю на кладбище домашних животных. Время тянулось невыносимо долго, изматывая меня все сильнее. Я вдруг совершенно ясно осознал, если моё рыжеволосое солнышко погаснет, жизнь потеряет всякий смысл. Я уничтожу тех, кто виноват в этой гнусной истории и застрелюсь. Когда скрипнула дверь, ведущая в коридор реанимации, мне показалось, у меня остановится сердце. Я резко обернулся и со страхом попытался по выражению лица врача понять, что с Дарси. Издалека он улыбнулся мне и сказал:
