О происходивших в Кёнигсберге событиях накануне и в первые годы после прихода к власти Гитлера красноречиво свидетельствуют дневниковые записи жены известного немецкого скульптора Германа Брахерта Мии Брахерт. После отъезда мужа, вызванного начавшимися бесчинствами нацистов, она лично и через своих знакомых столкнулась с практикой насаждения «нового порядка». Со свойственной творческим людям эмоциональностью Мия Брахерт пишет: «Я видела чудовищ, когда они были голодны, пойманные звери, как они скалили свои ужасные зубы и если бы могли, то разорвали бы всех на маленькие кусочки. Но в их глазах я видела только голод. В этих же человеческих глазах я видела жажду убийства и мук…»

В своих записках она называет членов СС, производивших «зачистку» Кёнигсберга, «черными», имея в виду черный цвет их униформы, уже тогда наводившей ужас на мирных бюргеров Германии. Из ряда упоминаний Мии Брахерт следует, что дом по Отто-Рейнкештрассе, 4–6, превратившийся в штаб-квартиру кёнигсбергских СС, среди местных жителей получил название «коричневого дома». И сама автор, и ее близкие знакомые упоминают об этом здании с чувством страха и ненависти.

Знакомая М. Брахерт Лидия, принимавшая участие в деятельности антинацистской подпольной группы, была захвачена «черными» и для допросов препровождена в подвалы «коричневого дома». Вот как Мия Брахерт, со слов Лидии, рассказывает о творившемся там произволе: «Ее друг, вместе с которым она боролась против нового режима, находится в „коричневом доме“. Через шпиков стала известна и ее фамилия. Лидию арестовали и на ее глазах избивали кнутом ее друга. Она должна была сказать адреса остальных помощников и тех, от кого они получили печатный станок. „Я не могла этого вынести“, — говорила она, — возможно, если бы они прежде избивали меня… Но увидев его мучения — я стала предательницей.

На следующий день они опять меня привели и хотели знать еще больше. Когда я молчала, они били меня. Я потеряла сознание. После этого они оставили меня в покое и через пару дней отпустили. „Женщин чаще щадят, а мужчин — это ужасно“. Подвалы „коричневого дома“ являются камерами пыток»[127].

Об обстановке в Кёнигсберге весной 1933 года свидетельствуют документы советского консульства, описывающие процесс ликвидации общественных организаций просоветской направленности. В своем отчете в Общество культурных связей с СССР сотрудница консульства Розалия Раговер-Сметанич писала: «Позавчера (4 марта 1933 года. — Авт.) арестован секретарь Д.Н.Р. (Друзей новой России. — Авт.) Петер Фриш. Арест сопровождался обыском, произведенным на рассвете. Председатель Общества доктор Майер две ночи (в разгар арестов) не ночевал дома. Бумаги Общества сохранились в надежном месте — устроил Фриш, и они не попали к обыскивающим. В Кёнигсберге основная масса арестов произведена в кругах левой интеллигенции, непартийной, но лишь сочувствующей словом и делом. Этим самым желают эти круги, видимо, терроризировать (…) Только что говорила с Майером, но даже сей безобидный человек уверен, что находится на свободе „пока“. Вчерашние выборы дали нацис (так в тексте. — Авт.) 100 000 голосов, на сорок тысяч больше прежнего — в Кёнигсберге». Некоторое время спустя Р. Раговер писала: «Секретарь Общества все еще в тюрьме: свиданий с ним, передач ему, писем от него или ему — не разрешают. Позавчера у меня был доктор Майер, он решил скрыться и временно покинуть пределы города и страны… Вокруг обстановка разгрома и террора»[128].

Перед нападением на Советский Союз началось формирование карательных органов СД, получивших название айнзатцгрупп (Einsatzgruppe). В Восточной Пруссии в тыловых районах группы армий «Север» была сформирована айнзатцгруппа «А» в составе двух зондергрупп (Sondergruppe) — 1А и 1В. По договоренности с военным командованием к возлагаемым на айнзатцгруппы задачам были отнесены:

— захват архивной документации советских органов власти и управления, включая партийные и государственные учреждения, органов безопасности и НКВД;

— задержание разыскиваемых лиц, данные на которых содержатся в «Розыскной книге по СССР», других представителей советского, партийного актива, сотрудников и агентов советских спецслужб;

— решение «еврейского вопроса»;

— очистка тыловых районов действующих армий от партизанского движения и групп сопротивления[129].

Эти функции были согласованы Гейдрихом с генерал-квартирмейстером Генштаба сухопутных войск генерал-лейтенантом Эдуардом Вагнером, который лично в проект приказа вписал формулировку, дающую айнзатцгруппам полномочия по проведению карательных акций в тыловых районах. Результатом обсуждения данного вопроса явился приказ Главнокомандующего сухопутными войсками фон Браухича «О взаимодействии войск с охранной полицией и СД» от 28 апреля 1939 года[130].

Это обстоятельство самым тщательным образом было исследовано позже в ходе Нюрнбергского судебного процесса, по результатам которого была доказана совместная деятельность айнзатцгрупп и германских вооруженных сил по подавлению сопротивления в тыловых районах действующей армии. В чем такая «очистка» заключалась, хорошо известно из отчетных документов айнзатцгруппы «А» и подчиненных ей зондергрупп. Так, в отчете за 15 октября 1941 года сказано, что с начала боевых действий на Восточном фронте айнзатцгруппой было ликвидировано 125 тысяч человек на территории Литвы, Латвии и Эстонии[131].

О численном составе и системе комплектования айнзатцгрупп говорят октябрьские данные 1941 года на группу «А». В частности, в ее составе числились: административные подразделения — 18 человек; вспомогательные полицейские части — 87 человек; сотрудники гестапо — 89 человек; следователи — 51 человек; сотрудники крипо — 41 человек; сотрудники СД — 35 человек; операторы радио- и телетайпных аппаратов — 11 человек; сотрудники полиции порядка — 133 человека; мотоциклисты — 172 человека; военнослужащие войск СС — 340 человек. Итого: 977 человек[132].

Мобильность айнзатцгрупп, хорошо оснащенных техническими средствами передвижения, дала основание участникам Нюрнбергского процесса назвать их «гестапо на колесах» или «кочующими РСХА»[133].

Первым начальником айнзатцгруппы «А» был назначен бригадефюрер СС и генерал-майор полиции Франц Шталекер, послужной список которого мало чем отличается от подобных списков его коллег — руководителей среднего звена в иерархии СС. Единственное отличие заключалось в том, что Шталекер некоторое время был приписан к имперскому МИД, где заведовал так называемым «Особым бюро по делам Индии»[134]. Со вступлением айнзатцгруппы «А» на советскую территорию в начале июля 1941 года началась нескончаемая череда массовых убийств.

С 1937 года вся административная власть над службами полиции и СС, располагавшимися в крупных областях Германии, а позже и на оккупированных территориях, была сосредоточена в руках так называемых высших руководителей СС и полиции (ХССПФ, Höhere SS und Polizeifurer). Целью создания этого института являлось обеспечение контроля за полицейскими территориальными органами и многочисленными подразделениями частей и служб СС на подведомственной территории.

В 1938 году в Кёнигсберге был создан пост высшего руководителя СС и полиции «Северо-Восток».

В процессе выстраивания системы подчиненности и взаимодействия различных государственных и партийных территориальных установлений аппараты ХССПФ должны были решать относительно узкие задачи подготовки и реализации планов по противодействию массовым акциям протеста. Причем изначально статус высших руководителей СС и полиции предполагал их подчиненность имперским наместникам и обер-президентам в решении «ведомственных задач обеспечения полицейского порядка». Однако такое положение своих подчиненных не устраивало рейхсфюрера СС Гиммлера, который старался любыми доступными средствами подчеркнуть свой личный статус в системе НСДАП[135].