– Единственное, чего я хочу, чтобы вы позвонили мне, отрекомендовавшись членом семьи Татьяны. Это оправдает мой риск и будет мне наградой.

Конверс взглянул на часы, снятые с трупа так давно, что он просто и не мог вспомнить, когда же это произошло. Без четверти шесть солнце уже ярко освещало его пристанище. Ручей протекал почти рядом, но он, соблюдая осторожность, поднялся немного вверх и сполоснул лицо прохладной водой. Пора идти. Если он правильно помнит, до границы еще миль пять.

Да, он правильно помнил. Добравшись до Кёля, он первым делом купил себе бритву, полагая, что, невзирая на все дорожные тяготы, пастор должен следить за своей внешностью. Побрился он в туалете речного порта, затем сел на паром, отходящий в Страсбур. Таможенники проявили такое почтение к его воротничку и паспорту, приписав неряшливый вид и потрепанную одежду обету бедности, что он счел себя обязанным благословить нескольких встречных мужчин, а заодно – и их семьи.

Оказавшись на оживленных улицах Страсбура, Конверс решил прежде всего снять номер в гостинице и смыть под душем двухдневную усталость и страх, а кроме того, почистить или сменить одежду. Бедствующий пастор выглядел бы неестественно в Шамони с его дорогостоящими соблазнами. Но пастор преуспевающий мог оказаться там желанным гостем, ибо присутствие его придавало респектабельность тамошним толпам туристов. И он решил оставаться пастором. Решение это подсказал ему и немалый юридический опыт. Постарайся угадать, чего ждет от тебя твой противник, и ты выиграешь, поступив по-иному. Агенты «Аквитании» уверены, что он поспешит избавиться от наряда, в котором его видели в последний раз, а он этого не сделает – во Франции множество пасторов, и не следует отказываться от преимуществ, которые дает ему этот сан.

Конверс снял номер в гостинице «Софитель» на площади Сент-Пьер-ле-Жюн и без обиняков объяснил консьержу, что ему пришлось провести три дня в ужасных дорожных условиях, попросив доброго человека сделать для него несколько вещей. У него солидный приход в Лос-Анджелесе, и чек на сто долларов убедительно подтвердил это. Его одежда оказалась вычищенной и отглаженной в течение часа, грязные ботинки сияли, две новые сорочки с клерикальными воротничками были куплены в магазине, который – увы! – «оказался очень далеко отсюда, на набережной Келлерман», что, естественно, потребовало дополнительной оплаты.

Щедрые чаевые, наценки за срочность и оплата дорожных расходов – о чем еще может мечтать отельный служащий? Загорелый священник с одной-двумя царапинами на лице, скромные запросы и щедрая оплата явно ассоциировались у него с «солидностью прихода». Расходы эти, однако, полностью оправдали себя. Войдя в номер в половине девятого утра, в десять Джоэл уже занимался подготовкой к поездке в Шамони.

Воспользоваться самолетом или поездом он не мог – слишком рискованно. Судя по тому, что происходило с ним в аэропортах и поездах, за этими средствами транспорта установлено тщательное наблюдение. Кроме того, рано или поздно автомобиль Гермионы Гейнер будет обнаружен, и это подскажет «Аквитании» направление поиска. Значит, остается машина. С помощью услужливого консьержа для моложавого священника был взят напрокат отличный автомобиль для поездки в Женеву, лежавшую в тридцати восьми милях к югу.

Конечно, он не станет заезжать в Женеву, а двигаясь подальше от приграничных дорог, доберется прямо до Шамони, это примерно час езды от Женевы. На дорогу у него уйдет пять-шесть часов, значит, около половины пятого, в крайнем случае в пять он окажется у подножия величественного Монблана. И, не теряя времени, Конверс помчался по Альпийской дороге, которая на его карте значилась под номером восемьдесят три.

Валери встала, как только первые лучи солнца обозначили пестрые силуэты парижских зданий за ее окном, выходившим на бульвар Распай. Она не спала и даже не пыталась уснуть: просто лежала и перебирала в памяти странные слова, сказанные ей этим странным сотрудником Сюрте, который не мог разговаривать официально. У нее было искушение рассказать ему всю правду, но она знала, что этого делать нельзя, пока нельзя, а может быть, и вообще нельзя – слишком уж велика возможность оказаться в ловушке, ее признание можно легко использовать для того, чтобы загнать преследуемого в угол. И все-таки в его словах слышалась правда, его собственная правда, ничья больше…

«Позвоните и скажите, что вы член семьи Татьяны. Это оправдает мой риск и будет моей наградой».

Только Джоэл может это решить. Если француз не подсунут «Аквитанией» как приманка, то, возможно, именно это и есть небольшая трещина в стратегии генералов, о которой они пока еще не подозревают. Ей очень хотелось надеяться на это, но полностью открываться ему было бы безумием.

Валери изучила расписание внутренних рейсов, которым «Эр-Франс» снабжала своих пассажиров, летящих из Лос-Анджелеса, и поэтому знала, как будет добираться до Шамони. У туристической линии было четыре рейса в день на Аннеси, ближайший к Шамони и Монблану аэропорт. Она собиралась вылететь вчера вечером, семичасовым самолетом, но неожиданное вмешательство Прюдомма нарушило этот план, а когда она позвонила из «Понт-Ройяля» в Тюронь, оказалось, что свободных мест уже нет – сейчас лето, самый разгар сезона, поэтому она решила пораньше попасть в аэропорт Орли, чтобы, дожидаясь одиннадцатичасового рейса, затеряться в толпе, как настоятельно советовал ей Джоэл.

Валери села в открытый лифт, отделанный медью, спустилась в вестибюль, оплатила номер и попросила вызвать такси.

– A quelle heure, Madame? [198]

– Maintenant, s’il vous plait [199].

– Dans quelques minuten [200].

– Merci [201].

Подъехало такси, и Валери вышла на улицу. Хмурый заспанный шофер, даже не потрудившись выйти из машины, кивком дал ей понять, что готов принять ее под свое покровительство.

– Orly, s’il vous plait [202].

Шофер тронул машину, доехал до угла и крутанул руль влево, сделал крутой V-образный разворот и снова оказался на бульваре Распай, направляясь к скоростной трассе, ведущей в аэропорт. Перекресток выглядел совершенно пустым, но оказалось, что это не так. Неожиданно совсем близко за ними послышался треск – металл врезался в металл, посыпались осколки стекла, завизжали шины. Шофер в яростном испуге закричал и нажал на тормоза. Машину вынесло на обочину. Коленями проехавшись по дну машины, Вэл упала на спинку переднего сиденья. Пока она неловко усаживалась на место, шофер выскочил из машины и с руганью бросился к виновникам аварии, которые остановились чуть позади них.

Внезапно правая дверца открылась, и над ней склонилось морщинистое усталое лицо Прюдомма. По лбу у него стекала тоненькая струйка крови.

– Поезжайте, мадам, куда вам надо. Теперь вас никто не преследует, – быстро негромко проговорил он.

– Вы?.. Вы просидели у гостиницы всю ночь! Значит, это вы ударили ту машину?

– Не теряйте времени. Сейчас я отошлю вашего шофера обратно. Потом подброшу кое-что этому типу и буду составлять протокол, а вы в это время должны уехать. Пока об этом не пронюхали остальные.

– Имя! – закричала Вэл. – Татьяна?

– Да.

– Спасибо!

– Bonjour. Bonne chance [203].

Человек из Сюрте захлопнул дверцу и побежал к двум своим орущим друг на друга соотечественникам.

Было двадцать минут четвертого, когда Конверс увидел на дорожном указателе: «Сент-Жюльен – 15 км». Он обогнул границу Швейцарии, и теперь перед ним лежала дорога на Шамони, как раз южнее Аннеси. Монблан откроется ему примерно через час. Мощный «Ситроен», подчинявшийся каждому его прикосновению, казался ему самолетом, а он сам чувствовал себя летчиком, сосредоточившимся на лежавшей перед ним полосе и доске приборов. На крутых альпийских поворотах он ощущал вибрацию дороги. Остановился он только раз, у Понтарлье, чтобы заправиться и глотнуть обжигающе горячего чая из автомата. Сокращая расстояние, он съехал с автотрассы и поехал горными дорогами, теперь скорость зависела от его реакции – она должна быть мгновенной и точной. Остался еще час. «Будь на месте, Вэл. Будь на месте, любовь моя!»