Костас Ласкарис оказался совсем не таким, каким представлял его себе Джоэл после довольно короткого бессвязного телефонного разговора. Это был лысеющий человек лет шестидесяти, с приятным лицом и теплыми черными глазами. По-английски он говорил довольно бегло, но чувствовалось, что изъясняться на нем ему трудновато. Первые же слова, которые он произнес, поднимаясь со своего места и приглашая Конверса сесть, также опровергали первоначальное впечатление.

– Прошу извинить меня за то, что мои слова относительно мистера Холлидея могли показаться вам бестактными и грубыми. Все случившееся действительно очень неприятно, но я просто не знаю, как это выразить по-английски. А кроме того, сэр, трудно скорбеть о человеке, которого ты никогда не знал.

– Я погорячился. Забудьте об этом, пожалуйста.

– Вы очень любезны, но, боюсь, я не имею права забывать о распоряжениях… сделанных мистером Холлидеем и его компаньоном, пребывающим здесь, на Миконосе. Пожалуйста, мне нужны ваш паспорт и письмо.

– А кто он? – спросил Джоэл, доставая из кармана паспорт, в который было вложено и письмо. – Я имею в виду его компаньона.

– Вы юрист, сэр, и, конечно же, понимаете, что сообщить данную информацию я смогу вам, только когда будут устранены все… барьеры. Я думаю, что это правильно.

– Совершенно справедливо. Я спросил на всякий случай. – Джоэл протянул банкиру паспорт с письмом.

Ласкарис снял телефонную трубку, нажал кнопку и произнес несколько слов по-гречески, по-видимому, вызывая кого-то. Несколько секунд спустя отворилась дверь, и загорелая, ослепительной красоты брюнетка грациозной походкой подошла к столу. Она выжидающе уставилась на Конверса, который тут же понял, что банкир внимательно следит за ним. Сделай Конверс какой-нибудь знак, брось на Ласкариса еще один взгляд – и знакомство состоялось, заключено молчаливое соглашение, и кусок, возможно, существенной информации окажется в банкирском архиве. Этого знака Джоэл не подал – не нужно ему такое начало. Если человек одним кивком может стать богаче на полмиллиона долларов, ему не следует искать еще и дополнительных поблажек. Это свидетельствует не о надежности его положения, а о чем-то другом.

Следующие десять минут ушли на ни к чему не обязывающую болтовню о самолетных рейсах, таможнях и общем упадке транспорта. За это время паспорт и письмо прошли, по-видимому, соответствующую проверку и вернулись в кабинет управляющего. На этот раз доставила их не ослепительная брюнетка, а юный белокурый Адонис, танцующей походкой подошедший к столу. И опять Ласкарис посмотрел на него: он был готов предложить все, что пожелает его богатый клиент.

Конверс с улыбкой поглядел в теплые глаза Ласкариса и, не выдержав, расхохотался. Грек ответил ему улыбкой, пожал плечами и отпустил мальчишку.

– Я всего лишь управляющий местным отделением банка, сэр, – сказал он, когда дверь закрылась, – и никак не определяю общей политики банка. Мы ведь, в конце концов, на Миконосе.

– Через который проходит много денег, – подхватил Джоэл. – А на кого, по-вашему, я должен был клюнуть?

– Ни на кого, – ответил Ласкарис, покачав головой. – Вы поступили правильно. Иначе вы сделали бы глупость, а я совсем не считаю вас глупцом. Я выполняю обязанности управляющего банком здесь, на набережной, и неплохо разбираюсь в людях.

– Поэтому вы и были выбраны посредником в данном деле?

– Нет, не потому. Я друг живущего здесь, на острове, компаньона мистера Холлидея. Кстати, фамилия его Биль, доктор Эдвард Биль… Как видите, у вас все оказалось в полном порядке.

– Доктор? – переспросил Конверс, принимая паспорт и письмо. – Он что, врач?

– Нет, он не медик. Он – профессор истории из Соединенных Штатов, в отставке, – пояснил Ласкарис. – У него хорошая пенсия, и несколько месяцев назад он перебрался сюда с Родоса. Интереснейший человек и с весьма глубокими познаниями. Я веду его денежные дела – в этой области его познания не глубоки, но и тут он зачастую высказывает весьма интересные соображения. – Банкир улыбнулся и снова пожал плечами.

– Надеюсь, – проговорил Джоэл, – нам предстоит переговорить с ним о многом.

– Это уж не мое дело, сэр. А теперь, может, займемся вашими деньгами? Как и где вы хотели бы получить их?

– Большую часть я возьму наличными. В Женеве я приобрел для их хранения особый сенсорный пояс – действие батареек рассчитано на целый год. Если его попытаются с меня снять, сирена завоет так, что у грабителя полопаются барабанные перепонки. Деньги предпочел бы получить в долларах, за исключением, разумеется, нескольких тысяч.

– Пояса эти весьма эффективны, сэр, если только вас не оглушат и если рядом окажутся люди, которые услышат этот сигнал. Не надежнее ли взять обычные тревел-чеки?

– Наверняка надежнее, но я полагаю, что мне не стоит лишний раз ставить свою подпись.

– Как вам будет угодно. Какие купюры вам дать? – спросил Ласкарис, пододвигая к себе блокнот и карандаш. – И куда прикажете перевести остаток?

– А можно разместить деньги так, – осторожно спросил Конверс, – чтобы я мог получать их, не называя своего имени?

– Конечно, можно, сэр. Честно говоря, это достаточно широко практикуется у нас, на Миконосе, как, впрочем, на Крите, на Родосе, в Афинах, Стамбуле, да и в большинстве стран Европы. Мы будем пересылать условия выдачи вклада вместе с написанными вами собственноручно словами – чья-нибудь фамилия, набор цифр… Я знал человека, который пользовался словами колыбельной песенки. В этом случае вам, естественно, придется пользоваться услугами вполне определенных банков.

– Естественно. Назовите мне несколько таких банков.

– Где?

– В Лондоне, Париже, Бонне, возможно, в Тель-Авиве, – сказал Джоэл, припоминая сказанное Холлидеем.

– С Бонном трудновато, они жуткие формалисты. Стоит опустить одну запятую, и они тут же бросаются к своим так называемым властям… Тель-Авив значительно проще, денежные операции у них проворачивают быстро и просто, как заседания в кнессете. Лондон и Париж работают неплохо, но стараются при этом содрать с вас семь шкур. Они уверены, что вы не станете подымать шум из-за налоговых отчислений, и пользуются этим. Истинные грабители!

– Вы прекрасно разбираетесь в этих делах, не так ли?

– У меня имеется опыт, сэр. Итак, каковы будут ваши распоряжения?

– Сто тысяч я возьму прямо сейчас – купюрами не крупнее пятисот долларов. Остальную сумму вы разошлете по разным счетам и объясните мне порядок их получения.

– Это несложно, сэр. Итак, начнем писать имена или номера… а может, слова колыбельной?

– Лучше цифры, – ответил Конверс. – Я – юрист. А имена и колыбельные песенки – предметы, о которых мне в данный момент меньше всего хотелось бы думать.

– Как вам угодно, – ответил грек, придвигая блокнот. – А вот – номер телефона доктора Биля. Как только мы завершим наши дела, можете ему позвонить… А можете и не звонить. Это не мое дело.

Доктор Эдвард Биль, житель острова Миконос, разговаривал по телефону размеренным, хорошо поставленным голосом профессионального преподавателя. Ни спешки, ни эмоций. Все обдумано и продумано.

– Там есть бухточка, а вернее – просто груда камней, куда по ночам никто не заходит. Это примерно в семи километрах от набережной. Вы доберетесь туда пешком. Идите по западной дороге вдоль берега, пока не увидите огни буйков. Спуститесь к самой воде. Там я вас и найду.

Свет луны, время от времени пробивающийся сквозь ночные облака, быстро гонимые ветром, освещал полоску воды у погруженного во мрак берега. Далеко в море подпрыгивали вверх-вниз красные огоньки буйков. Джоэл с трудом перебрался через завалы камней и остановился у самого среза воды. Он прикурил, полагая, что пламя зажигалки и огонек сигареты позволят обнаружить его присутствие. Так оно и произошло – не прошло и нескольких секунд, как из темноты раздался голос, однако произнесенные им слова никак не вязались с образом старого профессора, отдыхающего здесь от трудов праведных.