После их бегства из Бэйе и столкновения, во время которого Евлалия получила серьезное ранение в лицо, обе сестры, полумертвые и изнемогающие, были подобраны крестьянами в окрестностях Карантана, очень добрыми людьми. Они ухаживали за ними, лечили и оставили у себя, поскольку женщины не знали, куда им деваться. Селестина работала изо всех сил, за двоих, чтобы внести свою лепту в хозяйство. Евлалия, раздавленная своим несчастьем, не пыталась даже восстановить свое здоровье...
И вот на этой ферме «Цветущая яблоня» обе сестры встретились с Аделью Амель, ставшей владелицей ее, а также небольшого поместья, к которому ферма примыкала. Действительно, за время ее долгой связи с Лекарпантье скромная и услужливая Адель тоже немного пользовалась «прибыльными» делами, в которых «проконсул»[19] увяз по самую шею.
Он действовал по простейшей формуле: вместо того чтобы отправлять свои жертвы на гильотину, он оставлял их в живых взамен законного получения всего их состояния. Чем только не жертвуют люди ради спасения жизни! Благодаря такой системе Лекарпантье и его семья – между прочим, очень уважаемая – сколотили огромное состояние. Скромная, услужливая, покладистая, одна из его эпизодических любовниц тоже извлекла из этого для себя выгоду. Поэтому в ее владении оказались кое-какие замки, чулок, набитый деньгами, и несколько домов.
Странное дело, эта эгоцентричная и сухая женщина привязалась к Евлалии, ухаживая за ней самым старательным образом, и в конце концов поселила ее со своей сестрой в своем небольшом поместье, где она дала также пристанище бывшему каторжнику по имени Урбен и двум-трем лесным бродягам. Здесь же она укрылась, когда стало опасным посещать Лекарпантье. В краю, где топкое болото переходит в расселину Вэй, затопленную морем, занимающую большую часть площади, она была в большей безопасности, чем где бы то ни было.
Когда Евлалия умерла, то Адель решила занять ее место, навечно покрыв лицо траурной вуалью. Такая комбинация представляла тройную выгоду: она давала ей возможность получить новое имя, под которым никто не стал бы ее искать, позволяла заполучить дом Може в Бэйе и, главное, возможность вернуться в Сен-Васт и осуществить цель ее жизни – причинить Гийому зло, какое она ему желала, и по возможности убить его. План, который вынашивала Адель в течение многих месяцев своего деревенского уединения, был готов. Этот план не только открывал ей возможность мщения, но и сделал бы богатой как никогда. Оставалось убедить Селестину Може.
Дело оказалось легче, чем она думала. Сестра Евлалии видела в своей благодетельнице небесное создание, полное доброты и милосердия. Она легко попалась на душещипательную историю, которую так называемая святая женщина преподнесла ей однажды вечером. Сидя у камина, она поведала ей историю одной молодой девушки из благородной семьи, поступившей на испытательный срок в монастырь бенедиктинок Валони, которую соблазнил некий Гийом Тремэн и в конце концов похитил ее. Перед этим помощником, дьявола не могла устоять ни одна женщина. Негодяй бросил свою жертву в Париже после того, как она родила девочку, которую не имела даже права поцеловать. Совратитель похитил девочку и передал кормилице, имя которой и адрес он не открывал. Затем он исчез, оставив бедную Адель на руках темных личностей, но более добрых, чем он, людей. Теперь она желала всей душой вернуться в окрестности Валони, чтобы разыскать свою маленькую Селину – Тремэн же ограничился тем, что сказал, что увозит ее к себе, – но сделать это с открытым лицом было невозможно. Соблазнитель был богатым, всемогущим, и ему ничего не стоило убить человека.
Рассматривая этот дурной роман как слово Божье, мадемуазель Може-старшая поплакала вместе со своей подругой и поклялась всячески помогать ей в поисках ребенка и отомстить мерзкому соблазнителю. Адель купила себе черный креп, и обе «сестры» отправились в Бэйе, где развернулись уже известные события.
Урбен же остался в «Цветущей яблони», но времени даром там не терял. Бродя по лесам и болотам в поисках людей, способных войти в банду, которую желала собрать хозяйка, он столкнулся с неким Николя Валетом, показавшимся ему настолько интересным, что он решился привести его однажды вечером к девицам Може. Это было в период восстания шуанов[20] в Нормандии, и никого не удивляло появление подозрительных людей, незаметно проскальзывающих в самые респектабельные дома. Идея возродить банду Марьяжа родилась в торжественном полумраке благочестивой церкви...
Естественно, мадемуазель Селестина была устранена от осуществления этого плана. Она считала, что эти немного странные люди, которых принимала ее «сестра» вначале в Бэйе, а затем в доме каторжника, всего лишь эмиссары, которым поручено найти следы потерянного ребенка, наблюдая за домом Тремэна. Она видела очень немногое: задачей Марьяжа было разделить своих людей на группы по пять-шесть человек, живущих главным образом в лесу и выглядевших днем как обыкновенные дровосеки или угольщики. Они представляли собой хорошо натренированные группы злоумышленников, умевших заметать свои следы. Уединенный дом девиц Може, расположенный рядом с пустынными ландами, а также легенда о трагической судьбе его обитателей позволили сделать из него идеальную штаб-квартиру для банды.
Здесь и поселился спустя некоторое время Николя Валет под видом аббата Лонге, вернувшегося из эмиграции. Свою роль он исполнял великолепно. Дело доходило даже до помощи кюре во время службы или на исповеди. Последнее всегда могло пригодиться. Мадемуазель Селестина, которая увидела его однажды ночью, не узнала и была счастлива присутствию такого святого человека.
На следующий день, проснувшись после того, что называлось «ночи висельников», она была напугана. Весь мир рушился в ее глазах по мере того, как она узнавала, что собой представляют женщина, которую она называла сестрой, и добрый священник, которому она поверяла секреты своей простой души. За отчаянием последовала мрачная депрессия, и Гийом, сжалившись над ней, легко поверил в ее невиновность. С помощью аббата Бидо, кюре из Сен-Васта, он добился, чтобы ее приняли в монастырь «Девиц Милосердия», который снова обосновался в Валони в старом, принадлежащем церкви замке, и внес за нее солидную сумму.
Так рассеялись тучи над Тринадцатью Ветрами, где в полном разгаре велись реставрационные работы. Здоровье Лорны значительно улучшилось, по словам доктора Аннеброна. Он считал, что уже можно, не опасаясь, наметить день ее отъезда в Англию. И вот настало время этим заняться вплотную.
В Париже отношения с Лондоном быстро ухудшались. Правительство Бонапарта, не переставая, требовало эвакуации английского флота с Мальты и вместе с тем пыталось оттянуть начало войны, чтобы лучше к ней подготовиться. Однако война была неминуема. В газетах слышалось бряцание оружием. Амьенский договор, заключенный после пятнадцати лет войны, был разорван в клочья, хотя консул уже приказал чеканить первые золотые монеты с его изображением и власть его уже простиралась практически на все. Уже поговаривали, правда, шепотом, что вскоре он объявит себя императором.
Как бы то ни было, Гийом отправился в Шербург повидаться с капитаном Лекюйе и договориться об отправке молодой женщины и ее камеристки к самым близким берегам Англии, к острову Уайт, например. «Элизабет» по-прежнему находилась в сухом доке, но Тремэн владел еще большой долей на нескольких кораблях, способных доставить двух пассажирок в комфортабельных условиях и безопасно.
Довольный результатом поездки, Тремэн вернулся в Тринадцать Ветров до захода солнца. Приближался час ужина, и обитатели дома, каждый в своей комнате, готовились к выходу к столу... Гийому оставалось лишь время стряхнуть дорожную пыль, но он подумал, что будет гораздо вежливее, если он заранее оповестит Лорну о результатах поездки, а не сообщит ей об этом за столом при всех членах семьи, часть которых она недолюбливала... Поэтому он позвал Китти и попросил спросить у ее хозяйки, не уделит ли она ему несколько минут для беседы.
