— Почему же тогда не в ваших? — проворчала старая служанка.
— Потому что эта комната ничего для меня не значит, с ней не связано ни одно из моих воспоминаний. Воспоминания остались в Лодренэ, но там… нет уже ничего. А Себастьяна я любила и в его комнате буду ощущать его присутствие.
Смущенная Лали пыталась было возражать, но Лаура убеждала ее с таким пылом, что она наконец согласилась поселиться в комнате Марии, поскольку все равно придется работать в ее кабинете. Мало-помалу жизнь в особняке Лодренов стала налаживаться. Капитан Крен стал одним из его постоянных гостей.
Он принял близко к сердцу поручение привести в порядок документы Лауры: на первый взгляд это дело представлялось нелегким, учитывая беспорядок в делопроизодстве, сложившийся после внезапного бегства Лекарпантье. И все же народ «Порт-Мало», хоть и не принимая в штыки Республику, тем не менее не позволял вытворять тут бог знает что, повинуясь капризам кровавых безумцев. По приказу назначенного в эти края национального агента Маэ в городе был создан свой революционный комитет в составе двенадцати человек. Первой же его акцией стал арест вышеназванного Маэ. Позднее на смену Лекарпантье из Парижа прибыл некто по имени Бурсо, совершенно не похожий на предыдущего проконсула, а точнее, бывший его полной противоположностью. Из тюрьмы отпустили последних узников, изгнанные семьи получили разрешение вернуться обратно, восстановилось почти полностью парализованное судоходство в порту, и, наконец, был назначен новый мэр Лоран Лувель, взявший в свои сильные руки управление администрацией города. Даже культ был восстановлен, хоть и конституционный, но все же богиня Разума[18] была изгнана навсегда, к неописуемой радости многих и, в первую очередь, крестьян, поспешивших водрузить на старые места придорожные распятия, праздничные статуи святых и дорожные кресты. Холодная республиканская добродетель, исповедуемая Робеспьером, уступила место традиционным ритуалам и добрым чувствам былого времени.
Алан Кренн, воспользовавшись спокойной политической обстановкой, которая вполне могла продлиться совсем недолго, сопроводил Лауру и Лали в ратушу. Там он без труда добился для Лауры, за все ее страдания, случившиеся по вине Понталека, возвращения исконной фамилии Лодрен, а для Лали — права на проживание в городе Порт-Мало и возможности вести торговую деятельность (хотя Лали и так уже с головой погрузилась в работу). Она обнаружила, что склады были так же пусты, как и касса; что судно, вернувшееся с Новой Земли, так и стояло на якоре в порту и надо было срочно отправлять его в сухой док; что постройка другого дока в Порт-Солидоре давно уже была заморожена и, наконец, что судно «Гриффон» уже долгое время не отвечало на призывы и, если оно не появится в ближайшее время в порту с полными трюмами товара, придется сворачивать дела и закрывать контору.
— Осталось еще получить какие-то деньги по нескольким векселям, — сообщила она Лауре, — но этого, конечно же, не хватит, чтобы достроить «Констанс» и привести в порядок «Мадемуазель», ведь ей требуется дорогостоящее снаряжение, в том числе и установка пушек…
— Пушки? Чтобы ловить треску?
— Нет, для набега. Это единственное рентабельное направление с тех пор, как Франция воюет с Англией. Будьте уверены, я навела справки. О треске сегодня нечего и думать, и никто не отправится весной на Новую Землю.
— Но почему?
— По двум причинам: во-первых, английские суда взяли под охрану всю Северную Атлантику, а во-вторых — наши добрые друзья-американцы по-соседски решили увеличить свой рыболовецкий флот. Так что только набег и может принести доход.
— Но ведь, насколько мне известно, «Гриффон» всегда был корсарским кораблем?
— Так же, как и «Ликорн», пропавший прямо из порта около трех месяцев тому назад, да так, что никто ничего и не заметил. Над этой тайной мы как раз сейчас и бьемся с Тевененом. А пока необходимо снарядить «Мадемуазель» и починить «Констанс». Для этого нужны деньги. У вас они есть?
Лаура глядела на подругу с восхищением. Буквально за несколько дней вчерашняя «вязальщица» с удивительной легкостью преобразилась в уверенную в себе судовладелицу. Как будто, поселившись в комнатах
Марии, она вжилась в ее роль, угадывая, о чем бы та подумала и что бы предприняла, чтобы самой ни на йоту не отступить от верной позиции. Что ж поделаешь, Лауре все же пришлось отвечать на вопрос Лали:
— Кажется, еще кое-что осталось от тех денег, которые мать завещала мне на смертном одре, да еще драгоценности, но большая часть средств осталась в Париже у банкира Лекульте, которого мне порекомендовал Батц. Наверное, придется ехать туда…
— Здесь есть два банка. Достаточно будет вашей подписи. К чему мучить себя долгой изнурительной дорогой? К тому же мы сами убедились не так давно, что дороги небезопасны. Говорят, шуаны[19] разгулялись, как никогда. Да еще и разбойники.
— И все-таки мне кажется, что для такой важной операции понадобится личное присутствие.
Лали не ответила. Она присела на диван рядом с Лаурой и взяла ее руки в свои.
— Может быть, вам просто захотелось снова увидеть Париж? Или кого-то еще? — спросила она.
Лаура покраснела, но взгляда не отвела. Она прекрасно понимала, что от ответа графине ей не уйти.
— Я скучаю по нему, Лали. Как хотела бы я знать, что он делает, о чем думает. И если действительно Понталек умер, почему бы мне не подумать хоть немного о себе, раз уж вы взяли на себя дела нашего дома?
— Я прекрасно вас понимаю, хотя и считаю, что было бы гораздо спокойнее, если бы обнаружили труп вашего супруга и предали бы его земле. Но оставим это, поговорим о Батце. Вы помните, что он вам сказал в тот день, когда нас выпустили из Консьержери? Он собирался до отъезда заняться домом в Шаронне. А потом намеревался поехать в Швейцарию. Обнаружил ли он следы малолетнего короля, которого у него из-под носа похитили в Англии? Если у него будет хоть малейшая зацепка, вы знаете не хуже меня, что он дойдет в своих поисках хоть до края земли, если в этом будет необходимость. Во всяком случае, я уверена, что в Париже его нет.
— Вы, безусловно, правы, но не один он влечет меня в столицу. Есть еще и…
— Ее Королевское Высочество, которая до сих пор содержится в Тампле? Вам хочется знать, что с нею стало?
— Верно. Не правда ли, странные у меня привязанности? Мужчина, посвятивший свою жизнь королевскому трону, и маленькая принцесса, которая едва со мной знакома, да и, наверное, просто забыла обо мне… а я люблю ее, как любила бы свою собственную дочь. Смешно!
— Не говорите так! Сердцу, как известно, не прикажешь… А юная Мария-Терезия Шарлотта очень похожа на мать. Помните, как за улыбку королевы Марии-Антуанетты ее верные подданные жизнь готовы были отдать! Так что ваше желание вполне понятно. Но раз уж вы так хотите узнать последние новости, почему бы просто не написать вашей подруге Жюли Тальма? Вы примете решение в зависимости от ее ответа.
Склонившись, Лаура коснулась легким поцелуем щеки старой подруги:
— Вас надо было бы называть «мадам мудрость»! Вы всегда знаете, как лучше поступить. Сейчас же напишу Жюли… и в банк Лекульте…
— Не надо спешить! В такую погоду почтовая карета все равно не тронется из Сен-Мало!
И верно, вот уже сутки над северным берегом Бретани бушевала буря, сотрясая суда в порту. Яростные порывы ветра налетали на ставшую непроходимой даже в отлив песчаную косу, а крутые волны сердито стучались в гранитные крепостные стены, опоясывающие город, заливали скалы и берега, как будто намеревались стереть их с лица земли… Наконец, через три дня, погода улучшилась. Даже выглянуло солнце, но оно не порадовало горожан: его лучи осветили два выброшенных на песчаный берег трупа — мужской и женский. После долгого пребывания в воде одежда на них изорвалась в клочья, тела были изуродованы, но женщину все же можно было узнать: это была Лоэйза. У ее спутника лица уже не было… Трупы отнесли в подвальный этаж замка и послали за отцом девушки. Пришли и за «гражданкой Лодрен»: ей надлежало опознать труп мужчины — предполагалось, что это Понталек. Жуан попытался воспрепятствовать этому.
