Заметив это, хозяин дома притянул гостью к себе — безо всякой задней мысли, по-братски, однако молодую женщину охватила волнующая дрожь.

— Черт бы побрал ваш нелепый гардероб, — беззлобно проворчал Дерек.

— Если бы я знала, что мне предстоит любоваться на луну в тридцатиградусный мороз, я захватила бы меховое манто, — отозвалась гостья, стуча зубами.

Дерек развернул гостью за плечи и повел ее в дом.

— У вас нет мехового манто, — уверенно сообщил он, направляя свою даму прямиком к очагу.

Вивиан присела на корточки у огня и протянула руки к пламени.

— Почему вы так думаете?

— Женщина, которая видит на тарелке оленя Санта-Клауса вместо куска мяса, не станет носить мехов, — пояснил Кейдж, извлекая из бара темную бутыль и разливая коньяк по бокалам.

— Похоже, вы знаете меня лучше, чем мне казалось.

Хозяин дома вручил ей бокал, уселся в кресло и вытянул ноги к огню.

— Не так хорошо, как бы хотелось. — Гостья не ответила, и он шутливо подтолкнул ее носком ноги. — Да не стесняйтесь вы меня, Вивиан! Я же не газетный репортер!

— Собственно говоря, рассказывать тут не о чем... — Вивиан пожала плечами и отставила бокал в сторону. — У меня есть сестра: об этом вы уже знаете. Я занимаю высокую, хорошо оплачиваемую должность. К суду не привлекалась, аллергиями не страдаю, резус-фактор положительный; не курю, пью только по праздникам, да и то чисто символически.

— И вы незамужем!

— Да, — кивнула Вивиан и воспользовалась случаем, чтобы перевести разговор на другую тему: — А вы?

— Речь идет не обо мне, а о вас. Даже не пытайтесь сменить тему. Где вы работаете?

— Я — директор частной школы для девочек на Порт-Айленде.

— Мог бы и сам догадаться! Эта роль, без сомнения, вам подходит!

— Не правда ли, забавно? Этакая пуританка, классная наставница, которой на роду написано умереть старой девой, — ну просто вылитая я!

— Я воспринимаю вас иначе, Вивиан.

— С какой стати? — Она смущенно отвернулась и уставилась на пляшущие языки пламени. — Любого спросите, каждый подтвердит, что портрет соответствует действительности. Я — классическая дурнушка, причем до отвращения рассудительна. Если, спасая меня, вы надеялись встретить Рождество в обществе остроумной красавицы, боюсь, вы выбрали не ту женщину.

— Я вообще не искал женского общества, — отозвался Дерек, наклоняясь вперед и притягивая за плечи Вивиан. — Но теперь, когда вы здесь, я не жалею о случайной встрече.

— Потому что я такая хорошая хозяйка?

Под его дыханием всколыхнулся и опал каштановый локон.

— Почему вы себя так недооцениваете, мисс Шелби?

А почему он задает столько вопросов? Почему философствует о жизни, вместо того чтобы воспользоваться ситуацией? Они — одни в пустом доме, впереди — долгая ночь, рождественские огни струят волшебный свет, а в воздухе разливается благоухание хвои...

Восхитительные декорации — и восхитительная возможность! Будь на ее месте Элисон, этот мужчина уже осыпал бы ее поцелуями. Пожалуй, пошел бы еще дальше!

— Я реалистка, вот и все! Да и потом... Вы не особо обрадовались, когда я свалилась к вам как снег на голову.

— Не обрадовался, — согласился хозяин дома, осторожно приподнимая тяжелые волосы и ласково поглаживая пальцем хрупкую шею. — Но это было раньше, не сейчас. Что до внешности...

Фраза беспомощно повисла в воздухе. Недоговоренность причиняла еще большую боль. Лучше бы он сослался на народную мудрость: дескать, с лица воду не пить, был бы человек хороший! Но тут Дерек закончил свою мысль:

— Кто вам сказал, что вы — дурнушка, а, Вивиан? Вы прелестны: красивы так, что дух захватывает!

На мгновение в комнате воцарилось гробовое молчание: так замирает концертный зал, когда дирижер берется за палочку. Очаровательные елочные игрушки застыли в воздухе, неподвижность сковала переливы огней. Даже языки пламени замерли: потрескивание поленьев стихло, а жидкий огонь, разлившийся у Вивиан в крови, с легкостью свел бы на нет жар очага.

И тогда она спросила напрямую:

— Ты женат, Дерек?

— Нет. Теперь нет.

Вивиан набрала побольше воздуха.

— И тебя пугает моя рассудительность?

— Меня не так просто запугать...

Она повернула голову, надеясь прочесть правду в его глазах, и наконец задала тот самый, один-единственный вопрос, на который любой ценой следовало получить ответ:

— Тогда почему ты за мной не поухаживаешь?

6

— Ты думаешь, эта мысль не приходила мне в голову по меньшей мере дюжину раз? — прошептал Дерек.

Она потупилась. Он властно ухватил Вивиан за подбородок, развернул лицом к себе.

— Не знаю, — прошептала молодая женщина, зарумянившись от смущения. — Мне казалось, ты вообще меня не замечаешь. Я — только досадная помеха, которая нежданно-негаданно принесла хоть какую-то пользу.

Дерек Кейдж беспомощно глядел на женщину, не в состоянии объяснить, что она подчинила его за последние сутки. Да и сможет ли он ответить правдой на правду и признаться, что поначалу увидел ее именно так, как она сама себя воспринимает: некрасивой и бесцветной? А как признаться, что он скоро понял: Вивиан просто застенчива и под внешней холодной неприступностью скрывается утонченная красота, горьковато-нежная, словно аромат изысканных духов, и столь же неуловимо-эфемерная?..

— Я был бы последним мерзавцем, если бы воспользовался твоей доверчивостью, — срывающимся голосом произнес Дерек, — и с моей стороны глупо читать нотации, но...

— Все в порядке! — Униженная, Вивиан закрыла глаза. — Я не имела права спрашивать. Не знаю, что на меня нашло.

— Ты была честна со мною, и только полный дурак не счел бы себя польщенным. Но важно другое: честна ли ты сама с собой? Ты уверена, что хочешь именно этого?

— Нет — когда я принимаюсь анализировать происходящее. Нет — когда я привожу разумные доводы. Но если я повинуюсь чувству...

Фраза оборвалась на полуслове.

— А если я скажу, что то же самое владеет и мной? — проговорил Дерек.

Серые глаза широко распахнулись; в этих бездонных зеркалах он увидел страх и неуверенность, а в самой глубине... Что было в этих бездонных глазах?

Дерек соскользнул с кресла, сел рядом с ней на полу и, погладив рукою нежную щеку, добавил:

— Но я дам волю чувствам только в том случае, если спустя двадцать четыре часа, считая от настоящего момента, ты не изменишь решения.

Длинные ресницы дрогнули и затрепетали: если бы не последние часы, Дерек готов был поклясться, что имеет дело с искушенной кокеткой.

— Я... не думаю, что у меня хватит храбрости повторить вопрос.

— Даже если я сей же миг продемонстрирую тебе, вот так, сколь ты мне желанна?

Он склонился к ее лицу и прошептал этот вопрос прямо в полураскрытые губы. Вивиан попыталась отодвинуться; словно защищаясь, выставила вперед плечо, отчего дрогнул и заколыхался шелк блузки.

Исходящее от нее благоухание сводило Дерека с ума: да и можно ли противостоять магии полевых цветов и летних рассветов? Поцелуй, который должен был послужить бальзамом для ее гордости, обернулся неистовством страсти — нежданной и всесокрушающей.

Ее податливые губы, жадные и сладостные, слились с его губами, словно никогда и не были скованы печатью ледяной неприступности. Дерек чувствовал, что тонет в благовонном тумане, упивается каждым прикосновением, стремится заглянуть в потаенные глубины души, открывая тайну за тайной.

Она была вся — шелк и нежная уступчивость: и густые ресницы, что ласково щекотали ему щеку, и трепетные губы, и рассыпанные по плечам волосы, что, словно дождь, струились у него между пальцев, и трогательная ложбинка у шеи, и плавные очертания груди...

И тут он резко отпрянул от женщины, словно от раскаленного железа; до глубины души потрясенный собственной одержимостью, он не успел подумать о том, как воспримет его действия сама Вивиан.