В 1164 году шведское воинство попробовало захватить крепость Ладогу. Армада шнеков в 55 боевых кораблей с сотней человек на каждом вошла из Балтики в Неву, быстро прошла в Ладожское озеро и 23 мая подошла к русскому городу. Ладожане, предав огню деревянный посад, укрылись в крепости. Высадившись на берег, шведы почти сразу же пошли на штурм, который был отбит. Не успели неудачливые крестоносцы отступить от крепостных стен, как многочисленный русский отряд совершил смелую и внезапную вылазку во вражеский стан, перебив немало незваных пришельцев.

С большим трудом отразив нападение ладожан, шведское войско отошло от крепости на безопасное расстояние. Пять дней иноземные военачальники решали один вопрос: как действовать им дальше? Это промедление неприятелю обошлось очень дорогой ценой. Посланные из Ладоги гонцы быстро доставили в Новгород тревожную весть о нападении морской рати шведов на крепость. Собравшееся по тревожному набату вечевого колокола городское ополчение незамедлительно поспешило на выручку.

28 мая на шведский стан на волховском берегу неожиданно обрушились новгородцы, которые пришли на помощь родному «пригороду». Из крепости в бой ринулись ее защитники. Беспорядочные рукопашные схватки длились недолго — большинство шведов или погибли, или были взяты в плен. Новгородцам удалось захватить почти весь шведский королевский флот — 43 шнека. Только двенадцати кораблям удалось отойти от берега и бежать с места битвы. Сильное речное течение, свежий ветер, дувший в паруса, и усиленная работа веслами помогли остаткам крестоносного войска без новых боевых потерь убраться восвояси.

Вновь собрать морской ледунг — ополчение всего королевства — в Швеции после того похода на торговый город-крепость Ладогу решились только спустя 76 лет — в 1240 году. На сей раз завоевательный поход в богатый Гардарик — Русь Новгородскую, землю городов — в Стокгольме решились не без прямого нажима воинственного Папы Римского Григория IX, возжелавшего стать владетелем Святых мест в Палестине и сделать балтийское побережье полностью католическим, «очистив» его от «язычников».

Подготовка к широкомасштабному вторжению в Новгородскую Русь продолжалась почти два года. Оказалось, что собрать шведское крестоносное рыцарство даже в условиях объявления морского ледунга — дело не из простых. Взаимодействия между Швецией и объединенным рыцарским немецким орденом, который вскоре будет называться ливонским, не получилось даже под нажимом папы Григория IX. Впрочем, в Стокгольме надеялись управиться с вольным городом Новгородом собственными силами.

Для похода на Новгородскую Русь шведское правительство в лице короля Эрика Эрикссона «Картавого», ярла — фактического правителя страны — Ульфа Фаси и его двоюродного брата, королевского зятя Биргера собрало внушительное по тому времени войско. Охотников поживиться еще не разоренными русскими землями нашлось немало. В поход за море собирались духовные и светские феодалы во главе своих личных дружин, рыцари-крестоносцы со своими оруженосцами и вооруженными слугами. Каждый такой рыцарь вел за собой фактически небольшой воинский отряд, который назывался «копье». Все они были искателями русских богатств, до которых не дотянулась рука степного воинства хана Батыя, и бранной славы.

Войско, собиравшееся в завоевательный поход на Восток в земли русичей, не было по своему составу чисто шведским. Летописец «Жития Александра Невского» — очевидец и участник Невской битвы — упоминает в числе вражеского войска «мурмань». Ею могли быть отдельные датские или норвежские рыцари-крестоносцы, отряды из покоренной Швецией части финских земель.

В отношении участия в походе датских и норвежских крестоносцев можно высказать следующие предположения. Датский король уже владел землями северных эстов и городом Ревелем (ныне столица современной Эстонии Таллинн) в непосредственной близости от новгородских границ. Поэтому рыцари-датчане вряд ли могли остаться в стороне от крупного военного предприятия, сулившего несомненный успех и богатую добычу.

Король же Норвегии Хакон IV в 1237 году, согласно папской булле, обязался идти в крестовый поход на арабов-«язычников». Вполне возможно, что вместо этого с разрешения Папы Григория IX он послал какую-то часть своих рыцарей против северных «язычников».

Сохранить в тайне созыв морского ледунга и всего шведского рыцарства в поход на Восток было делом просто невозможным. Лежащие на восходе солнца от берегов Шведского королевства земли одинаково назывались Русью, хотя здесь проживали и емь, и карелы, и водь, и ижоряне. Все они являлись большей частью данниками вольного города Новгорода.

Отношения древнерусской боярской республики со своим заморским соседом исторически складывались очень сложно, поскольку в завоевательные, грабительские походы по Варяжскому морю отправлялись не новгородцы. Мореходные флотилии шведов вторгались через Ботнический залив в финские земли, чей народ издревле дружил с Новгородом Великим. Скандинавы перехватывали купеческие суда новгородцев. По Неве они проникали в Ладожское озеро, нападали на новгородские земли-пятины, где проживали карелы.

Шведских завоевателей восточные земли манили еще и тем, что покорение финских земель — по-шведски Тавастланда — давалось довольно легко. Области, где проживали сумь и емь (два племени, образовавшие впоследствии финский народ), были слабо населены, а их жители не славились воинственностью, отличались доверчивостью и миролюбием. Новгородское влияние на территории современной Финляндии ограничивалось посылкой военных дружин за данью, контактами с местной знатью и торговыми делами.

Перед вторжением во владения вольного города шведы провели удачный крестовый поход на Тавастланд, который, начавшись в 1237 году, продолжался около двух лет. Крестоносцев возглавлял королевский родственник дворянин Биргер из Бьелбо. Как свидетельствует шведская летопись «Хроника Эрика», шведы после успешной битвы с тавастами — емью — построили «на поле брани» крепость Тавастаборг или Тавастхюс и начали закрепляться на захваченной территории. Отсюда до собственно новгородских пределов было рукой подать.

Так что князь Александр Ярославич ожидал прихода больших сил шведов-крестоносцев. Вопрос заключался лишь в том, пойдут ли королевские рыцари в едином походе на Новгородскую Русь с немецкими орденскими братьями. Цели-то у них были едины — покорить «язычников» Востока.

Чтобы обезопасить себя от неожиданного удара со стороны Балтики, новгородский князь, ожидавший серьезного вражеского вторжения, предусмотрительно устроил «морскую стражу». Она устанавливалась вдоль берегов Финского залива и в устье реки Невы. Места там были труднопроходимые, сильно заболоченные и потому все пути-доро-ги пролегали только по воде или вдоль берега.

К югу от реки Невы между Вотьской (с запада) и Лопской (с востока) новгородскими волостями находилась лесная Ижорская земля. Здесь проживало небольшое финское племя ижорян, издавна дружественное новгородцам. Его старейшины уже принимали православие и по доброй воле несли службу вольному городу, который, со своей стороны, взял на себя обязательство защищать вооруженной рукой маленький народ.

Летопись свидетельствует, среди прочего: «Муж старейшина в земле Ижорьской» по имени Пельгусий (по-фински — Пелконен) крестился, приняв христианское имя Филиппа. Но ко времени Невской битвы основная масса ижорян еще оставалась в язычестве.

Старейшине Пельгусию и поручил — вверил — князь Александр Ярославич несение «стражи морской», то есть «бережение» путей к Новгороду со стороны Варяжского моря. «Морская стража» ижорян, по-видимому, стояла по обеим берегам восточной части Финского залива. По этому поводу в «Житии» великого древнерусского полководца сказано — «от край моря, стерегущу обои пути».

Разумеется, наиболее зорко стерегли устье реки Невы, откуда начинался хорошо изведанный шведскими мореходами водный путь из Балтики к новгородской крепости, торговому городу Ладоге. От нее, вверх по полноводному Волхову, лежал удобнейший путь и к самому господину Великому Новгороду — богатейшему торговому центру Древней Руси.