Надо отдать должное Наташке, она мигом обнажила свой меч и тем самым спасла мою бедную голову от удара огромной секиры. Я, конечно, тоже попытался вытащить меч, но он почему-то застрял в ножнах, и мне пришлось защищаться с помощью подручных средств. Очень удачно увернувшись от меча, которым собирался проткнуть меня патлатый ражий детина, я врезал ему табуреткой по дурной голове. Табуретка выглядела надежной, но голова у придурка оказалась крепче. Потеряв свое единственное оружие в первой схватке, я пустил в ход кулаки.

Нападающих было четверо: сухощавый старик, похожий на Дон Кихота, уже упомянутый мною ражий детина с чугунной головой, еще один недоумок нехилого телосложения с секирой в руках и монах в рясе, толстый и неуклюжий, в руках у которого была увесистая дубинка. Монах вопил громче всех, без конца осенял себя крестом и почему-то называл меня отродьем дьявола. Ражего детину, уже получившего по голове табуреткой, я отправил в нокаут молодецким ударом в челюсть. Недоумка с секирой достал ногой по причинному месту, а потом еще добавил кулаком по печени. После чего вся четверка отступила зализывать раны, а мы с Наташкой укрылись за опрокинутым столом и приготовились к обороне. Мне наконец-то удалось извлечь из ножен свой меч, и теперь я довольно картинно им размахивал, давая понять молодчикам, что их хамское поведение не останется безнаказанным.

– В чем дело? – грозно прокричал я, пока наши противники переводили дух и приходили в себя после нешуточного отпора. – Мы мирные пилигримы, благожелательно настроенные к окружающему миру. Откуда столько агрессии? И где ваше хваленое рыцарское гостеприимство?

Сухощавый старик и монах переглянулись. Мне показалось, что моя речь произвела на них впечатление – на их лицах отчетливо проявилось недоумение и растерянность.

– Вы странствующий рыцарь? – спросил старик.

– Безусловно, – соврал я не моргнув глазом. – Меня зовут Вадимир, сын Аталава, а это мой оруженосец, Безусый Лев.

– А почему безусый? – насторожился монах.

– Так у него усы еще не выросли.

– Барон Гийом де Руж, – представился старик. – А это мои вассалы Жан и Жак. Вместе с отцом Жильбером они пытаются помочь мне спасти мою дочь от страшной участи. Проклятие висит над моим домом, благородный сир Вадимир, и как раз сегодня пробил страшный час. Вы, конечно, слышали о звере замка Руж?

– К сожалению, нет. Я здесь проездом. Но, вероятно, это что-то вроде собаки Баскервилей?

– А что это еще за собака? – опять насторожился монах.

– Не важно. Так вы считаете, что этот зверь убьет вашу дочь?

– Он приходит каждые двадцать лет, чтобы лишить невинности одну из дочерей владельца замка Руж вот уже на протяжении двухсот лет. Моя сестра лишилась рассудка и умерла, после того как побывала в руках этого чудовища, и я не хочу, чтобы та же участь постигла мою дочь. Ведь она у меня единственная. Все мои слуги разбежались. Никто из доблестных рыцарей Апландии не согласился мне помочь, испугавшись исчадия ада. Увы, но их можно понять. Однажды, лет сто назад, мой предок Рене де Руж попытался спрятать свою дочь, но зверь разорил всю округу, он убивал всех подряд до тех пор, пока ему не отдали на растерзание несчастную девушку.

Страшная история, что там говорить. Но я не очень-то верю в старинные легенды. Всё-таки для скептически настроенного человека двадцать первого века все эти демоны, звери апокалипсиса и тому подобное не более чем глюки воспаленного средневекового ума. Тем более что, как человек просвещенный, я читал бессмертную «Собаку Баскервилей» Конан Доила. И очень хорошо помню, чем закончилась вся эта история. Скорее всего, кто-то просто морочит голову старому барону, используя склонность к суевериям местных жителей.

– Так вы приняли меня за этого таинственного зверя?

– Извините, благородный Вадимир, – вздохнул Гийом де Руж, – но я и сейчас не уверен, что предо мной рыцарь, а не демон.

– Это вы напрасно, почтеннейший, – обиделся я. – Да и что во мне такого демонического, способного до икоты напугать несчастную девушку?

– Дьявол многолик, – поднял палец к потолку отец Жильбер. – Что стоит ему напялить на себя благообразную личину, дабы соблазнить невинное создание.

Жан и Жак наконец-то пришли в себя и поднялись на нижние конечности, обиженные на весь мир вообще и на меня в частности. Судя по всему, рыцарь Гийом собирался повторить отчаянную попытку убить незваного гостя и тем обезопасить свою дочь от возможно го насилия. В принципе я понимал чувства отца и даже восхищался отчаянной храбростью этого человека, восставшего против рока, обрушившегося на его семью, но умирать мне не хотелось, поскольку по своей природе я не был ни демоном, ни зверем, и моя смерть ничего не меняла в создавшейся ситуации.

– Должен сказать, благородный Гийом, что вы напрасно беспокоились на мой счет. Никакой угрозы для вашей прекрасной дочери я не представляю, поскольку являюсь гомосексуалистом. Я и мальчика за собой вожу для плотских утех.

После этих моих слов Наташка сердито, задышала и пнула меня ногой в ляжку. Ее почему-то обидело, что я назвал ее мальчиком. Я же посчитал, что уж лучше прослыть в приличном обществе гомосексуалистом, чем исчадием ада. А потом, мне просто не хотелось проливать кровь этих храбрых и добропорядочных людей. Ну и самому умирать тоже не улыбалось.

– Гомосексуализм – это грех, сын мой, – скорбно заметил отец Жильбер.

– Безусловно, – подтвердил я. – Но грех простительный. Во всяком случае, сулящий покой любящим отцам прекрасных дочерей.

Как я и ожидал, рыцарь Гийом де Руж после моего заявления отмяк душой и опустил меч, занесенный было над головой таинственного пришельца. Жан и Жак тоже поуспокоились и потеряли всякий интерес к человеку столь сомнительной ориентации.

– Мне очень жаль, рыцарь Вадимир, что вы пришли в мой замок в несчастливый день и я не могу вас принять как подобает.

– Какие пустяки, достопочтенный Гийом. Я человек без претензий. Ломоть хлеба, кусок свинины и чарка доброго вина за здоровье хозяина и его близких – вот, пожалуй, и всё, что я хотел у вас попросить.

– Вас, разумеется, накормят, благородный рыцарь. Но, к сожалению, я не могу гарантировать безопасность ни вам, ни вашему оруженосцу. Зверь может явиться в любую минуту.

– И тем не менее, благородный Гийом, я осмелюсь попросить у вас не только ужин, но и ночлег.

– Вы храбрый человек, уважаемый Вадимир. Но, надеюсь, вы понимаете, какой чудовищной опасности подвергаете не только свою жизнь, но и душу?

– Я не боюсь смерти, рыцарь де Руж, а что касается души, то в присутствии отца Жильбера я не испугаюсь даже князя Тьмы, не говоря уже о его подручном.

– Вы преувеличиваете мои силы, – вздохнул сокрушенно служитель церкви. – Я простой деревенский кюре, и все мои надежды только на крест и молитву.

Пока мы обменивались комплиментами, Жан с Жаком расставили мебель по своим местам, а немолодая, но расторопная служанка накрыла стол. Меня посадили по правую руку от хозяина, отца Жильбера – по левую. Сердитая Наташка пристроилась рядом со мной, а Жан с Жаком стерегли вход. Разносолов на столе не наблюдалось, но поужинали мы плотно. В вине тоже недостатка не было. Утолив аппетит и жажду, я пришел в хорошее настроение и попросил владельца замка Руж рассказать мне историю проклятия, павшего на его семью. Старый рыцарь печально вздохнул, но в просьбе гостю не отказал.

Виной всему, как водится, был отдаленный предок Гийома. Звали этого сукиного сына Анри де Руж. Благородный Анри был благородным, к сожалению, только по праву рождения. Что же касается его поведения, то оно оставляло желать много лучшего. Пока он насиловал местных крестьянок и обижал своих вассалов, никто его за это не судил. Человек был в своем праве. Но Анри де Ружу тесны стали широкие рамки средневековой морали, и он занялся откровенным разбоем. За разорение купцов и соседних замков святые отцы осуждали распоясавшегося рыцаря, однако отпускали ему грехи. Тем более что благородный Анри исправно платил церковную десятину.