Отделаю бритвочкой его «бээмвуху» да наклею ему на заднее стекло силиконом всякие смешные плакатики вроде «Просьба не сигналить, водитель мечтает о „Шальке-О4“[44] или «Я торможу также для мужчин». Пошлю ему домой с курьером упаковку с виноградом трехмесячной давности и тучей фруктовых мушек. Дам от его имени объявление с телефонным номером: «Чувствительный и преданный научный работник ищет подходящую жену. Внешность не имеет значения. Просьба звонить по телефону…»

Я отомщу за себя, д-р Даниэль Задница-Хофман. Тебе хотелось бурного и короткого приключения? Это приключение окажется более бурным и не таким коротким, как ты надеялся. Ты видел «Опасные связи» с Глен Клоуз? Горе твоим яйцам, если у тебя есть хоть одно!

3. Фаза изживания боли.

Никто меня не любит. Как я могла даже в мечтах вообразить себе, что этот ладно сложенный, интеллигентный, красивый, остроумный, хорошо зарабатывающий человек мог отнестись ко мне всерьез! Ко мне! Это же смехотворно. Я женщина, которую только лентяй не обманет. О которой в веселом мужском кругу можно рассказать, начав такими словами: «Как-то была у меня одна особенно забавная, которая…»

Никто не желает при мне остаться. Я вечно покидаемая. Даже Сашей. Впрочем, пусть последнее и не совсем верно, но подобные детали не играют в такие моменты никакой роли. Так, во всяком случае, я чувствую. На вершине моей половой зрелости, в возрасте, когда я надеялась пережить свой первый вагинальный оргазм, моя любовная жизнь пошла прахом.

Все. Возврата нет.

4.Фаза позитивной переориентации.

Эту фазу я перескочила и вместо нее еще раз начала все сначала.

Я шла домой. И пыталась извлечь из случившегося хоть что-то положительное. Напрасно. Проковыляла мимо угла с итальянцами, где снаружи все еще сидели люди, говорили и смеялись, ничуть не взволнованные моей беспросветной судьбой. В этом было что-то утешительное. Мир, думала я, не озабочен моим самочувствием. Его не интересует, что остаток жизни я проведу, сознавая, что другая сцапала моего мужчину. Я кинулась на софу и, лежа на ней, презирала себя за то, что одну за другой проглотила четыре оставшиеся шоколадки Miпi-Dickтaпп,s. Если бы горе хоть чуть-чуть отразилось на моем желудке! Ничего подобного. Аппетит оставляет меня только тогда, когда я не в меру – а под «не в меру» я подразумеваю «превыше всякой меры», – много съела.

Черт. Кончились сигареты.

Брошу курить. Именно сейчас. Я должна придать своей жизни новый смысл. С этой секунды я – некурящая.

Последний раз быстренько схожу за сигаретами.

Потупив взгляд, выползаю на улицу. Я никчемный человек. Не способна даже покончить с курением. Неудивительно, что меня никто не желает. Иду мимо дома Марианны, в ее квартире свет уже не горит. Мимо стоянки такси, на которой ни одного такси уже нет.

– Хэлло, Кора.

Что? Кто говорит? Я поднимаю глаза, но не могу заставить себя улыбнуться. Как будто какие-то роковые силы сплели заговор против меня. Неужто моим унижениям никогда не будет конца?

– Хэлло, Ута.

Ута Кошловски глядела на меня с видом оскорбленного достоинства.

– Большинство называют меня Кармен.

– Мне все равно. Я не большинство.

Чувствую себя как Иов. Одно бедствие за другим. За что мне это? За какие грехи я наказана? Наверняка прямо сейчас на меня опустится туча саранчи, а лицо покроют зеленые оспенные язвы. И уж конечно, пока я здесь, в мою квартиру проникли взломщики. Нет, сегодня совсем не мой день. Аффектированным жестом Ута откинула с лица рыжую прядь и сказала:

– Пожалуй, бессмысленно ждать здесь такси.

– Ага.

– Даниэль уже отправился домой. Я, собственно, хотела идти пешком. Но потом передумала.

– Ага.

– Ты превосходно заморочила ему голову.

– Чего?

В моем взгляде, наверное, смешались недоумение и враждебность. Что это значит? Она что, знает о нашей… нашей… встрече. Может быть, ей хочется еще немного насладиться моим поражением?

– Я хочу сказать, что все это мне, в сущности, безразлично. Я даже не хочу вмешиваться. Но сейчас, раз уж я тебя встретила… Не пойти ли нам выпить?

Быстро обдумываю. Резкое «нет» было бы здесь, пожалуй, подходящим ответом.

– Как хочешь, – неохотно буркнула я. Что мне терять? Я ведь все уже проиграла.

Мы возвращаемся на несколько шагов, к итальянцам, садимся за свободный столик и заказываем пол-литра фирменного вина. У официанта глаза на лоб лезут при виде моей субтильной рыжеволосой спутницы.

– И одну минеральную воду, пожалуйста, – говорю я. С тем же успехом я могла бы обратиться к глухонемому аборигену.

– И, пожалуйста, еще две минеральные воды, – сладко пропела Утa-Кармен.

– Due acqua тiпerale[45]! Желаете что-нибудь еще, bella sigпoriпa[46]?!

А я, что же, незаметно для себя превратилась в горбатого старика? Впрочем, мне все равно. Полное отсутствие самоуважения незаметно делает человека нечувствительным к любым оскорблениям, даже со стороны прислуги.

– Даниэль мне о тебе много рассказывал, – начала говорить Ута.

– Так. Ну и что?

– Ну так вот, ведь вы же при мне познакомились. Извини, что так на тебя налетела, но мне действительно показалось, что ты его ранила. Кроме того, актрисе всегда важно встать в позу героя и устроить эффектное представление, когда рядом есть фотографы. Ты понимаешь?

Когда я не понимаю, я предпочитаю многозначительно молчать.

– Твое появление на приеме произвело на него сильное впечатление. Он пришел от тебя в восторг. И Я считаю настоящей пакостью – извини уж мою откровенность – то, как ты с ним обошлась.

Как я – что сделала?! Как я – что?! Ну и ну! Что за бред? Или рехнулась я – что ли? Я заглотила воды – оба стакана, а также тарелку с закусками за счет заведения, которую официант поставил поближе к Уте-Кармен.

– Как я с ним обошлась? Да у тебя не все дома! Я, как дура, часами торчу у телефона, жду не дождусь, когда он наконец позвонит! А потом натыкаюсь на него, гуляющего с тобой в обнимку по парку, и это когда я сама, в полном изнеможении пытаюсь хоть как-то избавиться от старой рождественской елки! Я с ним пакостно обошлась?! Не надо «ля-ля». Желаю вам обоим впредь всего наилучшего. Но думаю, я не обязана позволять кому-то – хотя бы и тебе – приписывать мне недостойное поведение.

Уф! Отвела душу. По-моему, еще ни разу в жизни я не была такой честной. Ощущение совсем неплохое. Потому что когда честен, то незачем бояться чужих оценок и мнений. Это примерно так же, как если не втягивать живот. Для меня опыт совсем новый. И, пожалуй, хороший.

– Наконец-то мне стало кое-что ясно.

Наверняка этот опыт и для нее совсем нов. Что ж, прекрасно, сегодня мы обе расширили свой кругозор.

– Ты влюблена в Даниэля. Так?

«Черт возьми, да», – подумала я.

– Черт возьми, да, – сказала я.

– Послушай, одно только то, что я лесбиянка, еще не значит, что я совсем не понимаю женщин.

– Ты – лесбиянка? – воскликнула я ошарашенно.

– Tc-c-c, не так громко.

– Ты – лесбиянка? – прошептала я восторженно.

– Видишь ли, при моей профессии лучше об этом не трезвонить. В конце концов зрители должны верить, что хотя бы раз в неделю в меня влюбляется волосатый главврач. Даниэль – мой друг с тех самых пор, как он диагностировал мне воспаление слепой кишки. С того времени он иногда сопровождает меня на публичные мероприятия, чтобы люди не начинали строить догадки насчет моих сексуальных наклонностей.

– Да, но как же? – Моя картина мира, мой образ врага – все рухнуло. Мне не особенно нравится, когда у меня вот так без предупреждения отнимают все мои заблуждения.