Какое-то мгновение мы привыкали к темноте, огням и ритму диджея. Танцующие на сцене красотки были все обряжены в перья. Огромные перья на голове, перья на стрингах и лифчики из перьев на огромных искусственных сиськах. Перья персикового, голубого и лавандового цветов. Какой-то птичий Саут-Бич.
– Ты берешь на себя мужиков, – проорал Хукер, перекрывая музыку, и вручил мне фотографию Билла. – Поспрашивай бармена и вышибал. Я займусь женщинами. Встретимся у входа через полчаса. Если увидишь Мерзкую Рожицу, вскакивай на стол, чтобы все тебя видели, и принимайся танцевать.
Если хотите с кем-нибудь поговорить в клубе, то орите что есть мочи ему в ухо или надейтесь, что вас прочтут по губам. Я нашла кучу парней, знавших Билла, но никто из них не был в курсе, где он. Бармен угостил меня «космо». Побездельничав с коктейлем, я немного расслабилась. И даже почувствовала себя храбрее. Через полчаса я встретилась с Хукером, и мы свалили.
– Что-нибудь добыла? – спросил он.
– «Космополитен».
– Что-нибудь еще?
– Ничего. Вот так-то.
– И у меня не густо, но есть кое-что. Позже сообщу тебе.
Служитель подогнал машину. Мы сели и проехали три квартала до другого клуба. Там все было то же самое, только на этот раз выступали женщины, одетые, как Кармен Миранда (бразильская и американская певица и актриса, чья шляпа из фруктов в мьюзикле «Вся банда в сборе» стала знаменитой на весь мир – Прим.пер.). На головах куча фруктов, цветные оборочки рядами на стрингах, такие же цветные оборочки на бикини, которые поддерживали огромные искусственные сиськи. Я выпила еще один «космо». И ничего не разузнала.
– Как ты полагаешь, за нами могут следить? – спросила я Хукера. – Я все время вижу одного парня. Другого, не Мерзкую Рожу. Он весь в черном. Прилизанные волосы. Он был в закусочной. А сейчас здесь в клубе. И думаю, он наблюдает за мной.
– Сладкая, да за тобой все наблюдают.
Мы заскочили в третий клуб. Я подкрепилась третьим «космо». Поорала на парочку парней, расспрашивая о Билле. Потом потанцевала с парочкой парней. Выпила четвертый «космо» и еще потанцевала. Мне все сильнее нравилась музыка. И уже наплевать было на Мерзкую Рожу. В сущности, я чувствовала себя ужасно счастливой.
В этом клубе выступавшие на сцене женщины были мужчинами. Они все носили наряд дикарей из джунглей, и были великолепны во всем, кроме одной детали: я уже привыкла видеть огромные силиконовые буфера, и потому у меня возникало чувство, что чего-то не хватает.
Я перестала беспокоиться о времени, о том, что мне нужно встретиться с Хукером на выходе. Наверно, полчаса уже миновали, но по какой-то неведомой причине цифры на моих часах расплывались. Теперь мне пришло на ум, что возможно я капельку пьяна.
Хукер прилепил руку к моей пояснице и повел меня с танцплощадки.
– Эй, – возмутилась я. – Я танцевала.
– Я заметил.
Лавируя в толпе, он вывел меня на теплый ночной воздух. Потом отдал служителю парковки свой жетон и десять долларов.
– Итак, – обратилась я к Хукеру. – Что там встало?
– Последние полчаса я наблюдал твой танец в этом скудном платьице, и ты наверно хочешь перефразировать вопрос.
– Мы собираемся в другой клуб?
– Нет. Мы собираемся домой. – Он взглянул вниз на мои туфли, пока мы ждали, когда подгонят машину. – Тебе не больно в этих туфлях?
– К счастью я уже целый час, как ног не чувствую.
Я проснулась в гостевой спальне Хукера, когда солнце изливало на меня свое сияние. Я все еще была в крошечном платьишке. И совсем одна. И я была совершенно уверена, что не сотворила ничего романтического прежде, чем пошла спать. Хукер отказался везти меня до квартиры Билла. Заявил, что там опасно. Полагаю, он был прав, но и здесь я не чувствовала себя спокойно.
Я скатилась с кровати и прошлепала босиком к окну. Взглянула вниз, и у меня закружилась голова. Земля была да-а-а-алеко внизу. Знаете, тут такое дело… в общем, я не люблю высоту.Нестись по трассе в закрытой жестянке на четырех колесах, выжимая 120 миль в час, – тут я в своей стихии. Возноситься в лифте на тридцать второй этаж – нет уж. А мысль сосчитать, падая, эти тридцать два этажа, превращает мои внутренности в желе.
Я осторожненько попятилась и ретировалась из комнаты вниз по короткому коридору в большую обеденно-гостиничную зону. Вся стена гостиной и столовой была стеклянной. Сквозь стекло я могла видеть балкон. А за балконом была пустота. И чайка, летящая задом наперед.
Из обеденной зоны вел вход в кухню. За кухонной стойкой сидел, развалясь, Хукер с кружкой кофе в руке.
Кухня была белоснежной с редкими всполохами синего кобальта. Гостиная и столовая отражали ту же бело-синюю композицию. Очень современно. И до чего же дорого выглядит.
– Почему эта чайка летит задом? – спросила я Хукера.
– Из-за ветра. Ветер дует в фасад.
И тогда я это заметила. Здание покачивалось.
Раздался громкий хлопок, я тут же повернулась к окну и увидела, как чайка отскочила от стекла и камнем свалилась в патио.
– Обожежмой! – вскрикнула я.
Хукер и глазом не моргнул.
– Постоянно такое случается. Бедные долбанные тупицы.
– Мы должны что-то сделать. С ней все будет в порядке? Может, стоит свозить ее к ветеринару.
Хукер подошел поближе и выглянул наружу.
– Наверно, все в порядке. Опа. Нет, не в порядке. – Хукер отодвинул штору. – Пища для хищников.
– Ты шутишь! Как ужасно.
– Пищевая цепочка. Совершенно естественно.
– Я не привыкла находиться так далеко от земли, – сообщила я. – На самом деле я не люблю быть так высоко.
Александра Барнаби, мастерица преуменьшения.
Хукер отхлебнул кофе.
– Вчера вечером тебе было на это наплевать. Прошлой ночью ты любила все. Ты пыталась добраться до меня и раздеть.
– Не было такого!
– Ладно, невезуха мне. Ты не пыталась. Вообще-то я вызвался добровольно, но ты уже вырубилась.
Я, осторожно ступая, вползла в кухню и налила себе кружку кофе.
– Что это ты так крадешься? – поинтересовался Хукер.
– Здесь жутко страшно. Люди не предназначены для жизни на такой высоте. Я чувствую… неуверенность.
– Если бы Господь не предназначил людям жизнь на высоте, он не выдумал бы железобетон.
– Пьяница из меня никудышный. У меня язык будто к небу присосался.
– Продолжай вещать такие грязные штучки, и я возбужусь.
– Если ты возбудишься, я уйду.
– Помогло бы, если бы на тебе не было этого платьица. – Взгляд его переместился к моей макушке. – Хотя твоей прически хватило большинству мужиков, чтобы тут же охрометь. Конечно, исключая меня. Но большинствумужиков точно.
Я расслышала звуки хлопающих крыльев и шум драки, донесшихся с патио.
– Это чайка? – спросила я.
Хукер отодвинул в сторону штору и выглянул в окно.
– Не совсем.
Раздались сердитые птичьи крики, и Хукер отпрянул и задернул занавеску.
– Драка за пищу, – пояснил он.
Кухню от столовой отделяла барная стойка. У стойки торчали четыре высоких стула. На дальнем конце стояла фотография в серебряной рамочке. На фото была изображена яхта.
– Это и есть твоя посудина? – поинтересовалась я, придвигая к себе снимок, чтобы получше разглядеть.
– Это быламоя посудина. Самая отличная из когда-либо сделанных. И быстрая… для рыболовного судна.
– Прошлым вечером я разговаривала кое с кем из парней, знавших Билла, и все единодушно утверждали, что Билл решил свалить в последнюю минуту. Видимо, «Флекс II» только что вернулся из рейса с Багам. Билл тусовался в клубах в ночь, когда вернулся, но собирался в плаванье на следующее утро, поэтому рано смотался. Около часа ночи. Тогда его видели в последний раз.
– Когда он позвонил тебе?
– Около двух.
– Итак, он вернулся с Багам, – произнес Хукер. – Тусовался в клубах до часу ночи. Позвонил мне в два часа. И прямо тут же позвонил тебе, когда мы закончили разговор. Он на яхте. На моей яхте!
