— Лорд, я больше не могу ничего сделать, — объявил Арфанг, поклонившись самой величественной фигуре. — Врата разрушены, там кипит битва. Ярл Грейлок вновь призывает меня на поверхность.
Бьорн громоздко развернул торс в сторону железного жреца.
— Грейлок? Ваш Великий Волк?
— Нет, ярл Двенадцатой, единственной роты, что осталась в Этте. Орден призван на Гангаву, где находится Магнус Красный.
При упоминании Предателя Бьорн издал низкое угрожающее рычание, громкий механический грохот, исходивший из самого сердца машины.
— Расскажи мне все, пока будем подниматься. Твои новости гневят меня, железный жрец. Нужно было посоветоваться со мной, прежде чем лететь туда.
Голос почтенного дредноута постепенно терял свою медлительность. Древний разум машины постепенно просыпался. Бьорн говорил со странным акцентом, который оставался даже после обработки голоса всеми слоями вокс-динамиков. Каждый слог Бьорн произносил архаично, будучи самим олицетворением прошедших веков.
Фрейя против воли подивилась его речи. От предвкушения у нее мурашки забегали по коже. Голос был тяжелым, словно гранитные корни горы. Но было в нем и что-то еще. То же самое, что и в речи Альдра.
Они искалечены скорбью, тьмой и холодом. Все это вошло в их души.
Арфанг, извиняясь, поклонился Бьорну и вновь взялся за посох. Раздался слабый щелчок, что-то в механизмах его брони послало сигнал сервиторам. Те выстроились вереницей. Все эти кошмарные полулюди успешно пережили нападение. В отличие от солдат Фрейи. Трое мужчин останутся лежать мертвыми во тьме по крайней мере до тех пор, пока на поверхности кипит битва. Без кремации и должных ритуалов.
И тогда Арфанг пронзительно взглянул на Фрейю.
— Мы отправляемся назад, хускарл, — сказал он все так же механически-резко, но теперь в голосе явно слышалась усталость, которую жрец и не пытался скрыть. Что бы ни делал Арфанг в склепе, ему пришлось работать на пределе возможностей. — Ты прошла через тьму. Мои сервиторы целы.
Фрейю захлестнула волна горечи при этой холодной констатации. Ее окружали извращенные монстры и призраки из прошлого, которые не заботились ни о чем, кроме своих таинственных целей. Подыскивая подходящие слова, она сама чуть было не ответила слишком резко, что, без сомнений, было бы большой ошибкой.
К счастью, следующие слова Арфанга не дали ей заговорить. Он прямо уставился на девушку, хотя выражение его лица за потертой пластиной шлема было, конечно, невозможно угадать.
— Благодарю тебя, — коротко проскрежетал он.
Затем жрец развернулся и захромал к туннелю. Один за другим дредноуты поднимались на сервомеханизмах и шествовали за ним. С низким гудением бронированные гиганты выстроились в линию. Твари Подземелья Клыка, все так же скрываясь во мраке, внимательно наблюдали.
Один из солдат пододвинулся ближе к Фрейе.
— Что теперь, хускарл? — прошептал он по каналу связи.
Мгновение Фрейя понятия не имела, что ответить. Но затем стряхнула изумление от благодарности Арфанга и с щелчком перехватила скъолдтар.
— Держись ближе, кэрл, — велела она. — Подальше от зверей. Но не мешай им, если последуют за нами.
Фрейя поморщилась, вспомнив, на что они способны. Но не оставалось ничего другого, как приспосабливаться. Важнее всего было то, что ее отряду все еще требовался командир.
— Они пойдут, как и все мы, — промолвила она, глядя, как массивная фигура Альдра присоединилась к строю остальных дредноутов, — на войну.
Кровавые Когти вновь бросились в атаку, перемахивая через валуны и скользя по неровной местности. Впереди несся Бракк, пригнувшись и подныривая под лучи лазерного огня. Несмотря на близость рассвета, было все еще темно, и ведущие к былым Вратам Восхода склоны освещались лишь плазмой, стекавшей с уступов Клыка.
— Устал, брат? — поинтересовался Кулак Хель, набросившись на просперианского солдата и врезав ему так, что человек отлетел метра на три к своим охваченным ужасом собратьям.
— Конечно, — отозвался Красная Шкура, застрелив нескольких смертных, прежде чем завести цепной меч. — Но в остальном все отлично.
Кулак Хель рассмеялся, раздавая удары направо и налево потрескивающим силовым кулаком.
— Не будь меня здесь, — сказал он, нагоняя отступавшего солдата и с ломающей позвоночник мощью вплющивая его в землю, — ты бы по мне скучал.
— Как по болту в заднице, брат мой, — ухмыльнулся Красная Шкура, погружая клинок в тело одной из жертв, прежде чем выдернуть его обратно и отрубить голову другой.
Ни один не признался бы, что он сражается на пределе возможностей. Битва длилась уже несколько часов, кошмарный, перемалывающий все и вся бой, в котором Волки медленно отступали, с мрачной необратимостью оттесняемые к руинам врат. Хотя Когти предпринимали атаку за атакой, каждой волной разбивая врага, землю было не удержать. Слишком много у врага солдат, готовых заполнить образовавшиеся бреши.
И уж точно слишком много десантников-рубрикатов. Пока Стая Бракка расправлялась со смертными противниками, из темноты выныривало все больше сапфировых гигантов, чтобы встретиться с Волками. Их оружие сверкало во тьме.
— Отбросы Предателя! — проревел Кулак Хель, устремляясь к ним, как только увидел ненавистную броню. В голосе его звенела особая ненависть, приберегаемая только для падших братьев.
Красная Шкура мгновенно оказался рядом с братом, и воины вместе набросились на рубриката, выбивая его из равновесия. С треском и грохотом остальные Кровавые Когти вступили в бой, рычанием высвобождая свою ярость.
К ним присоединился Бракк, вздымая силовой меч громадными, сокрушительными взмахами. Волчий гвардеец молчал, как всегда, но, как всегда, господствовал над всем вокруг. Он схлестнулся с десантником-рубрикатом, и их мечи встретились с громким, резонирующим клацаньем. Клинки танцевали, а сами десантники с такой скоростью наносили удары, что со стороны казались расплывчатыми пятнами, рубя и парируя с ошеломительной координацией и силой.
Кулак Хель и Красная Шкура вели атаку, оттесняя десантника-рубриката. Красная Шкура ударил цепным мечом ниже торса, а Кулак Хель тем временем сделал выпад расщепляющим полем. Будь их противник смертным, он бы скончался в то же мгновение. Но предатель парировал мечом цепной клинок, прежде чем уйти от удара в голову. Выровнявшись, он выстрелил в Красную Шкуру из болтера, обрушив на спину и выведя Кровавого Когтя из боя.
Кулак Хель остался один. На долю секунды он увидел маску врага, освещенную вспышками бури. Маска была очень древней. Из линз сочился бледно-зеленый колдовской свет.
Воин внутри этих доспехов сражался уже многие столетия бесстрастно и умело. Что-то ужасающее было в этом безмолвном видении — необратимая порча того, что когда-то было апофеозом человека.
На мгновение Кулак Хель оцепенел, пораженный зрелищем того, во что может превратиться Адептус Астартес. В кошмарных линзах маячило его собственное отражение.
— Малефикарум! — раздался вдруг рядом низкий, резкий голос.
Новая фигура врезалась в десантника-рубриката, обрушив его на землю. Кулак Хель потряс головой, приходя в себя и вспыхивая от стыда.
Эта тварь прикончила бы меня.
Он вновь ринулся в бой. Его спасителем был Бракк. Отделенный от остальных, волчий гвардеец одним клинком оборонялся сразу от троих десантников-предателей, включая того, кто заморозил Кулака Хель. Старый воин сражался, как берсеркер из старинных саг, рассекая врагов смертоносным мечом Даусвъером. Обугленные шкуры хлестали по керамиту. Кулаком свободной руки он раскрошил змеиную маску одного предателя, мечом пронзая руку другого.
— Кровь Русса! — С воплем Кулак Хель бросился на помощь, чувствуя, как энергия в силовом кулаке пробуждается к жизни.
Он приблизился как раз вовремя, чтобы увидеть, как ударили Бракка, как разлетелась на куски лицевая пластина шлема от близкого выстрела из болтера, а третий десантник-рубрикат пырнул Волка клинком в живот. На гвардейца наваливалось все больше безмолвных предателей, рубя и кроша, словно мясники, столь же бесстрастные в победе, как и в поражении.