Мила молча подавала на стол ужин. Она так давно привыкла считать себя счастливой, что впервые за все время замужества появившаяся мысль – а в самом ли деле она счастлива? – показалась настолько пугающей, что молодая женщина сразу как будто замерзла в теплой квартире. «Я перенервничала, – успокоила себя Мила. – Мне просто жалко Леру, вот я и готова злиться на Костю».

Но сейчас, лежа в постели без сна, Мила вдруг поняла, что Костя вчера был не просто уставший. Его раздражала она, Мила.

Воронин отлично знал, что ехать к дому брюнетки Милы ему незачем. Прежде всего потому, что та замужем, он заметил вчера обручальное кольцо на ее пальце. С замужними женщинами Воронин предпочитал дела не иметь – не любил вранья. Конечно, его самого никто и никого обманывать не заставлял, однако участие в том, что обязательно должно вызывать ложь, было ему неприятно. Вот и старался с замужними не встречаться. Незамужних же попросту боялся, потому что жениться не хотел, а все незамужние женщины хотят замуж. Тем не менее любовные связи постоянно случались в его жизни, и, как правило, не по его инициативе, что его абсолютно устраивало. Связи эти Воронин старался не затягивать, ему было неловко перед женщинами, с которыми он категорически не хотел связывать свою судьбу.

И вот сейчас он и сам не понимал, почему его так тянет к дому в старых Сокольниках.

Вчера девицы к его машине вернулись вдвоем: блондинка уехала на своей собственной. В дороге они говорили мало, брюнетка спрашивала иногда что-то у подруги Леры, та отвечала односложно. Лера все вытирала слезы, катившиеся из-под очков, и Воронин старался на нее не смотреть, хотя в зеркале было видно ее, а не темноволосую подругу, на которую ему как раз очень хотелось посмотреть.

Лера молча вытирала слезы, и Воронин почему-то подумал, что плачет девушка не только из-за собаки. Когда Лера вышла возле «Красносельской», брюнетка села рядом с ним, на переднее сиденье.

– Как вас зовут? – покосился он на нее.

– Людмила.

Воронин не удивился. Имя ей поразительно шло, недаром ему вспомнились пушкинские строки. Конечно, Людмила. Как же иначе?

Хотелось спросить, кто она, в смысле, кем работает, или еще что-нибудь про нее, но с языка слетела другая фраза:

– Люда, ваша подруга очень любила собаку?

Девушка поморщилась и поправила:

– Мила. Меня все зовут Милой.

– Роман. Воронин.

Про щенка Миле говорить не хотелось, и она спросила:

– А вы кто по профессии, Роман?

– Военный инженер.

Это ее отчего-то заинтересовало. Мила даже повернулась к нему, а раньше смотрела вперед, на дорогу.

– Я инженер, – пояснил он, – только в погонах.

– А погоны у вас какие? – Она так смешно его разглядывала, как будто он оказался пришельцем с Альтаира, а не обычным военным.

– Полковничьи.

Мила улыбнулась отчего-то и попросила:

– Здесь налево.

Ехать оказалось всего ничего, в Сокольники. Возле своего дома Мила пыталась сунуть ему деньги, но Воронин отказался, естественно, и даже обиделся. Девушка как-то сразу поняла, что он обиделся, и засмущалась. Торопливо кивнула ему и заспешила к подъезду.

Отчего-то отъехал Роман не сразу, какое-то время пялился в окно, пытался вспомнить продолжение, какие там слова дальше после «тихой украинской ночи». Не вспомнил.

Воронин все же доехал зачем-то до дома Милы и постоял у подъезда. Ее не увидел, конечно. И даже вроде бы испытал облегчение – женщина она просто роскошная, одна фигура чего стоит, да только вряд ли ее прельстит роман с каким-то там военным инженером. Не стоит и пытаться. Да и ни к чему.

Он не сразу понял, что, помимо облегчения, почувствовал заметную досаду.

Попытался сосредоточиться на предстоящих делах и поехал на работу.

Офис находился на первом этаже жилого дома. Светлана отперла входную дверь – охраны фирма не имела, у всех сотрудников имелись ключи, а замок всегда закрывали, – прошла по небольшому пустому коридору и толкнула створку приемной.

– Привет. Виктор Федорович на месте?

Света слегка улыбнулась, увидев, что секретарша Катя едва не подпрыгнула на месте, как будто увидела привидение.

– На месте, Светлана Леонидовна, здравствуйте, – пробормотала Катя.

Секретарша ее панически боялась, и Света не понимала почему. С подчиненными она всегда была безукоризненно вежлива, давно выбрав для себя такой стиль поведения, и Катин испуг ее забавлял. Но сейчас реакция девушки понятна – вчера Светлана предупредила, что может сегодня опоздать или не появиться вовсе, и, видимо, Катя ее не ждала.

– Кофе мне сделай, пожалуйста.

Света помедлила, не решив еще, в какую дверь толкнуться: сначала к себе или сразу к директору. Из приемной можно было попасть в два кабинета – в ее собственный и Виктора Федоровича. Все же отперла свой, бросила сумку на небольшую тумбочку, включила компьютер и достала из стола маленькое зеркальце. Лицо было в полном порядке. Дожидаясь, пока компьютер загрузится, стала смотреть на весеннюю улицу.

Позавчера к вечеру она устала. Рабочий день давно закончился, очень хотелось есть и поскорее оказаться дома, но трогаться с места буквально не было сил, и она позвонила Милке. Позвонила, потому что вдруг ощутила желание выбраться за город, на дачу, чтобы забыть о работе хотя бы на день. И о Викторе забыть. Вернее, не о Викторе, а о том, что Лиза может помешать ему жениться на ней, Светлане.

Когда Константин Олегович сказал, что Мила с Лерой собираются завтра на дачу, она почувствовала такую обиду и злость, что разом пропали и голод, и усталость. Ей даже сидеть стало тяжело, и Света встала из-за стола, походила по маленькому кабинету.

Давно, в детстве, они втроем были неразлучны. Тогда невозможно было представить, чтобы подруги поехали куда-то, не позвав ее. Почему все изменилось? Когда? Почему Мила, единственная, кого Света хотела бы иметь в подругах, давно перестала ей звонить? С Леркой все понятно. Та не может ей, Светлане, не завидовать. Торчит в своем вшивом НИИ на копеечной зарплате и держится за своего Сашку, который денег нормальных заработать не может, а женить его на себе не в состоянии. Но Милке-то чем она, Светлана, не угодила?

Предательство подруг ранило так сильно, что даже вспоминать об этом было сейчас больно.

Она выпила принесенный Катей кофе, еще раз посмотрела на собственное идеально правильное лицо и, пройдя приемную, без стука толкнула дверь кабинета директора.

Там, как всегда, толпился народ. Шеф улыбнулся ей совсем незаметно, а кивнул как посторонней, но она видела, как Виктор обрадовался, и ей тоже сразу стало радостно. Наплевать на все трудности и на всех подруг, она хочет быть его женой, и она ею будет.

Виктор был давним приятелем Леркиного отца, они то ли росли в одном дворе, то ли учились в одной школе. Виталий Александрович, отец Леры, тогда, устраивая ее к нему на работу, предупредил Светлану: характер у Виктора Федоровича Кузьменко непростой, человек он подчас грубый, несдержанный, однако честный и справедливый, и никаких каверз от него ждать не нужно.

Так и оказалось. Виктор мог накричать на любого в фирме за самую ерундовую погрешность, мог едва поздороваться, если был не в духе, или ни с того ни с сего начинал орать, чтобы не курили в коридоре. Но где же еще курить, если специального помещения никто не отвел, а в холод на улицу не очень-то набегаешься? Однако, как ни странно, никто Виктора Федоровича не боялся. Молча выслушивали нагоняй, если совершали оплошности. Тушили сигареты, когда директору не нравилось курение, точно зная, что через полчаса можно будет выкурить новую сигарету безо всякого риска услышать вопли начальства.

Да, его не боялись. А всегда вежливую и доброжелательную Светлану боялись и избегали. Та же Катька, например.

Света свой стиль определила сразу – в противовес грубости и хамству директора.

Разговаривая с ней в первый раз, директор предложил выбор: или она идет технологом на производство (Света ведь окончила фармацевтический институт), или садится в приемной секретарем. Прежняя секретарша как раз перед Светиным приходом ушла в декретный отпуск, и она пораздумывала немного для виду, а затем ответила: будет секретарем. Хотя что было раздумывать? Ясно же, работать нужно около начальства, если хочешь чего-то добиться.