— Я хочу поговорить с вами, Холлидей, — сказал герцог и направился в контору.

Адриан шел за ним, чувствуя, что произошло что-то нехорошее, и, опасаясь, не имеет ли это отношения к нему. Они оказались наедине в комнате, украшенной только планами поместья, почта полностью закрывавшими стены.

— Могу ли я помочь вашей светлости? — спросил Адриан, немного нервничая.

— Уверен, что можете. Вот почему я здесь, — ответил герцог. — Но пока мы будем говорить, пошлите кого-нибудь принести вина, эля и что-нибудь поесть. Хлеба и сыра достаточно. Ничего особенного, просто я ничего не ел с завтрака.

Синие глаза Адриана расширились от удивления. Он взглянул на часы над камином. Было почти шесть часов. Что герцог, известный любовью к комфорту, так долго находился без еды и теперь просил только хлеба и сыра, было настолько удивительно, что трудно было в это поверить.

— У меня нет времени, — нетерпеливо пояснил герцог.

— Я сейчас пошлю, ваша светлость, — сказал Адриан и побежал в контору, где за высокими столами сидели три клерка, занимаясь делами поместья.

Герцог стоял у окна, пощелкивая хлыстом по сапогам.

— Вы хорошо знаете этот район?

— Да, ваша светлость.

— Знаете ли вы, по каким дорогам идут цыгане, направляясь на север? Известно, что они избегают больших дорог и останавливаются в тайных местах, но, может быть, местные что-то знают.

— Я знаю один лагерь, — ответил Адриан, не понимая причин такого вопроса. — Один у Линке-Грин, небольшой деревушки около четырех миль отсюда.

— Тогда едем туда сейчас же.

— Но... Да, ваша светлость... У вас есть причины?

— Я объясню вам, — прервал герцог. — Мою подопечную похитили.

— Равеллу!

Восклицание Адриана эхом отдалось по комнате. Герцог кивнул.

— Да, — сказал он. — Равеллу похитили.

— Тогда, ваша светлость, вам нужна помощь. Вы обращались к военным?

— Послушайте, Холлидей, — сказал он. — Это особый случай, но я буду откровенен с вами и скажу правду. Равеллу похитили цыгане по подстрекательству женщины. Ее зовут Делита, она певица в Воксхолле и была под моим покровительством.

Адриан вздохнул.

— Вы поймете, — продолжал герцог, — какой поднимется скандал, если это станет известно. К сожалению, Равелла посетила эту женщину накануне, а та, злобная и ревнивая, нашла способ отомстить.

— Но откуда вы знаете это, ваша светлость?

— Когда Равелла исчезла, она потеряла записку. У меня нет ее с собой, я бы дал вам прочесть, но помню наизусть: «Ваш опекун в большой опасности. Если хотите спасти его, найдите экипаж, ожидающий вас на Хилл-стрит. Никому не говорите об этом, иначе может случиться худшее». Едва Равелла ушла из Мелкомба, ее горничная нашла записку на полу в спальне. Сначала я поверил, что кто-то устроил заговор против Равеллы, но потом увидел одно неправильно написанное слово и вспомнил, что видел эту же ошибку в адресованной мне записке. Я проверил обе и отправился в Воксхолл. После нескольких попыток уклониться дама призналась в том, что сделала.

— Вы исповедали ее, ваша светлость?

— Я чуть не задушил ее, — мрачно произнес герцог. — Сеньорита Делита не сможет петь несколько недель.

— А что она сказала вам?

На момент губы герцога сжались, лицо приняло угрожающее выражение.

— Она сказала, — ответил он голосом, звеневшим как сталь, — что устроила так, что Равеллу увезут в Ливерпуль и продадут в определенное заведение. Цыгане — это племя Шевлин, членом которого она является, — выехали из Норвуда, где, как вы знаете, цыгане собираются, две ночи назад. Они направляются прямо на север и, если мои расчеты правильны, должны быть теперь где-то в этом районе. Я искал их на всех возможных дорогах вчера и сегодня ночью. Я послал моего кузена капитана Карлиона на север, чтобы, если мне не удастся найти ее по дороге, ее спасли бы, по крайней мере, когда цыгане появятся в Ливерпуле. Трудно представить, как она страдает.

— Да, — сказал Адриан, — но, ваша светлость, мы должны схватить их. Я могу показать вам их лагерь в Линке-Грин. Если мы не застанем их там, я думаю, мы поедем лесной дорогой к другому месту недалеко от Дунстабля.

— Тогда едем сразу.

— Но еда и вино, — напомнил Адриан. — Их еще не принесли. Я сожалею о задержке.

— Не важно, — ответил герцог. — Едем. Нельзя терять времени.

Он открыл дверь. В этот момент во двор на большой рабочей лошади медленно въехал парень. Герцог не удостоил его взгляда. Он приказал груму привести лошадей для себя и мистера Холлидея.

Адриан, увидев, что парень выжидающе смотрит на него, спросил:

— Ты ко мне?

— Если вы мистер Холлидей.

— Да.

— Тогда послание для вас.

— Откуда ты?

— Линке-Грин.

— Что за послание? — спросил Адриан.

— Это странное дело, — ответил парень, наклоняясь вперед. — В круглом доме сидит девушка, и мой дядя послал меня сюда спросить, что он должен делать.

— А кто она?

— Говорит, что подопечная герцога, но я считаю, что у нее что-то с головой. Она грязная и в лохмотьях. Хотя я не сказал бы, что она неприятная.

Адриан быстро посмотрел на герцога:

— Наверное, это Равелла.

Герцог кивнул.

— Вы говорите, она послала за мистером Холлидеем?

— Да, она сказала моему дяде, что я должен спросить этого джентльмена, когда приеду сюда. «Вели ему сразу приехать», — сказала она. Только она все-таки сумасшедшая, потому что не хочет выходить из круглого дома.

— Как она туда попала? — спросил Адриан.

— Это-то и есть самое странное. Она разбудила моего дядю в полночь и просила арестовать ее. Он не хотел. Тогда она взяла камень, бросила в окно и угрожала перебить все стекла в доме. Ему ничего не оставалось, как запереть ее, там она и сидит теперь.

— Прошлой ночью! — воскликнул герцог. — Но почему же вы не передали раньше?

Парень обиделся:

— Там нет никого, кто мог бы пойти. От Линке-Грин сюда четыре мили. Мой дядя — плохой ходок. Когда я вернулся с поля вечером, он попросил меня поехать. Я остановился только выпить чаю.

— Да, да, понимаю, — сказал герцог.

В это время к ним поспешил грум, ведя вороного жеребца для герцога и собственную гнедую кобылу Адриана. Герцог вскочил в седло, не дожидаясь помощи грума. Свежий жеребец заржал и, обрадованный предстоящей скачкой, пытался встать на дыбы. Герцог повернул его и выехал на хорошей скорости.

Адриан следовал за ним. Парень остался во дворе в полном недоумении, сжимая в заскорузлой руке две золотые гинеи.

Войдя через три часа в гостиную королевы Анны в Линке, Равелла обнаружила там отдыхающего в кресле герцога. Свечи в больших серебряных канделябрах бросали золотистый отблеск на ее только что вымытые волосы, которые непослушно лежали на небольшой головке.

Она была бледной, но губы улыбались, и трудно было поверить, что это та же грязная, оборванная и несчастная фигура, которая бросилась в объятия герцога несколько часов назад.

Герцог встал. Он сменил костюм для верховой езды на зеленый сюртук, сшитый самим Шварцем. Его галстук был завязан по последней моде, а на обтягивающих длинных панталонах не было ни морщинки. Только его камердинер знал, что он похудел и, если он не поправится снова, придется менять всю одежду, чтобы она сидела прилично.

Равелла подошла к нему. Она приподняла юбки розового платья, мягко облегающего ее фигуру и украшенного на плечах и на талии серебряными лентами. Она молчала, пока не подошла близко к герцогу и не посмотрела на него блестящими как звезды глазами.

— Я так счастлива, пекки, — просто сказала она, прежде чем он успел заговорить. На щеках ее появились ямочки, и она добавила: — И знаете, я только теперь сумела оценить, как хорошо быть чистой.

— Это определенно улучшение, — отметил герцог.

— Мне так стыдно, что вы увидели меня в столь ужасном состоянии, — произнесла она. — Старый констебль ворчал, когда я попросила попить, я просто не осмелилась просить воды еще и на умывание.