Разработку экономической программы правительства ещё до президентских выборов Чавес поручил Хорхе Джиордани[56], который был его частым гостем в тюрьме. Джиордани возглавил министерство координирования и планирования (Cordiplan). По мнению сторонников Чавеса, это был удачный выбор.
Перед Джиордани стояла сложная задача: с ограниченными финансовыми средствами в казне и низкими доходами от продажи нефти стабилизировать экономику, сломать «рентистскую» традицию государства, предотвратить угрозу платёжного дефицита, уменьшить инфляцию, рефинансировать внешний долг и т. д. Чавесу и его экономической команде предстояла капитальная починка (или полная замена) разболтанного до критического предела финансово-экономического «движка» страны, за что несли ответственность прежние «механики» — Кампинс, Лусинчи, Перес и Кальдера. Но этот очевидный вопрос — кто виноват? — недруги Чавеса оставляли за скобками. Зато множились насмешливые комментарии по поводу «экономических талантов» Чавеса и Джиордани.
Компромиссный «квотный» характер носило назначение на пост министра труда и семьи Леопольдо Пучи[57], генерального секретаря MAS. За Чавеса проголосовало около полумиллиона сторонников этой партии.
Министром инфраструктуры стал бывший военный летчик Луис Рейес Рейес, участник событий 4 февраля 1992 года, один из активных организаторов «Движения Пятая Республика». Чавес представил его журналистам как «человека с огромным управленческим потенциалом, честного и испытанного патриота».
Из правительства Кальдеры Чавес «позаимствовал» только Марицу Исагирре[58]. Она с июля 1998 года возглавляла министерство финансов, представляла Венесуэлу в Межамериканском банке развития. С Чавесом Исагирре проработала только пять месяцев и стала первым «правительственным дезертиром». Причина отставки: несогласие со стратегией государственных расходов, её «излишнего» крена в социальную сферу, что никак не совпадало с неолиберальными убеждениями Исагирре.
К месту отметить, что за годы нахождения у власти Чавес произвёл не менее двухсот министерских назначений. Самым нестабильным было его первое правительство. Многие министры без долгих колебаний переметнулись в лагерь оппозиции. В стане яростных оппонентов Чавеса, помимо упомянутых выше Исагирре и Микелены, оказались Альфредо Пенья, Леопольдо Пучи, Игнасио Аркайя, заменивший Микелену на посту министра внутренних дел, генерал Франсиско Усон, возглавлявший министерство финансов. Чтобы стать министром, Усон демонстрировал свою «боливарианскую принципиальность» и «нетерпимость» к коррупционерам Четвёртой республики. Чавес был уверен, что именно такой человек должен контролировать национальные финансы.
Ещё накануне апрельского переворота 2002 года Усон истово клялся Чавесу в верности. Но в первый же день переметнулся к путчистам, сбросив маску «лояльности». Это он предложил заговорщикам «показательно» судить президента. Дескать, популярность Чавеса рухнет как замок из песка, если его унизить и заставить дрожать за свою жизнь. Когда стало ясно, что президент вот-вот вернётся, Усон поторопился во дворец, чтобы снова прикинуться «своим». Сотрудники охраны с презрением вытолкали из дворца ловкача в генеральских погонах.
***
В критические моменты своего «первого правительства» Чавес искал совета и поддержки у старшего брата Адана. Уго поручал ему всё, что не решался доверить другим. С братом можно было говорить обо всём, делиться сомнениями и переживаниями, спрашивать и получать честные, а не конъюнктурные ответы.
Можно сказать, что из-за родства с президентом Адан был «обречён» на выполнение самых сложных и ответственных политических поручений. Не на все предложения брата он давал «автоматическое» согласие. Так, он отверг попытку Уго выдвинуть его кандидатом на пост губернатора штата Мерида в 2000 году («Меня там знают, но я не уверен в победе»). Не дал согласия Адан и на своё назначение Главным координатором Боливарианских кружков. Их идеологическая разномастность, анархичность и нередкий экстремизм требовали человека с иным характером.
Однако за титаническую, почти неподъёмную работу по реформированию «Движения Пятая Республика», превращению его во влиятельную, идеологически мотивированную партию Адан взялся с охотой. Он был хорошо знаком с трудами Ленина о партийном строительстве и понимал, что нельзя отдавать в чужие руки стратегически важную задачу по созданию организованной и дисциплинированной политической силы. В будущем эта партия станет для боливарианцев важнейшим инструментом удержания и укрепления власти. Адан начал работу с позиций «политического директора» в «MVR» и занимался ею практически без перерыва семь лет, увенчав её конкретным результатом — созданием Единой социалистической партии Венесуэлы (PSUV).
Самым трудным в совместной работе братьев по консолидации «боливарианского проекта» был период с 1999 по 2002 год. В правительстве, вооружённых силах, государственном аппарате, в экономике и финансах — везде были элементы «пятой колонны», которые идентифицировали себя с Четвёртой республикой и были враждебны всему, что символизировал Чавес. Ему предстояла сложная и долгая борьба, исход которой был непредсказуем. Всё приходилось начинать с нуля. Прежде всего необходимо было провести полное обновление правящего аппарата, что предвещало конфликты и конфронтации, причем без оптимистичного прогноза.
Само развитие событий подсказывало: надо больше опираться на широкие народные массы. Попытки заинтересовать реформами привилегированные сословия — в их же интересах, чтобы предупредить кровавый революционный взрыв, — не встречали отклика и понимания. Их интересовало другое: охота за назначениями, выгодные контракты, коррупционные комбинации. Чавес стал «уходить» в популизм, шаг за шагом перевоплощаясь в лидера возмущённых социальным неравенством народных масс.
В числе первых «нестандартных» шагов Чавеса на президентском посту было направление открытого «письма солидарности» Ильичу Рамиресу Санчесу, всемирно известному под псевдонимом Карлос, а ещё больше по остросюжетному фильму «Шакал», для которого послужил прообразом, но в весьма искажённой и примитивной форме. В фильме Ильич показан безжалостным аморальным террористом, для которого насилие — высшая цель жизни.
Для Чавеса адресат его послания — соотечественник и революционер, а никоим образом не жестокий и беспринципный террорист. Антигуманные условия содержания Карлоса, получившего пожизненный срок, осуждаются венесуэльским президентом. Чавес обратил внимание на Карлоса ешё в период своей предвыборной борьбы. В венесуэльской прессе было опубликовано письмо Ильича со словами поддержки «маргинальному кандидату».
«Письмо солидарности» сопровождалось конкретными действиями. По распоряжению Чавеса оплачиваются судебные издержки Ильича, предпринимаются меры по его репатриации на родину для отбывания заключения в венесуэльской тюрьме[59].
Помимо родственников Ильича Рамиреса поддерживает его адвокат Исабель Кутан-Пейре. Обаятельный узник сумел покорить сердце француженки. Брачный союз позволяет им чаще видеться, противостоять злоупотреблениям тюремных властей. Исабель удалось добиться отмены откровенно репрессивной меры по многолетнему содержанию Ильича в одиночке под надуманным предлогом его «возможного негативного влияния на заключённых». «Тюремные власти пытаются добиться умственной и физической деградации Ильича», — подчеркнула в своем иске Исабель. Она выиграла дело, и её подопечному была выплачена компенсация за ущерб, нанесённый здоровью.
Карлос Рамирес, принявший ислам, делает громкие заявления, даже находясь в тюрьме. В интервью французскому телеканалу он заявил, что атаки на Всемирный торговый центр в Нью-Йорке 11 сентября 2001 года были актом «законной войны». Последовал новый суд и денежный штраф в 6,5 тысячи долларов. На суде присутствовал представитель посольства Венесуэлы, который обнял Рамиреса, когда полицейские агенты проводили его мимо. Этот поступок был истолкован как неофициальный жест солидарности Боливарианской Венесуэлы с Ильичом Рамиресом.
