Тем не менее возможностей для духовного, интеллектуального и политического развития Уго и Адана в Баринасе было значительно больше, чем в Сабанете. По-прежнему Уго много и «беспорядочно», по его признанию, читал, оказывая предпочтение книгам по истории Венесуэлы, жизнеописаниям Боливара и других национальных героев. Его начала волновать социальная проблематика: причины расслоения общества на богатых и бедных и возможность такого его устройства, чтобы всё было «по справедливости». Он уже слышал что-то о кубинской революции, но не слишком углублялся в материю, хотя имена Фиделя Кастро и Че Гевары были ему знакомы: «В 1967 году мне было 13 лет, и я учился в средней школе в Баринасе. Слово геррилья у всех было на слуху. Однажды я услышал, как говорили о Фиделе и Че, и потом уже не забывал их имён. Помню сообщение по радио о том, что Че попал в окружение в Боливии».
В Баринасе тринадцатилетний Уго познакомился с Хосе Эстебаном Руисом Геварой, коммунистом и бывшим партизаном. Руис был заметной фигурой. Он написал несколько книг, в основном краеведческого плана, участвовал в создании Венесуэльской ассоциации журналистов, был корреспондентом газеты КПВ «Трибуна популар» («Tribuna Popular»), публиковался на страницах прогрессивной тогда газеты «Насьональ». Уго подружился с сыновьями Руиса, часто бывал у них в доме. Биографы называют Хосе Эстебана Руиса Гевару первым политическим ментором Чавеса.
Любознательный дотошный паренёк заинтересовал коммуниста, который стал постепенно приобщать его к миру политики, разъяснять «с классовых позиций» подоплёку текущих событий в стране. Делалось это ненавязчиво, без определённого плана. Уго мог слушать его часами. Руис разрешил подростку пользоваться книгами из своей библиотеки, и тот за короткое время одолел толстые тома Руссо, Боливара, Макиавелли. Заинтересовали мальчика и работы венесуэльских марксистов Сальвадора де ла Пласа и Федерико Брито Фигероа.
Руис не упускал возможности обсудить с Уго содержание прочитанных книг, обратить внимание подростка на те события венесуэльской истории, которые ярко иллюстрировали стремление народа к свободе и социальной справедливости. Особенно часто обсуждались сложные перипетии Федеральной войны и особой роли в ней Эсекиэля Саморы, «выдающегося борца за народные права».
Ещё более захватывающей темой была судьба Майсанты. Руис написал о нём книгу под названием «Майсанта, последний флибустьер». Материалом послужили устные свидетельства современников, собрать и обобщить которые стоило больших усилий. Последние оставшиеся в живых ветераны из отряда Майсанты жили разрозненно, кто на колумбийской территории, кто в труднодоступной амазонской сельве. Книгу Руис заканчивал, находясь в тюрьме, что в глазах Уго придавало ей символическое значение: о партизане начала века написал партизан 1960-х годов. Это своего рода эстафета непримиримости, мужества, вызова олигархии. Кто следующим примет эстафету?
Несмотря на просветительскую работу Руиса (Чавес до сих пор с уважением вспоминает его как «мудрого человека и настоящего коммуниста», «интеллектуала из народа»), подросток не проникся коммунистическими идеалами. Не повлияли на него и друзья из «кружка Руиса», входившие в молодёжные ячейки КПВ. Сам Чавес неоднократно опровергал утверждения о своих марксистских политических корнях: «Я не могу сейчас претендовать на марксистское мировоззрение и заявлять себя марксистом. Я не читал „Капитал“. Я знаком с элементами марксистской теории, но в поверхностной форме». Лишь на десятом году своего президентства, в разгар всемирного экономического кризиса, Чавес взялся за серьёзное изучение работ Маркса. «Я принимаю марксизм, — заявил он публично. — Марксизм является наиболее передовой теорией, предложенной человечеству со времён Иисуса Христа».
На политические темы Уго говорил только с самыми близкими друзьями. Лицеист Энрике Кабальеро, который три года жил в доме Чавесов в Баринасе и делил с Уго комнату, вспоминал о долгих ночных дискуссиях: «Мы начинали говорить о революции и заканчивали разговорами о Боливаре. С Уго это было неизбежно, он всегда говорил о Симоне Боливаре, Эсекиэле Саморе, Франсиско де Миранде, иногда сюда вторгались идеи и книги о марксизме, но мы всегда завершали беседы Боливаром». По словам Кабальеро, уже в то время Чавес был склонен к долгим сольным выступлениям. Обычная беседа незаметно перерастала в монолог Уго: «Он говорил и говорил без отдыха. Много раз он, не отдавая себе отчёта в том, что я заснул, продолжал говорить».
Учителя и соученики Уго вспоминают о нём как об уравновешенном парне, внешне далёком от политических треволнений. В городском молодёжном центре на ролях активистов — «горячих голов» — были другие.
Впрочем, иногда Уго присоединялся к маршам протеста против войны во Вьетнаме, против репрессий «венесуэльской демократии» в отношении левомарксистской оппозиции, практики убийств её лидеров. Сохранились свидетельства, что в год очередных президентских выборов Уго — «по дружбе» — вместе с однокашниками участвовал в демонстрациях, занимался расклеиванием листовок в пользу кандидата от партии MAS[20] (Движение к социализму). Эта левая партия была «осколком» компартии Венесуэлы. В MAS вошли те, кто был недоволен приверженностью компартии к сталинизму и ориентацией на КПСС. Пройдут годы, и «антисталинисты» Помпейо Маркес, Теодоро Петков и другие руководители-«масисты» станут непримиримыми врагами президента Чавеса.
***
Так или иначе, но в школьные годы политика для Уго оставалась на втором плане. На первом по-прежнему царил бейсбол. Тренировки и матчи были главным содержанием жизни. Венесуэльская команда, играть в которой мечтал Чавес, называлась «Navegantes del Magallanes» («Мореходы Магеллана»). Уго знал имена ведущих игроков, историю их спортивных достижений в Венесуэле и переходов в команды профессиональной лиги Соединённых Штатов, где они делали блестящую карьеру и зарабатывали миллионные состояния. Если он добьётся своего, сумеет проявить себя, то триумфальный путь на бейсбольные поля США ему гарантирован. Уго завёл тетрадь, в которую записывал результаты матчей, биографии звёзд, игровую статистику. Стены комнатушки, в которой он жил, разрисовал эпизодами бейсбольных поединков.
Девушки интересовали Уго меньше. Возможно, из-за категорического запрета матери сыновьям приводить домой подружек (novias). «В нашем доме я их не позволяла, — вспоминала донья Елена. — Если они и были, то где-то там, вне дома».
В марте 1967 года Уго пережил сильнейшее потрясение: в авиакатастрофе погиб его бейсбольный идол Исаиас «Латиго». Уго воспринял эту смерть как личную трагедию, как крушение прежде гармоничного мира.
Постепенно расширялся круг друзей Уго. Это были друзья-бейсболисты, соученики по лицею, члены просветительского кружка Руиса. Так сложилась неформальная «Группа Баринас». Хотя её участники тяготели к политическим течениям левого спектра, это было далеко не главным. Почти все выходные и праздничные вечера приятели проводили вместе. «Я чувствовал себя с ними очень хорошо, — вспоминал Чавес. — Обычно мы сидели в молодёжном баре, который находился по соседству с моим домом, или ходили отдыхать в клуб „Noches de Hungría“, или клуб „Сарапараго“, где пела Бетсаида Волкан, красивейшая женщина». Эти клубы в Баринасе не претендовали на исключительность: есть деньги на чашечку кофе, стакан сока — можешь чувствовать себя спокойно, ты — полноправный клиент.
В дружеской компании была очень кстати гитара-куатро Чавеса, под аккомпанемент которой он исполнял coplas — баллады народно-героического характера. Уго любил импровизировать, сочиняя на ходу новые куплеты. Это тоже соответствовало традиции музыкальной культуры Льянос — брать какой-нибудь исторический эпизод, поэтически осмыслять его и доводить до слушателей в драматизированной, вышибающей слезу форме. Нередко Уго пел для друзей шлягеры модных в то время певцов, особенно эквадорца Хулио Харамильо. Клуб «Noches de Hungría» получил свое экзотическое название не потому, что его хозяином был венгр. Сентиментальные слова песенки Харамильо «Ночи Венгрии» были у всех на слуху. В скучном Баринасе пылкие страсти в далёком Будапеште, на берегу голубого Дуная, воспринимались романтически, как мечта о чём-то несбыточном. Владелец клуба сделал правильный выбор. Провинция живёт мечтами.
