Это платье от Рудольфе Валентине, — таинственным шепотом сообщила Джейн. — Гордон лично выбрал его для тебя — разумеется, под моим чутким руководством. Пару недель назад он позвонил мне и попросил приехать в Лондон, чтобы помочь купить тебе коекакие вещи.

Агнес окаменела. Ее так и подмывало сорвать с себя платье и вышвырнуть его в окно. Она не будет носить наряды, купленные Гордоном. В конце концов, разве не достаточно того, что он купил ее дом, титул, ее самое!..

Чтото не так? — встревожилась Джейн. — Тебе не нравится?

Агнес сообразила, что отвергнуть платье означало обидеть подругу, которая вложила в его покупку душу и сердце.

Отчего же, — с деланной улыбкой сказала она. — Оно очень даже милое!

На самом деле это было самое красивое платье, которое она когдалибо видела в жизни, — оно просто идеально сидело на ней, а красный цвет выгодно оттенял ее белоснежную кожу и пшеничные волосы.

Прическу тоже пришлось сменить: собрать и перевязать волосы бантом, шитым жемчугом. Когда Джейн предложила ей подвести губы помадой того же оттенка, что и платье, девушке оставалось лишь вздохнуть и согласиться.

Ну, с Богом! Счастья тебе! — прошептала Джейн сквозь слезы и поцеловала подругу. — И не забудь, я буду крестной твоего первенца…

Агнес, улыбнувшись, кивнула и помедлила, в последний раз оглядывая свою девичью спальню. Когда они с Гордоном вернутся после медового месяца в Спрингхолл, у нее будет другая спальня, а эта комната, безмолвный свидетель ее детских слез и переживаний, станет всего лишь одним из помещений обновленной усадьбы.

Мысленно перекрестившись, Агнес открыла дверь и двинулась вниз.

Гордон ждал ее у лестницы. Он успел переодеться в шелковистый шерстяной костюм и ослепительно белую рубашку с шелковым в полоску галстуком.

Молодые простились с гостями — коротко и дружески. Единственное, что неприятно поразило Агнес, это поведение Лоры. Та при прощании поцеловала Гордона прямо в губы и, вынув из сумочки изящный кружевной платочек, прямотаки породственному вытерла оставшийся от помады след.

Тот нахмурился, уклоняясь, но Лора сделала вид, что не замечает этого. На глазах у всех она подхватила Гордона под руку и, прижавшись к нему, сказала со значением:

Адрес ты мне оставил, так что в случае необходимости я тебя найду…

Свидетели этой сцены обменялись многозначительными взглядами, в то время как Агнес бросало то в жар, то в холод.

Когда молодожены вышли на крыльцо, она холодно спросила Гордона:

Так ли это было необходимо?

Что именно? — не понял он.

Эта сцена… с твоей секретаршей.

Агнес нарочито придала своему голосу холод и отвращение — ей не хотелось, чтобы он заметил, как она уязвлена.

Ревнуешь, дорогая! — устало усмехнулся Гордон. — А все потому, что она не боится показать себя женщиной, а ты страшишься этого больше всего на свете.

Агнес, на мгновение оторопев, все же смогла натянуто улыбнуться и, повернувшись к гостям, помахать им на прощание рукой.

В дорогу они отправились все на том же «роллсройсе». На этот раз машину вел сам Гордон. Агнес еще раз поразилась его способности играючи брать барьеры, которые другим могли показаться непреодолимыми. Этот человек проделал свой головокружительный путь с городского дна до вершин социальной лестницы, не имея ни преимущества в рождении, ни денег, ни положения. Но он держался так естественно, пожимая руку шоферу и искренне благодаря за тяжелый труд собравшихся вокруг них служащих имения…

Агнес отметила эти черты его характера буквально с первого же дня знакомства, и для нее они были ценнее любых денег и происхождения.

Так почему же, даже после того, как они стали мужем и женой, Гордон был так холодно вежлив с ней, так жесток? Ведь он не мог не понимать, что ей сейчас трудно, как никогда. А может быть, он только теперь осознал, какую страшную ошибку совершил? Может быть, даже ему стало ясно, что брак без желания и любви — это ад, каким бы внешним комфортом он ни был обставлен?

Ослепительно улыбаясь, Гордон распахнул перед ней переднюю дверцу, и только играющие на скулах желваки выдавали всю глубину его раздражения и недовольства.

Как бы то ни было, гости, кажется, уверились в правдоподобии разыгранной перед ними семейной сцены и проводили их прощальными возгласами.

Едва они отъехали, улыбка сошла с лица Гордона.

На твоем месте я бы поспал, — сухо предупредил он. — Нам предстоит долгий путь.

Куда? — хотела спросить Агнес, но гордость помешала ей сделать это. Если он дает ей понять, что не хочет разговаривать, то не услышит ни слова.

И всетаки, куда же мы едем? — подумала она вяло и окинула тусклым взглядом серое полотно дороги. Наверное, в аэропорт Хитроу, а оттуда — на один из фешенебельных морских курортов, где пополнят ряды скучающих супружеских пар и где их отчуждение будет не так бросаться в глаза.

Покоряясь судьбе, она откинулась в кресле и смежила веки. В голове царила сумятица мыслей и образов: она сама в подвенечном платье перед зеркалом, шум голосов в бальном зале, череда незнакомых лиц, обрывки разговоров, посвященных преимущественно финансовым проблемам.

Что я наделала? — подумала вдруг Агнес. — О Господи, что я наделала? Но у нее уже не было сил даже на отчаяние. Ею овладело ощущение безграничной усталости и морального опустошения. Прислушиваясь к равномерному урчанию мотора, она устроилась поудобнее и не заметила, как заснула.

…Агнес!

Тяжелая рука осторожно легла ей на плечо, возвращая к реальности. Открывать глаза не хотелось, но Гордон настойчиво повторял ее имя, и она неохотно приподняла веки.

Агнес услышала шум набегающей морской волны и, всмотревшись в темноту, разглядела белый борт большого судна.

Где мы? Неужели это Хитроу? — смешавшись, пробормотала она.

Разумеется, нет. Мы в Дувре, ждем погрузки на паром.

И куда же мы едем? — спросила Агнес, выпрямляясь и протирая глаза.

В Нормандию, в ШатодеФлер! — сказал Гордон.

Агнес недоуменно посмотрела на него.

Это старинный замок на севере Франции, в переводе с французского — «Замок цветов», — пояснил он. — Я снял его на месяц.

А я думала, что мы улетим куданибудь в тропики, — сказала Агнес.

А ты бы предпочла тропики? — поинтересовался Гордон.

Агнес лишь пожала плечами и не проронила в ответ ни слова. Всю дорогу, пока они плыли через ЛаМанш, а затем снова ехали в автомобиле по северной Франции, она провела в полудреме. Только сейчас ей стало понятно, до какого истощения она довела себя за этот месяц, вместивший в себя столько событий.

Она очнулась от забытья, когда машина остановилась и мотор затих. Агнес подняла голову и увидела дорожку из гравия, залитую призрачным светом полной луны.

Почему ты выбрал именно это место? — сухо спросила она.

Видишь ли, Агнес, — мягко проговорил Гордон, — я решил навести справки о французских предках Рокуэллов и выяснил, что отец Чарльза Рокуэлла был сеньором ШатодеФлер. Замок достался старшему сыну, а сэр Чарльз, получив в наследство от отца острый меч и горстку слуг, отправился с такими же, как он сам, нищими сорвиголовами под командой Вильгельма Незаконнорожденного, герцога Нормандского, искать славу и титул в соседней Англии. Французская линия его родственников вскоре пресеклась, а о том, что стало с его предками в Англии, ты знаешь сама. Этот замок — один из немногих, которые сдаются внаем, и я решил, что ты не будешь против того, чтобы провести какоето время на земле своих предков.

У Агнес перехватило дыхание. Ей хотелось броситься в его объятия, так она была растрогана его чуткостью и изобретательностью, его явным стремлением угодить ей. И она сделала бы это, если не воспоминание о Лоре…

Она была благодарна Гордону и за то, что ей не придется играть на людях роль счастливой невесты.

Гордон вышел из машины, обошел капот и, открыв дверцу, протянул ей руку. Агнес, молча отстранившись, выбралась из машины самостоятельно. Она видела, как заиграли желваки на красивом лице мужа, но если чтото и почувствовала, то только злорадство. Пусть узнает, что это такое, когда пренебрегают твоими самыми искренними душевными порывами.