Иван Конев поднял глаза от кроссворда и произнес в пространство:

— Правовое последствие для приговоренного. На "с".

— Секир башка, — немедленно отозвался Поплан.

— Ну что ты несешь. Не бывает в кроссворде два слова сразу.

— Свадьба, — сказал от барной стойки Аттенборо.

— Не подходит, — покачал головой Конев, но все-таки проверил.

— Спроси у адмирала Кассельна, он умный, — фыркнул Поплан.

— Почему-то мне кажется, что он поддержит мою версию, — пробормотал Аттенборо, на всякий случай оглянувшись, не слышит ли кто.

— Тьфу, я понял, — сказал Конев. — Только по буквам и догадался. Это они имели в виду судимость. А я-то уже голову сломал.

— Откуда ж честным пилотам знать о судимости, — Поплан пожал плечами. — Мы люди законопослушные, никому не вредим…

— Просто тебя еще ни один обманутый муж не принял за вора, — парировал Аттенборо. — Но, знаешь ли, все когда-нибудь бывает в первый раз.

— Вот еще. Я быстро бегаю. И потом, знаете ли, вице-адмирал Аттенборо, для любовника нет ничего глупее, чем прятаться в шкаф или под кровать… А, да откуда тебе знать, с твоим-то отсутствием опыта.

Аттенборо вспыхнул и стиснул стакан со своим виски.

— Я не покушаюсь на чужих жен, потому что я благородный человек, — сказал он с пафосом.

— Потому что ты им на фиг не сдался, — хихикнул Поплан. — Старикашка. Женщины любят молодых, вот таких как я, например.

— Однажды ты нарвешься, — в голосе Аттенборо явственно были слышны недобрые нотки. — И тебе не поможет даже то, что тебе вот уже третий год двадцать девять лет.

— Конев! — громко произнес Поплан. — Тебе не кажется, что возраст портит характер? Взгляни на Аттенборо. Ворчлив и плюется ядом.

— Что? — спросил Иван, отвлекшись от своего кроссворда. — Ты опять? лучше скажи, что вот это такое: сколько ни дай человеку — все мало, на "ж".

— Женщина, — проворчал Аттенборо.

— Большие, большие проблемы у адмирала Аттенборо, — сказал Поплан. — Бедняжка. Давай, провожу тебя к доктору, он пропишет тебе чего-нибудь. Брому, например.

Аттенборо резко встал, едва не опрокинув тяжелый круглый табурет.

— Я ж тебе сейчас…

И тут в дверях офицерского бара появилась девушка — в форме, с сержантскими погонами. Она явно робела, но все-таки вошла — и позвала:

— Майор Поплан, можно вас на минутку…

— Лечу, свет очей моих! — Поплан картинно прижал руку к сердцу. — Всегда твой, о звезда!

— Клоун, — сказал Аттенборо в удаляющуюся спину рыжего пилота. — Что они в нем находят? Хорошенькая ведь, могла кого получше…

— Жадина, — сказал Конев.

— Кто жадина? — изумился Аттенборо. — Ты о чем?

— А? — рассеянно спросил Конев. — В кроссворде — "жадина". А ты что подумал?

— Тьфу, — фыркнул Аттенборо и уткнулся в стакан.

Поплан вернулся в бар притихший, с пылающими ушами и неописуемым выражением лица. С шумом выдохнул и плюхнулся на табурет возле барной стойки — рядом с Аттенборо.

— Виски, да побольше, — сказал он.

Дасти посмотрел на Оливера и поднял брови.

— Что с тобой? ты как пыльным мешком ударенный.

— Хуже, — ответил Поплан и залпом проглотил содержимое своего стакана. — Еще.

Бармен наклонил бутылку. Забулькало.

— Колись, — предложил Аттенборо.

— Не могу. Ты же от злорадства помрешь на месте.

— Даже так? Во что ты влип, Оливер Поплан?

— Слово на букву "ж", — произнес Поплан с тяжелым вздохом.

— Да "жадина", я уже угадал, — отозвался Конев.

— Балда, — такой печали в голосе Оливера Поплана еще никто не слышал. Злость бывала, а печаль — никогда. — "Женитьба". Это Аттенборо накаркал, не иначе.

В офицерском баре наступила ошарашенная тишина. Потом Конев потряс головой и сказал:

— Вечно твои дурацкие шутки. Я же чуть не поверил.

— Какие шутки, — Поплан вздохнул еще тяжелее. — Женюсь я, Ваня.

Иван встал из-за столика, небрежно швырнув свой кроссворд, подошел, положил ладонь Оливеру на лоб.

— Странно, — констатировал он. — Жара нет.

Аттенборо пододвинул рыжему еще один стакан.

— Ты же понимаешь, мы тебя не отпустим. Как тебя угораздило, существо высшей расы?

— Это та хорошенькая мисс сержант? — спросил Конев.

— Нет, ее подружка, — буркнул Поплан.

— Ну? — подбодрил Дасти. — Не тяни. Так что подружка?

Поплан зажмурился, шумно глотнул виски, выдохнул.

— Родила, — сказал он.

Повисла долгая пауза.

Аттенборо поставил локоть на стойку, подпер щеку ладонью.

— Существа высшей расы любят все, что движется, но понятия не имеют о контрацепции, — протянул он. — Я думал, вы, дивные создания, к размножению не способны. Но если вы способны… почему по крепости до сих пор не бегает полк рыжих Попланчиков, майор? мне просто интересно.

— Ну, полк маленьких Шенкопфов же не бегает, — заметил из угла полковник Линц.

— Что тут такое, опять про меня? — поинтересовался Шенкопф от порога.

— Нет, сэр, — сказал Линц. — Это не про вас. Это еще круче.

Шенкопф окинул зал взглядом, хмыкнул и пошел к стойке.

Там продолжался животрепещущий разговор.

— А он точно твой? — спросил Иван.

— Точно, — кивнул Поплан. — Я знаю.

— Похож, что ли?

— Откуда я знаю, я его еще не видел.

— Так пойди посмотри, если не рыжий, так может, еще не твой…

— Как я пойду посмотрю, она на Хайнессене!

— Тем более, может, не твой! погоди паниковать.

Генерал Шенкопф подошел вплотную, облокотился на стойку рядом с Попланом.

— Майор, — сказал он задушевно, — и ты влип?

Оливер мрачно кивнул.

— Порыв страсти, "не волнуйся, дорогой, ничего не случится", а потом — поздравляю, ты отец?

Оливер кивнул снова.

— Ну, может быть, тебе повезло, что ты узнал об этом не через пятнадцать лет, — Шенкопф жестом отдал распоряжение бармену. Тот с готовностью выставил на стойку сразу три бутылки.

— В том-то и дело, — сказал Поплан. — Я весь язык оттоптал, объясняя твоей дочери, что почем в этом мире. И что ты не самый дурной из старикашек, кстати. А где мне взять через пятнадцать лет такого идиота Поплана, который за меня будет бесплатным психотерапевтом для моего ребенка? нет уж. Как ни грустно… — тут он выпил еще, — как ни грустно расставаться со свободой, но я уж лучше не буду ждать так долго, как ты, приятель.

Помолчал и произнес со страстью:

— Я так люблю свободу!

— Аминь, — сказал Конев. — Когда свадьба?

— Когда она доберется сюда, — ответил Поплан. — Кэти сказала, она уже летит.

— С ума сошла, — проворчал Конев. — С тихого Хайнессена — на Изерлон, с младенцем, и зачем — чтобы выйти замуж за Поплана! У этой девушки явно не в порядке с головой.

— Ну, значит, из них выйдет неплохая пара, — фыркнул Аттенборо.

— Это точно, — засмеялся Шенкопф. — Поздравляю, майор. Господа офицеры, тост. За семейное счастье Оливера Поплана!

— Кампай! Кампай! — раздалось со всех сторон. Зазвенели стаканы.

Невеста прилетела через месяц. Оказалась она миниатюрной, симпатичной, темноглазой, темноволосой, с длинными пушистыми ресницами, которые очаровательно взлетали, когда она округляла глаза, озираясь и удивляясь здешней обстановке. И ротик тоже делался буквой "о".

А младенец у нее был почти лысый, но все-таки надо лбом пушились редкие волосенки, и были они такого цвета, что вопрос об отцовстве Поплана снялся сам собой — по причине очевидности ответа.

Женское население Изерлона разделилось на два лагеря.

Дамы, имевшие виды на Поплана, кривили губы: вот это создание умудрилось сделать невозможное, а нам не удалось! Да что он в ней нашел, ни кожи, ни рожи, ни сисек, в конце концов, хотя вроде и кормящая мамаша, перестанет кормить — вообще же с лупой придется искать эти самые сиськи! как, как она ухитрилась всех обойти? Второй лагерь составляли, само собой, дамы, которых Поплан как мужчина не интересовал. Эти улыбались с некоторым злорадством: допрыгался, зайчик, — и всячески опекали приезжую мисс.