Вновь воцарилась тишина. Вошел Дракен в сопровождении небольшого мужского хора. У дирижера был, как обычно, вид побитой собаки. Раздались аплодисменты. Тренди увидел затянутые в перчатки руки певицы, показавшиеся из меховой накидки. Аромат ее духов вдруг стал очень сильным. На ней было бархатное платье с открытой, почти полностью обнаженной спиной, очень белой. Певица наклонилась к программке или к сумочке, и Тренди успел заметить верхнюю часть груди.

Однако другой женский образ тут же затмил образ певицы. Тренди вновь увидел Юдит, ее профиль перед мокрым окном «Светозарной», ее тело на смятых простынях, ее бледную, словно умирающую плоть. Настанет ли когда-нибудь день, когда тело Юдит или ее лицо не будут так ясно представать в его воображении, а превратятся в банальное воспоминание, затерявшееся в глубинах памяти и лишенное своей лучезарности? Пора покончить с этим, только излечиться от одной женщины надо при помощи другой. Тренди ошибся, решив, что это Анна. Это был неудачный выбор. Она не смогла ему помочь. Но эта… Огонь можно потушить встречным огнем.

Начался концерт. И хотя Тренди смотрел на Дракена, стоявшего перед певцами, он уже не помнил, ни кто пригласил его сюда, ни для чего он пришел. Тренди отчаялся найти путеводную нить в этом бесконечном лабиринте, в этих коридорах, где его все время, словно в зеркальном дворце, окружали женские лица, тоже в конечном итоге бывшие не более, чем иллюзией. Сегодня настала очередь Круз. Нет, надо говорить — Констанции. Это Дракен называет ее Круз. Дракен ее не любит. Или любит слишком сильно.

В этот вечер Дракен дирижировал хором. Никакой инструмент не мог бы звучать лучше этих низких, поющих в унисон голосов. Они исполняли вариацию на строфу из Апокалипсиса от Иоанна: «Я обвиняю тебя в том, что ты отрекся от своей первой любви». Это была печальная гармония в византийском стиле, музыка вибрирующая, раскатистая, с резкими скачками, длинными паузами: неумолимое пение, выходившее прямо из недр земли. Сначала оно раздражало Тренди — даже дирижер не смог избегнуть инфернальной моды. Затем Тренди сосредоточился на затылке Крузенбург. Он вновь вспомнил о Карточной комнате, о «Дезираде», об игре, о тех минутах сообщничества, которым не мог не наслаждаться. Интересно, Дракен поглощен только своим произведением? Он замечает присутствие дивы?

Нетерпение Тренди возрастало. К счастью, концерт оказался не слишком долгим. Вскоре хор умолк, и Дракен получил заслуженные овации. Первым поднялся кардинал в пурпурном одеянии и повернулся к Констанции. Гости столпились вокруг них, и Крузенбург скрылась от взгляда Тренди. В большой круглой гостиной гостей ожидал буфет. Вероятно, религиозная музыка была для Барберини лишь предлогом, поводом для светского собрания в дорогом для него месте. Не имея возможности подойти к буфету, Тренди вышел в длинную галерею, опоясывающую здание. В основании каждой колонны был устроен бассейн в форме дельфина. Другие гости, обескураженные наплывом народа в буфете, тоже перешли в галерею. Священнослужители в платьях, более шикарных, чем платья слушавших их женщин, завели свои излюбленные проповеди о звездах, пророках, будущем церковном соборе, эхом перелетавшие от колонны к колонне. Тренди уже собирался уходить, как вдруг у двери, открывавшейся в какую-то гостиную, увидел сгорбленного Дракена. Он ускорил шаг. Его позвали:

— Подождите.

Это был голос женщины, голос, который он слышал так мало, но который тут же узнал.

— Мне сказали, вы меня искали.

Тренди застыл. У него даже не было сил обернуться.

— Я забыла, зачем, — продолжал голос. — Но вы, вероятно, знаете.

Крузенбург была уже рядом с ним и протягивала ему свою обнаженную руку. На другой руке была надета перчатка, на черном атласе сверкал знаменитый солитер.

— Кажется, мы уже виделись. Мы играли вместе. И выиграли!

На этих словах Крузенбург улыбнулась своей знаменитой улыбкой. Так она еще никогда с ним не говорила. Ее голос был удивительно нежным. Но еще более волнующим было то, что она была одна.

Они сделали вместе несколько шагов. Тренди почувствовал, что на них смотрят. Нет, Крузенбург не одна, подумал он, она со мной. И эта мысль, которая могла бы двумя месяцами раньше заставить его удрать, наполнила его необыкновенной гордостью. Но он все-таки растерялся и никак не мог произнести первое слово. Крузенбург снова улыбнулась и сказала:

— Это была прекрасная партия.

— Да, — выдохнул он.

Она остановилась, положила руку на колонну и пристально посмотрела на него.

— «Дезирада», — удалось, наконец, вымолвить ему. — Именно там я вас увидел.

Вероятно, певица заметила его волнение, потому что в ее взгляде появилась легкая грусть. Она ласкала мрамор колонны. В свете фонарей галереи Тренди смог ее хорошо рассмотреть. Дива изменилась, под глазами у нее залегли тени. Возможно, все дело было в банальной усталости. Но зачем она отрастила волосы? Может, это понадобилось для оперы, которую она готовила, для ее сценического образа? В волосах поблескивали белые нити.

Крузенбург тем временем вновь обрела свою обычную надменность:

— Да, на «Дезираде». Но сейчас я готовлю новый спектакль. Через неделю, в Опере. Приходите.

— Я уже слышал вас на «Дезираде», это было потрясающе…

— Знаю. Провинциальные забавы. Не стоило бы этого делать. Но Командор мой друг. Друзьям ведь не отказывают, не так ли?

Ее перчатка упала. Тренди попытался ее поднять. Крузенбург наклонилась первой. Ее спина, в самом деле, оказалась очень белой, а кожа — будто неподвластной времени.

— Командор вернулся? — рискнул спросить Тренди.

Крузенбург расхохоталась, как в Карточной комнате, когда поняла, что выиграла.

— Так вот что вы хотели узнать? Нет, мой бедный мальчик. Он увлечен одной девушкой. Полагаю, вы ее знаете? Он не выходит больше с «Дезирады». На этот раз его лишила свободы женщина. На какое-то время. С Командором ничто не длится вечно.

И она отвернулась от него.

— Женщина лишила его свободы? — Несмотря на боль, которую это ему причинило, Тренди сделал акцент на последних словах.

— О деталях спросите у Дракена. Когда Командор положил глаз на какую-нибудь женщину, никто не рискует ему противиться.

Позади них послышался шелест муара. Это был Барберини. Крузенбург поправила на шее меховую пелерину. Тренди решил удалиться, но она поняла его намерение и удержала.

— Следуйте за мной, — сказала певица.

И словно опасаясь показаться слишком торопливой, слишком высокомерной, она поправилась:

— Следуйте за нами.

Тренди поклонился Барберини. Тот взглянул на него насмешливо, а может, и недоброжелательно. Но он не намекал на «Дезираду». Похоже, здесь это название было запретным. Кардинал указал им на дверь, за которой скрылся Дракен. Она вела в овальную гостиную с мебелью в классическом стиле, как и повсюду в резиденции. Здесь находилось всего сорок гостей, самых близких, как показалось Тренди. Он едва успел это отметить, поскольку при его появлении рядом с Крузенбург моментально воцарилась тишина, как и до этого на галерее; затем с притворным безразличием разговоры возобновились. Вокруг них образовался маленький кружок послов и служителей церкви. Теперь Крузенбург опиралась на руку Тренди. Он бы и рад был освободиться от нее, но не мог, потому что бахрома его шарфа зацепилась за крошечные пуговки, застегивавшие сбоку платье певицы. Казалось, Барберини забавлялся. Тренди постарался, насколько возможно, заинтересоваться разговором. С важным видом обсуждали возрождение ватиканского могущества, хвалили кардинала за его приказы о возвращении к рыцарству и средневековым литургиям. «Средние века, мрачное величие Средних веков, благодарим за то, что вы нам его вернули!» — восклицал один старый полномочный посол. Барберини в ответ улыбался. Если бы не парализующее присутствие певицы, Тренди охотно задал бы ему несколько вопросов по его «Теологии дьявола», удивительным образом исчезнувшей с библиотечных полок. Кто-то поинтересовался, почему отсутствует Командор. Крузенбург пожала плечами. Какой-то дипломат обратился к диве: