Но вот взгляд Анны затуманился, движения стали неуверенными, взгляд рассеянным. Тренди накрыл ее руку своей.

— Не торопись, — попросил он. — Езжай помедленнее.

Он обращался к ней на «ты». Определенно, он больше себя не контролировал. Анна подчинилась. Свет фар осветил слева аллею для конных прогулок.

— Поедем по этой дороге.

Он придвинулся к ней и перехватил руль. Она была сама покорность. Так они ехали несколько минут, трясясь по проселочной дороге, Тренди вдыхал аромат ее кожи, смешанный с запахом меха. Под платьем у нее, кроме чулок, ничего не оказалось. Желание Анны Лувуа было таким же безотчетным, как и его. Как он и предполагал, у нее было восхитительное тело. Слабый свет потолочного светильника смягчил первые признаки возраста. Более детальное изучение Тренди оставил до другого раза. Пристанище едва ли им подходило, но Анна оказалась очень пылкой и, судя по всему, осталась довольна. Несколько минут они приходили в себя, потом она тихо проговорила:

— Пора спать. Поищем местечко получше.

Она вновь обрела былую уверенность. Тренди собирался предложить доехать до ближайшей виллы или отеля, как вдруг Анна с радостью узнала то место, в котором они оказались:

— В конце дороги направо будет дом, который я должна продать… У меня есть ключ.

Тренди решил, что она выдает желаемое за действительное. Тогда Анна выбрала среди связок ключей, валявшихся у нее в бардачке, одну и показала ему. Она вдруг повеселела, посвежела, словно забыв и о «Дезираде», и о Командоре, и даже о проигранных ею дорогих украшениях.

— Дом? — пробормотал Тренди. — Дом на продажу?

— Это моя профессия. Я продаю и сдаю дома и виллы. Это вилла Мордоре, старого сумасшедшего. Когда-то он сколотил состояние в Мексике, у него там было несколько борделей. Вернулся богатым. Ты разве не видел его только что, на концерте? Командор любит приглашать такого рода личностей.

В ее голосе вновь прозвучал гнев. Она закуталась в мех.

— …Мордоре всегда любил женщин, но по возвращении разочаровался в них и потом любил только своих павлинов, которых выращивал в парке. У него их было штук пятьдесят. Его жена, бывшая проститутка, в один прекрасный день решила, что с нее хватит, и накануне приема, под покровом ночи, передушила всех павлинов. Рано утром Мордоре нашел их мертвыми, положенными в ряд на ступенях крыльца. Его жену с тех пор никто больше не видел. А вскоре об этом забыли, ведь спустя некоторое время в мире стали происходить гораздо более ужасные вещи!

Анна завела автомобиль. Фары осветили ворота.

— Мордоре больше не хочет здесь жить. Он не жалеет о своей жене и мечтает забыть о павлинах. Он попросил меня продать его дом. Сам увидишь, как здесь интересно, есть даже аквариум. Кто-то приходит кормить рыб каждые два дня. Рыбы ведь по твоей части? — Не дожидаясь его ответа, Анна продолжала: — Пора спать. Здесь есть отличная кровать.

Откуда она это знала? Может, уже опробовала ее со своим клиентом, этим Мордоре, приехавшим из Мексики? Тренди вдруг разозлился. Машина остановилась перед воротами. Анна вышла их открыть. Когда она вернулась, Тренди, воспользовавшись ее словоохотливостью, спросил:

— Почему у Командора?.. Эти украшения, которые ты проиграла…

— Замолчи, — сказала Анна. — У нас с ним слишком много прошлого.

— Много прошлого?

— Да, много праздников, безумств… В то время я вела не такую жизнь, как теперь. Я была молодой. Однажды я решила, что могу его утешить. Это была ошибка. Никто не может его утешить. Слишком много прошлого и безумств…

Ее речь вновь стала бессвязной. Тренди не настаивал. В дом их повлекло не столько желание спать, сколько продолжить начатое в машине. Анна втолкнула Тренди в комнату с аквариумом. Ему не хотелось рассматривать рыб. Он отметил лишь большого морского угря среди более скромных экземпляров. Анна подвела его к широченному канапе. Включив электрический радиатор, она скинула то немногое, что было на ней надето, и Тренди наконец смог увидеть все ее прелести.

Тренди позволил Анне выразить ему свою благодарность, после чего она почти сразу заснула. А он мучился бессонницей. Он не грустил, вовсе нет. Анна оказалась очень опытной и нежной партнершей — редкое сочетание качеств, характеризующих истинный характер человека. Тренди догадывался, что нежность являлась признаком ее возраста, того же, в глубине души, он жаждал от Рут. Разумеется, лучше было получить это в объятиях незнакомой женщины, чем в объятиях своей хозяйки и матери Юдит. Но счастье не насытило его. В аквариуме с зеленой подсветкой, подчеркивавшей волнение бьющейся о стенки воды, описывали круги рыбы, презрительные в своем скольжении. Впервые в жизни Тренди отнесся к рыбам с безразличием. Может, все дело было в простоватом интерьере охотничьего павильона, с которым так не вязался аквариум? Через четверть часа разглядывания стен Тренди вынужден был признать, что его страсть исследователя иссякла. Моря больше нет, Дрогон мертв уже несколько веков, важны только женщины, между которыми он блуждает. Именно они — настоящие рыбы, неуловимые скиталицы, все время настороже, особенно Крузенбург. Даже во время игры она не прекращала исследовать его душу своими холодными серыми глазами.

Анна спала на канапе, ее длинные волосы разметались по пышной груди. Даже погруженная в глубокий сон она не была безмятежной. Время от времени из груди ее вырывался тяжелый вздох, дрожали ресницы, глубокая морщина прорезала лоб. Дважды они получали друг от друга необычайное наслаждение, но она, должно быть, почувствовала, что не успокоила его. Тренди тоже вздохнул. Какая женщина могла бы его сейчас утешить? Анна Лувуа в любви была нежна, но, сказать по правде, не зажигала его так, как Юдит. Да, вот верное слово, «не зажигала». Ему необходимо было желание, напоминавшее пытку, самоубийство, он жаждал быть опустошенным Юдит, гореть в огне Юдит; и не остановился бы, пока не утолил эту жажду.

На следующий день ближе к полудню Анна доставила его, несколько растерянного, к ограде «Светозарной» и сразу же умчалась. Она не поцеловала Тренди на прощание и даже не обернулась. Хотел ли он этого? Тренди не знал. Он был истощен и мечтал поскорее попасть к себе в комнату и лечь в постель. Войдя в дом, он увидел Рут, сидевшую, как обычно, в гостиной перед огнем и беседующую с Корнеллом. Тот выглядел обеспокоенным. Заметив Тренди, Рут замолчала. Одета она была так же, как в день его приезда. Очевидно, все в ней вновь успокоилось и улеглось; и день был такой же красивый, как в конце лета.

— Я устал, — сказал Тренди с уверенностью, удивившей его самого. — Я плохо спал.

Рут ничего не сказала и вернулась к рукоделию — скатерти, которую вышивала со дня его приезда и которую, казалось, никогда не закончит. Она погрузилась в работу, замкнувшись в своем прошлом и своих секретах. Но разве могли существовать секреты теперь, когда Тренди побывал на «Дезираде»? И то, что ее беспокоило, разве не было тем, о чем уже говорила Анна: о мире, катящемся в тартарары, о том, что никто ничего не понимает, кроме того, что появляется все больше загадочных знаков приближающегося бедствия?

Они пообедали. Все было как во сне. Солнце ласкало окна «Светозарной», но Тренди не удавалось прогнать воспоминания о прошедшем вечере. Он механически отвечал своим соседям по столу. Словно по какому-то молчаливому соглашению никто из присутствующих не упоминал о том, что произошло накануне: ни о Крузенбург, ни о Командоре, ни о бегстве Анны Лувуа. Правда, когда они уже перешли в гостиную и Рут разливала кофе, Тренди увидел, что у нее дрожит рука и несколько капель напитка упало на поднос; а когда она наклонилась к камину поправить дрова, он заметил, что макияж она нанесла второпях и волосы уложила плохо. Подобная небрежность его удивила. Не означала ли эта ее смехотворная попытка изобразить безмятежность, что она переживала за него? А может, Тренди просто мерещились повсюду интриги и ложь? А кто накануне мечтал…

С него довольно, он берет отпуск.