"У Муромской дорожки стояли две сосны.

   Прощался со мной милый до будущей весны.

   Он клялся и божился одну меня любить,

   На дальней на сторонке меня не позабыть..."

   Санька уходил в армию не до будущей весны. Он уходил на два года. А вот теперь, из-за провала в прошлое, оказалось, что навсегда.

   Осознавая это "НАВСЕГДА!", Санька не мог с ним смириться. Да, он прошел многокилометровый марш в ротном строю, и отсюда до Лидиной деревни чуть больше пятидесяти километров. После завтрашнего марша, расстояние станет ещё меньше. Лидина деревня есть, а Лиды в ней нет.

   А там где есть его Лида - нет его, Саньки.

   Доведется ли им когда встретиться - не известно. А если доведется, если он выживет, что может быть общего у девятнадцатилетней женщины и старика на седьмом десятке?

   Враг пришел чтобы убить Лиду, которой ещё нет. Чтобы спасти свою любимую, он должен убить врагов, которые могут убить маленькую девочку, которая должна будет стать матерью его Лиды.

   С ума сойти можно!

   Когда мы ещё в Сережаньской школе ночевали, Санька поднялся с пола школьного класса и вышел в коридор. Покурил с дневальным. Прошелся по коридору. Открыл дверь в пионерскую комнату, зажег спичку и увидел развешенные на стене инструменты духового оркестра. Он снял с железного крюка трубу, вынес её в коридор, подошел к дневальному и стал разглядывать инструмент.

   Дореволюционная труба штучного, ручного французского производства. Видимо оркестровые инструменты были закуплены сережаньским барином для торжеств и праздников. Когда новоявленные коммунары грабили барскую усадьбу, они не растащили "музыку" по своим избам. Весь оркестровый набор был передан школе. Санька погладил трубу. Сел в углу коридора. Достал из кармана ярко-зелёный кусочек пасты ГОИ, лоскут шинельного сукна и начал отчищать трубу до подобающего блеска.

   Утром, едва дневальный громко прокричал: "Рота, подъем"!, капитан Филлипов был приятно удивлен тем, что побудка неожиданно продублировалась медноголосым армейским трубным сигналом "ЗАРЯ", а потом затрубил трубач красивую, грустную, зовущую мелодию "белогвардейского" марша "Тоска по родине", знакомого всем мальчишкам по последним минутам кинофильма "Служили два товарища", когда весёлые жизнерадостные красноармейцы проходят парадным строем навстречу светлому будущему, неотъемлемому от грядущей победы мировой революции.

   ЗАВТРАШНИЙ САЛАБОН И СТАРЫЙ ПОЛКОВНИК

   Шагая в колонне по-три, придерживая правой рукой сползающий с плеча ремень винтовки, Юрик вспоминал одну встречу, которая, похоже, становится пророческой в его судьбе.

   Он вспоминал свою отправку в армию.

   Стояла середина мая. Весенняя прохлада сменилась почти летним теплом. В небе ни облачка. Сняв куртки и кинув в кучу рюкзаки, стоят на перроне призывники, окруженные провожающими. Только Юрика Мартынова никто не провожает. Долгие проводы - долгие слёзы. Ни к чему заставлять мать лишний раз плакать. А с отцом они уже попрощались. И поговорили.

   Обнял при прощании отец сына и сказал: "Знаешь, сынок, возможно в современной армии и нечего делать, но каждый настоящий мужик должен там побывать. Ты это потом, после службы поймёшь. Никуда в армии не напрашивайся. Везде трудно будет. Служи там, куда Родина пошлёт. Дай бог тебе друзей хороших и справедливых командиров. Не хитри, не обманывай, не сачкуй. В казарме, человеческая гниль насквозь видна. Не борзей, но и не гнись, если трудно придется. Оставайся человеком".

   Юрик подошёл к краю перрона, к черёмухе, перекинувшейся через решетку ограждения. Сел на скамейку. Молодые, ещё не запылённые листья, почти скрывались под белой кипенью черёмуховых цветущих кистей. Терпкий аромат черёмухи заглушал все привычные вокзальные запахи. Исчезли хлорно-аммиачная вонь общественного туалета и ядовитые испарения от новеньких шпал, густо-обмазанных черным антисептиком - креозотом. Не наполнял воздух запах перегревшейся смазки в буксах колёсных пар грузовых вагонов.

   Казалось, что во всем мире сейчас главное - бездонное синее небо и вот эта, цветущая, белая, словно невеста, черёмуха. Из вокзального репродуктора гремела песня:

   "Расцвела сирень - черёмуха в саду,

   На моё несчастье, на мою беду...".

   Юрке захотелось заплакать. За три предыдущие недели он проводил с этого перрона почти всех пацанов из своего класса. Они уезжали служить в Германию и в Монголию. На южную границу и на Северный флот. Одни окунутся в глубины Тихого океана, другие будут управлять могучими танками. Ваня наденет голубой берет с эмблемой десанта. Даже очкарик Сеня будет служить связистом, а его - Юрия Мартынова, мечтавшего быть моряком или танкистом, сейчас повезут в долбанный стройбат и будет он там два года копать землю лопатой и таскать кирпичи. А потом Юрка всю жизнь будет вынужден стыдливо скрывать то, где и как отдавал Родине свой "священный долг" и исполнял "почётную обязанность".

   - Молодой человек, нельзя с таким горестным видом выходить во взрослую жизнь, сказал худощавый старик, присаживающийся на скамейку, рядом с Юриком.

   - А вы служили в армии?

   - Служил. Я всю жизнь только тем и занимался, что служил в армии своей стране и армии...

   - И в каких войсках вы служили.

   - В разных. Я ещё до войны пограничное училище закончил.

   - Вот видите, вы пограничником были, границу охраняли, нарушителей ловили, а нас в стройбат гонят!

   - Знаете, молодой человек, я хоть и в пограничном училище науку воевать изучал, а войну начал в обычном стрелковом полку. Командиром разведывательного взвода, закончил войну в звании подполковника, командира разведывательного батальона.

   И поверьте мне, старому солдату, полковнику Синявскому: "Служба в войсках, защищающих армию от потерь, не может быть позорной!". Непременно, поверьте, ибо вся моя судьба неразрывно связана с военными строителями. И весь свой армейский опыт, после войны, я до конца службы передавал военным строителям - будущим офицерам инженерных войск. По крохам собирал информацию про участие военных строителей в боевых действиях. Рассказывал про это курсантам, чтобы были готовы морально, не только лопатами махать но и зубами держаться за выстроенные рубежи обороны и крушить силу вражескую всеми доступными средствами. Я же командовал центром боевой подготовки в военном училище. Потому, что, в современных условиях, одно из предназначений стройбата, это во время войны, пополнять мотострелковые части после понесенных ими боевых потерь.

   Да и дядин грех в училище искупал. Смывал пятно с нашего рода. Показывал будущим командирам, каким должен быть настоящий русский офицер.

   - Расскажите?

   - Что рассказывать? Всё у меня было как у всех. Только отца не было. Погиб отец в Первую Мировую войну. Впрочем, у меня и дед погиб в бою, и прадед, и прапрадед. Такая она доля казацкая. За землю родную стоять. А вот дядя Архип, брат отца был жив. Правда, мама моя с ним не очень ладила и роднилась, но он раз в год нас проведывал, к праздникам открытки присылал, к дню ангела - подарки.

   Я дядей гордился. Он всю гражданскую в кремле на курсах пулемётчиков учил - первых кремлёвских курсантов. Обычно, красные командиры принимали под командование взвод курсантов из расторопных крестьянских парней и смышлёной рабочей молодёжи, нюхнувшей пороха.

   Обучали их и вместе со своими питомцами, уезжали на фронт биться против господ, и эксплуататоров. Защищать государство рабочих и крестьян от мировой буржуазной контрреволюции. Но дядю на кремлёвских курсах очень ценили и не отпускали на фронт.