Полисмен перешел улицу, чтобы сделать им замечание, но, получив несколько заветных полукрон, сделался глух и не сказал ни слова, когда один из офицеров взял флейту, и экипаж удалился под звуки галопа «Почтовый рожок», который офицер исполнял со всей силой своих здоровых легких.

Майер Гранвиль Варней всегда был начеку, но когда он услышал грохот дрожек по улице и веселые голоса молодежи, то почувствовал нечто вроде грусти при мысли о том, что должен ехать в Лисльвуд.

«Я мог бы отправиться в Брайтон вместе со своей компанией, — подумал он со вздохом, — мог бы заночевать в гостинице „Корабль“, но что мне делать с этим презренным пьяницей, с этим пошлым глупцом?»

Майор подобрал вожжи и тронул лошадь.

Вскоре он уже был на дороге в Лисльвуд.

— Это дорога довольно скучна даже и днем, — продолжал рассуждать майор, — ее беспрестанно пересекают дороги поменьше. Надеюсь, что лошадь не собьется с пути!

Сэр Руперт заснул и при каждом толчке экипажа тяжело ударялся головою о майора.

— Я начинаю тяготиться этим болваном, — проворчал сквозь зубы индийский офицер. — Нет ничего приятного в том, чтобы дрессировать такое нелепое животное. Кошелек у меня набит довольно туго, и могу прожить, не нуждаясь ни в чем, кроме того, у меня есть кое-что, чем я могу держать этого дурака в полном повиновении. Приведу свои дела в порядок и уеду с женой из Англии. Мы можем поселиться во Флоренции и жить там до смерти. Как мы постарели и обленились! Мы, по-своему, делали не много добра, но и не много зла; но зато мы не делали того, что называют преступлением; мы не давали закону права сказать о нас: «Эти два человека — в моей власти!» Приятно повторить себе эти слова в конце бурной жизни, — прошептал майор с каким-то упоением.

Майор не был пьяницей, кроме того, его железные нервы и крепкое сложение позволяли ему пить много и без всяких последствий.

Несколько стаканов вина, которые он выпил в гостинице, лишь оживили его рассудок. Он ехал, предаваясь серьезным, но далеко не неприятным мыслям. Если у Гранвиля Варнея и была когда-то совесть, то он отогнал от себя этого неприятного соседа так давно, что не помнил времени, когда его голос надоедал ему своими увещеваниями.

— Красота или, скорее, порядок моей жизни, — говорил майор, — это результат моего добросовестного изучения закона. Человек со дня рождения живет в его власти. Когда он плутует в игре, закон карает шулера; если он добровольно залезает в долги — его берут в опеку в исполнение закона; если он пожелает жениться вторично при живой жене — закон запрещает ему это; если кто-то взял деньги в долг, а кредитор внезапно умер, то закон должен знать, как это произошло.

Развлекаясь этими размышлениями, майор продолжал ехать по пустынной дороге, освещенной луною, а его товарищ, покачиваясь в маленьком экипаже, спал глубоким сном.

Во всем графстве Суссекс нет более неприятной дороги, чем эта. Она представляет собой не что иное, как длинный косогор с крутыми поворотами; с одной стороны тянутся тощие кусты вереска, с другой — голый откос. Возница менее опытный, чем майор Варней, сильно рисковал бы, проезжая по этой трудной дороге при бледном лунном свете, но индийский офицер привык к опасностям и поднимался на крутой косогор, ведя под уздцы лошадь. На вершине темнел густой кустарник, который вырос здесь с тех пор, как проложили эту невыносимо скучную дорогу. Майору показалось, что он видит за ним силуэт человека, он не ошибся. Когда он был на самом верху, человек вышел к нему навстречу и схватил лошадь за узду.

— Сударь, можете ли вы подвезти меня и моего товарища? — спросил он спокойно.

— Нет! — ответил майор. — Мне предстоит проехать десять миль, а лошадь утомилась.

— Мне кажется, сударь, что вы могли бы отвечать повежливее. Я вас остановил не без пользы для вас: разве вы не знаете, что у вас оборвались постромки?

— Нет! — ответил майор.

— Слезьте и посмотрите.

Незнакомец был прав. Майор поспешил выйти и осмотреть упряжь.

— Какая досада, — проворчал он угрюмо, — нет ли у вас веревки?

— Ни дюйма, но внизу, кажется, есть жилище, и очень может быть, что вы найдете там все, что вам нужно.

— Хорошо. Сэр Руперт, вылезайте!

Но баронет молчал; он соскользнул с сиденья и сидел на корточках на ковре экипажа!

— Подождите, — сказал майору незнакомец. — Вас не знают в деревне, и придется стучаться до зари, прежде чем вам отворят; меня там знают и сделают все, что я попрошу. Я сведу лошадь вниз, разбужу крестьян и починю упряжь, а вы подождете меня здесь.

При других обстоятельствах майору показалась бы подозрительной такая услужливость, но он сильно устал, ему хотелось спать, и он был очень рад, что ему не придется вести лошадь с пригорка. Он принял предложение и обещал незнакомцу полкроны за труды.

Майор Варней остался один на косогоре. Он стоял, обернувшись спиной к кустам, и смотрел на песок. Через некоторое время он взглянул на часы: при лунном свете стрелки были прекрасно видны.

Была четверть четвертого.

«Мы не потеряли время, — подумал он, — и будем в Лисльвуде в четыре часа».

Он достал портсигар и закурил сигару. Красный огонек был хорошо виден в окружающей тьме. Вдруг он ощутил быстрое, горячее дыхание. Варней обернулся и оказался лицом к лицу с широкоплечим человеком, одетым в крестьянскую блузу.

— Кто вы и что вам нужно? — процедил майор, не отнимая сигары ото рта.

Человек не ответил.

Появление подобного субъекта в уединенном месте в такой поздний час, его мрачное молчание — все это потрясло бы до глубины души человека трусливого, но безграничная храбрость майора при опасности только увеличивалась.

— Кто вы? — закричал он, отбросив сигару и схватившись рукой за свою массивную золотую цепочку. — Кто же вы? Отвечайте, или я сброшу вас в эту темную яму!

— Берегитесь, пока я не сбросил туда вас, — ответил хриплый голос, который был ему хорошо знаком.

— Мне не нужны ваши часы! — продолжал бродяга презрительно. — Я мог бы их взять много лет назад, но не сейчас… не сейчас… Мне нужны вы — ваша душа и тело! Ваше тучное тело и ваша беспощадная, низкая душа! Ну, начнем! Дело идет о жизни и смерти кого-то из нас!

Незнакомец обхватил майора своими грубыми и жилистыми руками, но майор, в свою очередь, успел схватить его за ворот блузы.

Сцепившись, они боролись на узкой дороге, раскачиваясь из стороны в сторону, то приближаясь к краю пропасти, то отталкивая от нее друг друга. Майор был хладнокровен и боролся с мастерством опытного борца: он был настороже и использовал все ошибки противника.

Незнакомец ободрял себя криками и изрыгал проклятия; этот дикий зверь был тем ужаснее, что владел даром слова.

Я вам говорил, — рычал он, задыхаясь, — я ведь вам говорил, чтобы вы остерегались, если я вернусь когда-нибудь на родину… Я вас предупреждал, я говорил правду… А теперь я вернулся!.. Я шел, страдал, голодал… и я пришел, чтобы покончить со своей несчастной жизнью! Я пришел, чтоб убить вас… и убью!

Эти слова звучали пронзительно, как крик, в молчании ночи.

Ни рядом, ни вдалеке не было никого, кто мог бы услышать крики и разнять боровшихся.

— Все деньги, которые вы добыли интригами, не спасут вашу жизнь, — в озлоблении говорил противник майора, — все ваши драгоценности не избавят вас от моих ударов. Я вас ненавижу!.. Как я вас ненавижу!.. Я пришел вас убить, понимаете вы это?

Майор не отвечал, но его изящные и красивые руки со страшной силой сжимали шею злого противника, а голубые прекрасные глаза светились диким блеском. Однако молчание его лишь усиливало злобу и ярость незнакомца.

— Вы знаете меня, — восклицал он отрывисто, — вы знаете меня и знаете причину моей глубокой ненависти! Я вас ненавижу: вы пользовались мной, чтобы достигнуть цели. Я был вашим орудием, и вы смеялись надо мной, когда достигли цели. Вы выведали тайну моей несчастной молодости и грозили мне ею. Вы узнали, что я застрелил человека, которого я тоже ненавидел, но ненавидел во сто раз меньше, чем вас! Слышите вы меня?