- То есть она с кем-то тут... а потом... - чуток замялся с формулировками Варфоломеев.

   - Потом или в процессе, но все явно было именно тут, - подтвердил эксперт. - Вы уж пока на меня не наседайте, по горячим, так сказать, следам. Вот исследую собранный материал, скажу всё точно и однозначно, а пока лишь предположения.

   - Чертовщина какая-то, - быстро перекрестился, упомянув нечистого, Варфоломеев. - Если... х-м-м... выгрызали или выкусывали, то где же эти... куски? С собой что ли забрали?

   - Вот ты и разбирайся с этой чертовщиной, - сказал Царьков, равнодушно глядя, как снова крестится сыскарь, сам эксперт к религиозным обрядам и символам был равнодушен, хоть церковь посещал регулярно. - А я, наверное, поеду, устал после ночной смены, да и тут не малый труд был, пока все обследовал...

   Варфоломеев обернулся на шаги стажера, вернувшегося из туалета. Выглядел молодой человек не очень комильфо, но старался держаться бодро, чтобы не упасть лицом в грязь на первом же серьезном происшествии перед возможными товарищами по дальнейшей службе.

   - Ну, что ж, разбираться, так разбираться, - сказал агент, глянул на всякий случай на товарища прокурора и, не заметив на его лице никакого желания взять на себя командование, продолжил: - Васильев, прямо сейчас давай, езжай на телефонный узел. Возьмешь там официальную справку кто куда и откуда звонил на этот домашний телефон. Там же, чтоб два раза не ездить, пробьешь все эти телефоны, ну, кто владелец, где установлен... Будут какие вопросы ненужные, звони сразу в управление, дежурному. Скажешь, что по моему заданию, понятно?

   Стажер кивнул, и на лице его Варфоломеев прочитал откровенное облегчение от того, что сейчас придется покинуть эту квартирку, пропахшую смертью, кровью, мужским потом и крепким одеколоном.

   - Как на узле управишься, дуй в управу, - завершил инструктаж Варфоломеев. - Там сразу садись за картотеку, выясняй, не проходил ли кто из владельцев телефонов по нашим делам хоть каким боком. Работы много, так что и сам поторопись и на телефонном узле народец поторопи... А сейчас, как выйдешь на лестницу, кликни мне околоточного...

   - С девицей этой... ну, вроде, подругой убитой, как? что-нибудь интересное показала? - обратился теперь уже к товарищу прокурора Варфоломеев.

   Гофман отрицательно покачал головой. Слегка воодушевленный молчаливостью прокурорского Варфоломеев, будто бы согласовывая с ним, или - просто рассуждая вслух, закончил предварительное планирование:

   - Значит, с ней я попозже поговорю, сперва с околоточным пройдемся по соседям, не только ближним. Вдруг - кто что видел или слышал? Ну, всегда так бывает, от кого меньше всего ждешь информации, тот иной раз такое вываливает...

   Лязгнула замком входная дверь. Варфоломеев только-только собрался было обернуться, чтоб озадачить вошедшего околоточного поквартирным обходом нижних этажей этого и двух ближайших подъездов, как его рабочий порыв перебил властный сильный голос:

   - Господа!!!

   "Жандармского корпуса подполковник Голицын!"

   Он был высок ростом, по-офицерски прям и строен, коротко пострижен. На холеном лице застыла маска легкой усталости, но яркие голубые глаза лучились энергией. Позади подполковника, заполнив собой всю малюсенькую прихожую квартирки, безмолвными столпами громоздились двое в штатском. Да и сам жандарм был одет в хорошо пошитый, явно дорогой костюм, белоснежную сорочку и модный яркий галстук. Поверх костюма на нем был длиннополый, черный плащ, а в левой руке подполковник держал широкополую шляпу.

   - Господа, все это переходит теперь в наше ведение, - жандарм затянутой в тонкую перчатку рукой сделал неопределенный жест, будто обозначая, что "все это" отнюдь не ограничивается данной квартиркой и совершенным в ней убийством. - Надеюсь, вам не надо объяснять - все, что вы видели и слышали здесь, не подлежит разглашению без особого на то разрешения Корпуса. А теперь попрошу остаться свидетельницу, обнаружившую тело и - вас, господин эксперт...

   Подполковник Голицын небрежным жестом указал на Царькова, уже собравшего свой чемоданчик с уликами, следами, снятыми отпечатками пальцев и прочими пробами вещественных и иных доказательств, подлежащих дальнейшей обработке.

   "Вот тебе бабушка и Юрьев день", - подумалось Варфоломееву. С одной стороны, хорошо, конечно, что жандармы забирают себе этот трудный случай, но с другой... как бы это сказать... профессиональная гордость не позволяла так легко согласиться, да и вечное противостояние "белой кости" жандармов с "черной костью" полиции предписывало оказать хотя бы символическое, словоблудное сопротивление.

   Впрочем, одного только взгляда в глаза подполковника хватило, чтобы отбить у Варфоломеева охоту даже просто переспрашивать, прикинувшись глуховато-бестолковым, о чем жандарм тут распоряжался. От всей фигуры и движений Голицына, уже прошедшего в комнатку поближе к полицейскому эксперту, веяло древним, давно забытым аристократизмом, привычкой властвовать, не ожидая даже малейшего сопротивления, про которую Варфоломеев только читал в детстве у Александра Дюма в "Трех мушкетерах".

   - Да, господин Варфоломеев, - будто неожиданно вспомнил вслед уходящему агенту подполковник. - Стажеру Васильеву я ваше задание по телефонной станции отменил, так что в управлении он будет раньше вас...

   "Вот как... да неужто жандармы и такую вот халупу прослушивают? Или дело тут в этих самых девицах? - ошарашено подумал Варфоломеев и, только с необъяснимым душевным облегчением выскочив на лестничную клетку, сообразил, что стажера вполне могли перехватить выходящим из подъезда. - Н-да, вот так и рождаются обывательские легенды о всесилии и всезнании Корпуса..."

   И, будто в довершение всех утренних неприятностей и несуразностей, возле подъезда сыскного агента встретила та самая рыжая репортерша, видать, не померещились Варфоломееву её яркие вихры в жиденькой толпе праздных зевак. Кстати, с появление в доме жандармов зеваки тут же нашли себе неотложные дела и разбежались кто-куда...

   Симпатичная и стройная девушка возрастом ближе к тридцати, чем к двадцати пяти, миниатюрная и со спины больше похожая на мальчишку, заводная и шустрая, очень дотошная и умудренная опытом работы в криминальных колонках сразу нескольких городских газет одевалась всегда, как бог на душу положит. Вот и сейчас на ней был рабочий комбинезон, явно позаимствованный у кого-то из типографских пролетариев, старательно постиранный и отглаженный, но так и сохранивший на себе въедливые пятна черной краски, прожженные папиросами маленькие дырочки и прочие следы мужской неаккуратности. Ботинки - тяжеленные, громоздкие - репортерша тоже явно позаимствовала на складе бэушной прозодежды. Вот только самодельная, прикрепленная почти к плечу слева английской булавкой табличка с яркой, бросающейся в глаза надписью "Пресса" была сделана по-женски аккуратно и красиво.

   - Господин Варфоломеев, господин Варфоломеев! - требовательно обратилась к агенту рыжая, даже и не подумав поздороваться. - Что произошло? И ваши, и потом - вот эти... ничего не говорят, хорошо еслиь на начальство ссылаются. А мне же надо хронику сдавать к дневному выпуску!

   "Вот ведь коза, - подумал полицейский, но беззлобно, а скорее по-отечески, все-таки постарше репортерши он был значительно. - И как она чувствует все эти кромешные дела? Небось, за утро в городе не один десяток происшествий, так нет же - она именно сюда примчалась... Как же теперь от нее отвязаться-то? или - пусть постарается, но не только на себя и свою газетку?"

   - Верно они говорят, Нина Трофимовна, доброго утречка вам, - солидно, выдерживая предписанный всеми служебными инструкциями доброжелательный тон в общении с гражданами, ответил Варфоломеев. - Простые городовые и знать ничего не могут, они же просто в охранении стоят...