Когда чуткое ухо Колина Мора уловило какой-то шум в долине, он сначала принял его за надвигающуюся бурю и поспешил поплотнее закрыть ставни. Но когда шум стал приближаться, Колин уже явственно различил в нем поступь сотен человеческих ног, цокот конских копыт, скрип телег…

Колин распахнул двери своего дома. Стояло самое темное время года, к тому же болотистая местность славилась своими туманами, и ранние зимние сумерки казались Колину сплошной стеной мрака. Откуда вдруг такая толпа в такое время, да еще и на его Богом забытую маленькую ферму, где с севера — непроходимые горные кряжи, с запада и востока — густой дремучий лес, с юга — извилистые петли реки Ди и на сто верст в округе ни единого человеческого жилья? До Абердина тридцать миль по реке, ближайший населенный пункт — крошечная деревушка Килдрамми…

Жена Колина, Роуз, застыла рядом с мужем с грудным малышом на руках, двое старших держались за юбку матери.

— Что это, Колин? — испуганно прошептала она. Вместо ответа Колин молча склонил голову, словно это помогало ему прислушиваться. Туман, как одеяло, приглушал все звуки, и сказать, сколько народа пожаловало в крохотный домишко — сто или тысяча, были ли они в ста шагах от него или в десяти, — было затруднительно.

— Ох, недаром, — проворчала Роуз, — вчера мимо дома пролетал ворон с кровью на клюве! Говорила же я тебе, что это плохая примета!

— Возьми детей и иди в дом, — буркнул Колин, — И скажи Гленне, чтобы на всякий случай была начеку.

— Пресвятая Матерь Божия! — прошептала и без того перепуганная насмерть Роуз. — Ты думаешь, это англичане?

Мысль эта мелькнула было в голове Колина, но он тут же поспешил отбросить ее как абсурдную. Неподалеку штаб-квартира повстанцев, в лесах полно горцев — вряд ли англичане окажутся настолько глупы, чтобы сунуться так глубоко в эти леса. К тому же если верить слухам, англичанам сейчас не до того, главные их силы переброшены к Эдинбургу.

— Спрячься на всякий случай и будь начеку! — повторил Колин. Роуз поспешила в дом.

Убедившись, что жена скрылась, Колин пододвинулся ближе к углу дома. Там, в соломе, покрывавшей крышу, были надежно спрятаны мушкет и топорик. Мушкет, правда, скорее всего подмочен — с утра хлопьями валил мокрый снег… Как бы не дал осечку, черт побери, а то еще, чего доброго, выбьет ему глаза… Как он тогда защитит семью?

Колин похолодел, вспомнив, что англичане могут сделать с его семьей все, что угодно. На прошлой неделе, рассказывают, они изнасиловали тут одну женщину.

Бедняга так и валялась в доме голой, пока ее муж не вернулся с поля… А в прошлом месяце Колин похоронил в болоте нескольких англичан, предложивших его сестре «побаловаться» с ними за несколько медяков. Сестра была не против, но Колин рассудил, что сможет лучше почистить кошельки гостей, пристрелив их. А что ему делать с этой надвигающейся на него оравой? Болото их всех просто не вместит… Может быть, они еще проедут мимо? Избушка его так мала, что они могут не заметить ее в темноте… А может, это и не люди, а какие-нибудь призраки? Словно прочитав его мысли, таинственные гости замедлили шаг, а затем и вовсе остановились. От отряда, насколько можно было различить в темноте, отделился всадник и подъехал вплотную к Колину.

— Дом Колина Мора? — послышался женский голос.

Приглядевшись, Колин различил-таки черты ночной гостьи. На женщине был короткий плащ простого покроя и клетчатая шотландская шерстяная накидка. Рассыпавшиеся по плечам густые длинные волосы даже во тьме горели неистовым рыжим пламенем. На голове — медный шлем с таким же рыжим орлиным пером.

С минуту Колин стоял открыв рот. То, что он слышал, оказалось не сплетнями, не легендой — рыжеволосая леди Энни Макинтош действительно возглавила отряд повстанцев и ведет его на подмогу своему принцу. Колин верил в это, знал это…

Чуть поодаль от женщины держались трое всадников. Колин различал их черты. Два суровых бородача, похожих друг на друга как две капли воды, заключил он, должно быть, ее кузены из Моналтри. Третий, великан со светлой львиной гривой, тоже не нуждался в представлении.

— Колин Мор? — повторила женщина свой вопрос.

— Я самый.

— Ты знаешь, кто я, Колин?

— Знаю, — просто ответил он.

— Мы в седлах с самого утра, — сказала Энни. — Все, что нам остается, — рассчитывать на твое гостеприимство, Колин.:

Фермер гордо выкатил грудь:

— Почту за честь служить вам, миледи. Вот только к ужину не могу ничего предложить, разве что мясо — только что из печи и жбан свежесваренного эля.

— У нас достаточно продовольствия, — улыбнулась Энни. — Но если позволишь погреться у огня, я не откажусь.

Поколебавшись с минуту, Колин вытер руки о килт и взялся за ручку двери.

— Для вас, леди Энни, кровать найдется, — произнес он, — а уж остальным придется спать на полу.

Макгиливрей спешился и подошел к Колину.

— На полу? — усмехнулся он, пожимая руку фермера своей могучей пятерней так, что у бедняги едва не затрещали кости. — Ты хочешь сказать, что у тебя в доме могут разместиться шестьсот человек?

— Шестьсот? — опешил тот.

В ответ Макгиливрей звонко рассмеялся и, повернувшись к отряду, громовым голосом отдал приказ готовиться ко сну. Передаваемый из уст в уста приказ, словно эхо, прокатился по многотысячной толпе.

Макгиливрей поспешил к Энни, чтобы помочь ей спешиться. Хотя Энни и не хотелось признаваться в этом самой себе, все тело ее затекло, ягодицы она отбила о седло, ноги, казалось, от постоянной езды на лошади навсегда останутся кривыми. За те два дня, что они пробыли в пути, природа, казалось, ополчилась на них. Тем не менее люди держались бодро — пели, подшучивали друг над другом, смеялись. И на каждом перекрестке их ждал новый отряд, с радостью присоединявшийся к отважным борцам за свободу родины.

С Макгиливреем и петицией с нужным количеством подписей в кармане Энни чувствовала себя уверенно. Вообще-то подписей было девяносто семь — трое наотрез отказались поддержать «эту сумасшедшую», но это уже мелочи… В качестве своей резиденции Энни выбрала Данмагласс — там она была под надежной защитой Джона, Джиллиза и троих кузенов. Иногда, правда, один из кузенов, как правило, Эниас, ибо близнецы не любили разлучаться, ездил в Абердин для связи с Ферчаром. Разумеется, с надежной охраной — не менее двадцати вооруженных до зубов человек. В бескрайних полях вокруг замка Макгиврея вырос целый палаточный городок.

Рана Джона удивительно быстро зажила и, насколько могла судить Энни, не причинила ему вреда. Во всяком случае, во время учебных поединков со своими людьми, которые Джон устраивал по утрам, мечом он махал по-прежнему лихо. Днем же он объезжал окрестные села, агитируя жителей присоединяться к ним, а по вечерам собственноручно проверял вооружение. Арсеналом служило одно из помещений замка, до отказа заполненное ружьями, мечами, ящиками с порохом, где день и ночь дежурили люди, одни из которых проверяли ружейные замки на предмет исправности, другие же без устали набивали порохом бумажные патроны.

Большинство людей приходило к Макгиливрею вооруженными — мушкетами, мечами, пиками либо топориками. Но были и такие, единственным оружием которых оставалось горячее желание послужить родине, и, чтобы сохранить их боеспособность, Энни пришлось забрать все запасы оружия из дома мужа. Макгиливрей использовал с умом каждый грош, чтобы приобрести боеприпасы, а когда даже знакомые контрабандисты были бессильны ему помочь, умудрялся, прихватив с собой около дюжины надежных людей, похищать бочонки с порохом у англичан.

Энни казалось, что Джон никогда не устает, никогда не спит. Как будто, чем больше наваливалось на него обязанностей, тем больше это ему придавало сил. Глядя на Джона, Энни все больше убеждалась в правоте старого изречения: больше всего устаешь не от дел, а от ничегонеделания.

Тем не менее сама Энни чувствовала себя совершенно измотанной. Данмагласс к тому же в отличие от Драммур-Хауса, был совершенно неприспособлен для проживания в нем женщины. С тех пор как необходимость заставила Энни переселиться сюда, она уже успела забыть, как ласкает кожу шелк платьев и когда она в последний раз делала прическу. Мебель была спартанской, вместо ванны — деревянная бочка… Энни захватила, правда, с собой из дома несколько платьев, но вскоре сама решила отказаться от них — в полупоходных условиях ходить в штанах гораздо удобнее, чем обтирать все вокруг длиннейшими и широченнейшими юбками. Она уже привыкла к окружению суровых мужчин, обращавшихся к ней не иначе, как «полковник Энни».