Агнесс услышала звон посуды и стекла, доносящийся из переулка, и шум от ударов кулаков: несколько солдат таскали туда-сюда несчастных соседей. Она знала, что эта жестокость была еще только цветочками, и подозревала, что ландскнехты, наслаждаясь зрелищем выбитых зубов и сломанных носов, похваляются друг перед другом своими «подвигами». Не пройдет и четверти часа, как появятся первые убитые, раздастся визг вытаскиваемых из домов женщин и девушек… Она попыталась, сглотнуть, но во рту у нее пересохло. Как же ей поступить?

И тут Агнесс услышала, как главарь ландскнехтов крикнул: «Эй, дурачье, куда вы подевали своих баб? А ну, тащите их сюда!» Она почувствовала озноб. Сюда не придет никто из тех, кого они замучили на улице, но это значит, что солдаты примутся искать сами. Она обменялась взглядом с беременной и внутренне сжалась от смертельного ужаса, который заметила в ее глазах. Затем она заглянула в глаза Александры и увидела в них тот же самый страх, только не такой силы, не на грани паники. Неожиданно ей стало ясно, в чем ее единственный шанс.

Лицо Александры напряглось, когда она поняла замысел матери. Девушка открыла рот, но Агнесс кивнула ей и, сдержав слезы, увлажнившие ее глаза, выскользнула в дверь.

– О, да тут одна сама пришла! – заорал изумленный ландскнехт после долгой паузы. – Она нам очень пригодится, ребята!

Агнесс спокойно рассматривала мужчин. Она не надеялась, что сможет одним только взглядом смутить их. Сердце ее колотилось так сильно, что ей не хватало воздуха. Избитые до полусмерти мужчины на мостовой, покорившись судьбе, повернули лица в ее сторону.

– Какая аппетитная курочка! Наверное, там, откуда ты вышла, есть и другие, а, красавица?

Агнесс кивнула.

– Ну так веди их сюда, или мы сами их вытащим.

Агнесс подумала о своем муже Киприане, пожалела, что не может сообщить ему, в каком положении находится, и тут же почувствовала благодарность за то, что двадцать лет тому назад он подсказал ей решение, с помощью которого она еще могла выйти из создавшейся ситуации.

– Сами их вытаскивайте, – грубо заявила она. – Только поспешите, пока они еще не остыли.

– А?…

Агнесс покачнулась. Ей не пришлось сильно прикидываться: в мышцы, казалось, налили воды.

– Мою маму и бабушку, – медленно произнесла она, притворившись, что ей трудно говорить, – забрала чума. Делайте с ними что хотите, они все равно уже ничего не почувствуют.

Солдаты вытаращили на нее глаза и переглянулись.

– Они что, ноги протянули? – уточнил один.

– Если вам доставит удовольствие насиловать трупы, – продолжила Агнесс, сделав ударение на последнем слове, ибо именно это считала своим козырем, – то милости прошу. Что с того, если у вас после этого выскочит парочка бубонов. – Она снова покачнулась… и, к своему безграничному ужасу, услышала громкий смех.

– Зачем же нам трахать мертвых, если у нас есть такая красавица?

– Неужели вы не боитесь подхватить чуму?

– Дай себе хорошенько потрахаться, прежде чем копыта откинуть!

– Но вы ведь заразитесь… – выдавила Агнесс.

– И что с того? Мы и так всего лишь корм для воронов.

Трое из них уже двинулись к Агнесс, а первый успел и руку в штаны запустить. Агнесс видела, как шевелится его кулак. Она отшатнулась. Ухмылки на лицах стали еще шире. Неожиданно она поняла, что до этого момента не воспринимала всерьез все эти байки о сожженных мужчинах и распоротых животах беременных женщин… и осознала, что сделала именно то, чего делать не стоило. Наверняка была еще какая-то возможность убежать от них! Вместо того чтобы спрятаться, она не просто предоставила себя этим мужчинам, но и обратила их внимание на обеих женщин, скрывающихся внутри дома.

Ужас ее был неописуем, когда она начала понимать, что сейчас произойдет неизбежное. Сделав еще один шаг назад, Агнесс почувствовала, что уперлась спиной в дверь. Так, значит, именно здесь она примет свою последнюю битву, в дверях полуразвалившегося дома, – у нее не возникало ни малейшего сомнения в том, что она будет стоять у порога, загораживая собой вход до последнего вздоха. Несмотря на весь страх перед тем, что с ней хотели сделать, она молилась, чтобы Александра вела себя потише и чтобы ее не… О Господи, пожалуйста, пусть эти парни ее не…

Ландскнехт с ритмично подергивающимся кулаком уже взялся свободной рукой за веревку, держащую его штаны на бедрах, и оскалился.

– Да лучше я сдохну на тебе от чумы, чем в полном одиночестве – на веревке!

– Могу тебе посочувствовать, приятель, – раздался знакомый голос.

Ландскнехты разом повернулись. У Агнесс возникло такое чувство, будто она смотрит их глазами: посреди переулка в полном одиночестве стоял человек. Он был здоровый как бык; из-за мощных плеч и широкой грудной клетки его тело казалось несколько укороченным. В отличие от большинства зажиточных горожан того времени он был атлетически сложен и с годами не приобрел ни толстых, красных от вина щек, ни пивного брюшка. Его даже можно было недооценить, если не смотреть ему в глаза. Но если кто-то вступал с ним в поединок взглядами, то встречался с практически смертельным спокойствием, основывавшимся, похоже, на том, что обладатель этих глаз всегда держит пару тузов в рукаве, как только ставкой становится жизнь; а кроме того, еще и на убежденности, что в любой борьбе побеждает тот, кому есть за что бороться. Если противник оказывался умен, он понимал, что этот человек в любую минуту готов вступить в борьбу за благополучие своих близких.

– А это еще что за задница? – прогудел один из солдат.

Сердце Агнесс пропустило удар. Этим человеком был Киприан.

– Есть две возможности, – заявил Киприан. – Если вы предпочтете возможность номер один, то, сложив оружие и возместив моральный и физический ущерб вот этим господам на мостовой, сумеете беспрепятственно удалиться.

– А если мы предпочтем возможность номер два, то что будет, умник?

– Тогда вы пожалеете, что не остановили свой выбор на возможности номер один.

С этими словами Киприан указал на окна дома, находившегося дальше по переулку. Ландскнехты невольно проследили за его жестом.

Охваченная ужасом, Агнесс увидела, что улыбка внезапно сползла с лица Киприана. Дом, который он имел в виду, казался пустым.

– Что, арьергард запаздывает? – ехидно осведомился ландскнехт и, хрюкнув, поднял свой мушкет.

Агнесс поймала взгляд Киприана. Сердце ее замерло.

Солдат выстрелил. Она увидела, как пуля попала Киприану в грудь. Его отбросило назад…

Агнесс пронзительно вскрикнула и рванулась к тому месту, где упал Киприан, позабыв о двери, которую намеревалась защищать до последнего вздоха…

…и проснулась от собственного крика. Она лежала в темноте и тяжело дышала.

Все происходило совсем не так. На самом деле почти из каждого окна дома выглядывало дуло мушкета, и этого оружия было достаточно, чтобы трижды застрелить напавших на нее ландскнехтов, а у одного окна стоял ее брат Андрей, лучший друг Киприана, и в высоко поднятой руке держал платок. Все понимали: как только платок упадет, мушкеты дадут залп и ландскнехтов разорвет на куски. Андрей подмигнул ей. Солдаты сдались.

Агнесс на ощупь потянулась к Киприану, но его место на кровати оказалось пустым. Она вылезла из постели, все еще дрожа, и поспешно накинула плащ. Пол под ее ногами был холодный, в доме было темно, хоть глаз выколи. Киприан, имевший привычку время от времени спускаться среди ночи в зал, обычно разжигал огонь в камине и сидел, глядя на языки пламени, будто после всех прошедших лет все еще не был уверен, хозяин ли он в этом доме. Иногда Агнесс просыпалась и находила мужа там, приносила ему одеяло, заворачивалась в него вместе с ним, а затем они любили друг друга на полу перед камином и с одной стороны коченели от холода большого зала, а с другой слегка поджаривались. Агнесс стянула одеяло Киприана с постели и шмыгнула в зал.

К ее изумлению, там горели свечи. Вместо большого стола в центр зала были поставлены козлы. Перед ними сидел на корточках какой-то человек с поникшей головой. На козлах, своем смертном одре, вытянувшись во весь рост, лежал Киприан, холодный и окоченевший, похожий на плохо сработанную восковую фигуру.