Ожидающие на соседних стульях люди — с десяток — сошли бы за мою точную копию: молодые парни в нарядных костюмах. Кто-то вел себя уверенно, закидывал ногу на ногу, черкал в блокноте. Другие прятали глаза и нервно кусали губы. Все резко пахли парфюмом и гуталином. Один насвистывал тему из фильма «Однажды в Америке». У своего непосредственного соседа я приметил разные шнурки: на правом ботинке черный, на левом коричневый. Всякому физиономисту средней степени одаренности было бы ясно, что тут собрались мошенники, подставные директора несуществующих организаций. Злодеи и кидалы. Возле каждого, при галстуке, «директора» суетился некто быстрый, скромно одетый, но с прямым жестким взглядом — реальный мотор аферы.

Двое или трое явно честных бизнесменов выделялись возрастом, осанкой, животами и угрюмо-озабоченным видом — эти держались в стороне от толпы и явно отлично понимали, что происходит.

Ждали много часов. Только ближе к вечеру я подписал бумаги. Несчастный господин Бахтин покупал партию в пятьдесят автомобилей на условиях отсроченного платежа. То есть товар — сегодня, деньги — завтра. Контракт, гарантийное письмо. Ксерокопия паспорта. Пожатие рук. Спасибо. Всего наилучшего.

Я все исполнил изящно: в нужный момент из внутреннего кармана пиджака достал увесистое перо толщиной не менее указательного пальца, чернильное — и изобразил небрежный вензель. Генеральный директор Бахтин.

Демонстрация липового документа далась мне напряжением нервов, но я совладал с собой.

Ахмед по окончании первого — и самого важного — этапа операции не выглядел веселым или удовлетворенным. Скорее, дополнительно напрягся. Я мысленно похвалил его. Правильно, нечего радоваться на полдороге. Расслабимся только тогда, когда машины будут стоять в наших гаражах. Когда бумажки с подписями и печатями превратятся в надежные изделия из металла и пластика, пользующиеся устойчивым спросом.

Вскоре спутник мой опять исчез. Мне сказал, что у него в этом городе есть подруга. Я ему не поверил. Ахмед явно имел здесь земляков-приятелей. Без сомнения, именно они устроили протекцию липовой корпорации «Бахтин и К^о». Кто бы пустил явившегося с улицы никому не известного двадцатичетырехлетнего лже-Бахтина в хитрый, сложный и смертельно опасный автомобильный бизнес?

В номере меня ждали соседи. На вчера еще свободную койку подселили постояльца, тоже кавказца; кавказцев всегда немало вращается в различных коммерциях; новосел, обосновавшись, зазвал друзей, и я подоспел прямо к дастархану. Естественно, был приглашен. Тщательно скрывая неудовольствие, выпил за знакомство.

— Чем занимаешься?

— Всем, — ответил я с особой многозначительной уклончивостью. — Проще сказать, чем я НЕ занимаюсь.

— А чем ты НЕ занимаешься?

— Оружием, наркотиками и торговлей человеческими органами.

Горцы гортанно расхохотались и обменялись фразами на сложном и неопознанном мною языке; скорее всего, я имел дело с уроженцами Дагестана, где на сравнительно небольшой территории проживает не менее двух десятков конкурирующих друг с другом народов, каждый со своим наречием и обычаем — гремучий коктейль в подбрюшье безвременно издохшей Империи.

— Откуда сам?

— Из Москвы.

— И как там, в Москве?

— Денег много, порядка мало.

Новые приятели к моменту моего появления уговорили уже два литра на четверых, и благопристойные европейские личины отпали: мокрые губы и лбы, галстуки сдернуты и выброшены, из расстегнутых воротов рубах лезет густая черная шерсть. Пальцы погружаются в полуразрушенные куриные тушки.

— Не молчи, москвич. Расскажи чего-нибудь.

— Я из вас самый молодой. Мое дело — молчать и слушать.

Лидер компании — седоватый волчара с массивным оплывшим телом бывшего борца-тяжеловеса, с золотым перстнем — азартно выругался и обвел мутными глазами остальных.

— Учитесь, балбесы, — сказал он по-русски. — Вот настоящее уважение к старшим! Слушай, парень. У меня в Москве квартира. Держи визитку. Звони в любое время. Ты реальный мужчина. Я тебе всегда помогу.

Я внутренне ухмыльнулся. Вежливость и умение правильно себя вести всегда были моими козырями.

К недостаткам же я относил неспособность заводить деловые знакомства, и я уже знал, что визиткой никогда не воспользуюсь; седой папик с жестами провинциального мафиози не показался мне человеком, с которым удобно вести дела. Слишком взрослый. Слишком громогласный и высокомерный.

Мне опять налили. От духоты и табачного дыма — курили все, кроме меня, — и еще оттого, что сутки я почти ничего не ел, водка ударила в голову, и я позволил себе несколько секунд помечтать. Вот, срастется афера, я получу свои пять машин, с сиденьями в целлофане, продам их, погашу долги — и обрублю, к чертовой матери, все свои связи, выброшу записную книжку, лягу на дно, исчезну, сменю квартиру, перееду из своего Беляева куда-нибудь на Ленинский проспект, и окружу себя новыми друзьями. Не мелкими полунищими засранцами-голодранцами, а стабильными, прочно стоящими на ногах людьми с деньгами.

— Мне пора, — объявил я и встал.

— Куда собрался? Время позднее. Сиди, отдыхай, кушай.

Я вспомнил Ахмеда и расправил плечи.

— У меня в этом городе подруга.

Абреки засверкали глазами, заухмылялись и прощально продемонстрировали квадратные ладони людей, приученных к физическому труду.

Из холла гостиницы позвонил жене. Поклялся, что вернусь завтра. Моя подруга тусклым, тихим голосом сообщила, что очень ждет. Будет считать часы. Я повесил трубку, мучимый двойственным чувством. С одной стороны, когда тебя так любят и без тебя не могут жить — это счастье. С другой стороны, могла бы и сказать: «У меня все хорошо, ни о чем не волнуйся и занимайся спокойно своим делом».

Вышел в город. Водку я не любил, пил редко. Мне не нравилось само состояние ложной, временной эйфории. Какая, к дьяволу, эйфория, если я в свои двадцать четыре — мелкий махинатор в пиджаке с чужого плеча? Вдобавок отягощенный дурной привычкой рассматривать всякую мелочь, даже разговор с любимой женщиной, с той и с другой стороны?

Зашагал куда-то, бессмысленно созерцая собственные длинные тени, числом две — одна, от фонаря справа, от него я удалялся, постепенно вытягивалась и сходила на нет, вторая, от фонаря слева, к нему я приближался, постепенно крепла и прибавляла в контрастности. Кто-то враждебно попросил у меня закурить, я ответил, что берегу здоровье и всем советую, после чего прибавил шаг, из благоразумия. Не хватало еще ввязаться в уличный инцидент, имея в кармане фальшивый паспорт. В моей ситуации нужна максимальная осторожность. Хотелось есть, но не хотелось возвращаться в оккупированную хмельными джигитами комнату, обмениваться фразами, включать компанейского хлопца. Лучше быть голодным и одиноким, чем сытым, но окруженным случайными людьми. В моей жизни и так перебор случайных людей. Я предпочел бы иметь дело с людьми немногочисленными, но отборными. К сожалению, найти их можно только одним способом: просеяв, пропустив через себя множество случайных встречных, а такое мне пока не под силу. В итоге — вот, глупо разгуливаю по чужому городу с чужой ксивой в кармане…

Гулял часа два, пока не прошел мимо какого-то административного здания, где через стеклянные двери увидел зеленоватые цифры висящего на стене электронного хронометра. Двадцать три десять. Можно и вернуться. Джигиты наверняка угомонились.

Постоял, подышал. Понял, что трезвею.

Потом горький ветер донес до меня короткую автоматную очередь. Через несколько секунд — еще одну. Потом одиночный. Контрольный, что ли? Стреляли далеко, не менее чем в двух километрах от меня, а может, еще дальше. Место действия — плоская степь, где массы воздуха свободно передвигают любые звуки на любые расстояния.

Видать, порешили кого-то под покровом темноты, понял я. Не поделили финансовые потоки. Поспорили за очередь у конвейера, где каждые две минуты выпрыгивает в пространство новенькое авто с сиденьями в целлофане.