Почему?

Читай внимательно письмо № 9.

8 января

Письмо № 9

…нежели возить тебя с детьми сюда и туда.

Во-первых, это отразилось бы на грудной Гале — переезжая с места на место, она могла бы простудиться.

А во-вторых, и на маленькой Люсе — новый коллектив в школе, теснота, грубые соседи — все это безусловно отразилось бы на ее успеваемости и поведении.

Теперь же я все как следует обдумал и решил наконец-то положить конец всем нашим мучениям.

Я — один, а вас — трое.

А это означает, что не вы ко мне, а я к вам должен поскорее приехать!

Когда я раньше звал тебя в Москву, ты меня за это ругала и правильно делала!

Зачем бросать хорошее во имя худшего?!

Дабы исправить эту ошибку, я вовремя успел тебе дать телеграмму «ВОЗДЕРЖИСЬ» и написал очень много авиа и простых писем.

Ты же меня снова ругаешь.

За что?

Куда это годится?!

Я, конечно, виноват во многом, но — поверь, мне сейчас очень и очень тяжело.

Разумеется, тебе тяжелее, у тебя двое детей, но…

Дорогая ЛЮБА, хотя на этом письме и стоит дата «8 января» — это не так. На самом деле оно написано 9 января, а «8» я написал для того, чтобы не забыть сообщить тебе о том, что я успел сделать вчера.

А сейчас — поздний вечер 9 января, я сижу в своей комнате, пишу тебе это письмо и обливаюсь слезами…

Читай внимательно письмо № 10!

Вся наша беда, все наши трудности, самые главные трудности первого года нашей совместной жизни возникли у нас с тобой из-за жилья. У нас ведь совсем нет жилья в том смысле, в каком его следует понимать.

Вспомни, какой покосившийся у твоей мамы домик?

У меня — 8 квадратных метров.

У тебя просторнее, так вместо окна — какое-то отверстие для проветривания воздуха!..

Итак, вчера я был в Московском городском бюро обмена жилой площади. Возле дома, в котором оно помещается, всегда стоит толпа, а все стены там оклеены сотнями и тысячами объявлений…

Я не стал ни с кем говорить, а сразу же прошел в бюро, где выяснилось следующее:

1) Жилплощадь в домах барачного типа обмену не подлежит.

2) Так как я живу в этой квартире с соседями — собственно говоря, не в квартире, а в одной большой, разделенной еще перед войной перегородкой, комнате — то я должен иметь их согласие на обмен.

А на какое их согласие могу я рассчитывать?

Они ведь знают, что когда я к тебе насовсем перееду, то именно им, а не кому-нибудь достанется моя жилплощадь!

3) Так как дом наш подведомственный, то я, оказывается, помимо согласия соседей, должен иметь еще и разрешение на обмен соответствующей администрации, а я у них на производстве никогда не работал и меня там никто не знает! Пока я здесь живу — с этим считаются, а перестану жить — сама понимаешь…

4) Если бы мне даже и предоставили право на обмен, то и тогда мне пришлось бы искать у вас не просто желающего прописаться в Москве, но такого человека, на которого отсюда поступил бы вызов или запрос. А поди поищи там у вас сейчас какого-нибудь крупного специалиста или организатора производства! Ведь это им только дают сейчас беспрепятственно постоянную московскую прописку!

Вот что я выяснил в бюро обмена.

Но меня это не устраивает, и я буду еще выяснять — в других местах. Быть может, наш дом и не совсем барачного типа?

9 января

Письмо № 10

Дорогая ЛЮБА, сегодня у меня большое горе.

Я весь вечер сижу дома и горько плачу.

Такого со мной еще не было.

СЕГОДНЯ, 9 ЯНВАРЯ 1960 ГОДА,

В ДВА ЧАСА ДНЯ

СКОНЧАЛАСЬ МОЯ ТЕТЯ

И ТВОЙ ИСКРЕННИЙ ДРУГ

МАРТА БОРИСОВНА

БОГАТЫРЕВА

Не стало самого близкого и дорогого мне в Москве человека, которого я знал очень давно и который все это время был для меня «второй мамой». Я познакомился с Мартой Борисовной через ее сына Колю, с которым до войны вместе учился на одних счетно-бухгалтерских курсах, мечтая стать Наркомом финансов — я, а он — председателем Госбанка СССР.

Марта Борисовна была простым фельдшером, ее муж-художник умер рано, а Коля погиб в 1944 году.

Я всегда называл ее просто «тетя».

Она была ко мне очень внимательна, а после гибели Коли стала со мной, как с родным сыном. Я заходил к ней, доверял ей все свои секреты, и она мне всегда помогала.

И не мне одному!

Своими советами — житейскими и медицинскими — она выручала очень и очень многих.

Добрую память о ней навсегда сохранят все знавшие ее люди!

По доброте с ней может сравниться только моя ЛЮБА.

Других таких женщин в своей жизни я еще не встречал и теперь уже не встречу никогда!

Когда большая Люся привезла тебя в октябре 1958 года в Москву и мы с тобой решили стать мужем и женой, то я, как ты помнишь, первым делом познакомил тебя с тетей.

И — не ошибся!

Она видела тебя один только час, но с того самого часа и до самого своего последнего вздоха была о тебе очень и очень лестного мнения.

Хорошего человека можно и за один час узнать!

И если она хотела, чтобы мы жили в Москве, то это потому, что так ей просто радостней было бы в последние годы жизни. Считая меня своим «вторым сыном», она и тебя, и маленькую Люсю, и нашу крошку Галю считала своими близкими людьми… Но силы ее с каждым днем убывали, и от той красивой и статной женщины, которую ты видела, с каждым днем оставалось все меньше и меньше.

Сообщи о смерти Марты Борисовны большой Люсе.

Она ее должна хорошо помнить и быть ей за многое благодарна.

10 января

Письмо № 11

Память о Марте Борисовне мне дорога еще и тем, что она была единственной в Москве женщиной, которая очень хорошо знала мою маму.

И не только знала, но и три года каждую неделю заходила к тяжелобольной, помогая ей своим вниманием.

Такие бескорыстные и добрые женщины встречаются теперь крайне редко.

Это счастье мое, что я еще при жизни тети обзавелся семьей!

Будь я сейчас один, со смертью Марты Борисовны я бы вообще остался круглым сиротой.

Все мои телеграммы «ВОЗДЕРЖИСЬ» были вызваны и тем, что я видел, как с каждым днем тетины силы. Я лелеял надежду, что она поправится, снова станет жизнерадостной, и очень боялся, что привезу тебя с детьми в Москву, а здесь уже не будет того хорошего, чуткого и отзывчивого человека, к которому всегда можно было зайти и поговорить о чем-нибудь по душам…

Ее не стало, и теперь для нас самое лучшее — жить там, где рядом есть твоя мама, моя двоюродная сестра, ее муж и очень много твоих старых и новых моих знакомых!

Сейчас я очень сожалею, что мне не удалось показать Марте Борисовне нашу крошку хотя бы на фотографии.

У меня было предчувствие, что может случиться большое горе, поэтому я просил тебя выслать фотоснимок нашей семьи!

Но — свершилось непоправимое, и теперь об этом уже поздно и вспоминать…

Это всегда так бывает.

Когда мы стоим на ногах, то как-то не задумываемся над тем, что может случиться непоправимое и мы можем навсегда потерять очень близкого нам человека.

11 января

Письмо № 12

Дорогая ЛЮБА, свое письмо № 10 я начал с того, что у меня большое горе — умерла моя тетя.

Горе это я тебе описал, но при этом совершенно забыл известить и о своем несчастье.

А оно вот какое.

Еще 7 января, вечером, зашла ко мне одна из сестер Марты Борисовны и попросила вернуть ей деньги — сто рублей — которые я брал взаймы у тети, чтобы отдать их соседу.

Помнишь, он оплатил за меня установку газовой плиты?..

Денег у меня при себе не было, поэтому на другой же день я зашел к Марте Борисовне и сказал, что пусть ее сестры не беспокоятся — завтра же я верну им те 100 рублей. Она согласилась и при мне сделала выговор своим сестрам за то, что те меня так бесцеремонно побеспокоили по такому малозначительному поводу как раз тогда, когда нам так трудно в материальном отношении…