— У него пунктик насчет этой гитары, — сказала она из-за спины.
— Я к ней не притрагивался, — сказал Пират, не оборачиваясь.
Пауза.
— Я знаю. Ну, такие уж они, музыканты.
Он улыбнулся. На сей раз улыбка была добродушной.
— No problemo,[20] — сказал он.
Все чипсы и сальсу они умяли минуты за две. «А твоя мамаша даже конфету со мной съесть отказалась». Пират хотел произнести это вслух, ведь с Норой ему было гораздо легче, но почему-то передумал. Реальных причин на то не было — просто послушался инстинкта.
— Отличная сальса, — сказал он. — И чипсы неплохие.
Она кивнула. Глаза ее будто были направлены куда-то внутрь.
— Исторические фильмы, — сказал он.
— А что?
— Почему они тебе так нравятся?
— Я же сказала: нравились. Потому что история всегда была моим любимым предметом. Я обожала представлять себе прошлое.
— Типа как в «Страстях Христовых»?
— Его я как раз не видела, — сказала Нора. — Слишком уж много крови.
Откуда ей знать, если не видела? К тому же Пират не считал, что там слишком много крови. Но сказал почему-то следующее:
— Да, кровищи там полно.
— Мне не нравится смотреть на кровь.
— Да. — Он вспомнил, как кровь струей била из шеи какого-то парня, разозлившего «Пять восьмерок». Как маленький красный фонтанчик, довольно, кстати, красивый, если не видеть всего остального. Эй! Занятное наблюдение. Стоит ли им поделиться? А почему бы и нет? — Я просто…
Но тут она его перебила:
— Я знаю, что ты хочешь сказать.
— Да? — Как ей это удалось? Она-то в тюрьме не сидела и с настоящими бандитами не сталкивалась.
— Ты хочешь спросить, почему я разлюбила историю.
Вот об этом он уж точно не думал. Какое ему дело?
— Так что же? Почему ты ее разлюбила?
— Потому что прошлое оказывается ужасным. Мерзким и страшным.
— И не говори.
— Вот именно! Вот именно, такая фигня. Невиновного человека сажают в тюрьму, убийца разгуливает на свободе, а мой отец… — Ее лицо искривилось, стало, можно сказать, уродливым, хотя еще недавно Пират думал, что это в принципе невозможно. Казалось, она готова разреветься, но тут кожа на ее лице опять разгладилась. — Что с ним случилось?
— Его убили? — Пират был в этом уверен, ведь с этого и начались его неприятности, но произнес предложение как вопрос. Нора говорила как-то странно, он запутался.
— Да. Такой идиотский треугольник.
Этой фразы он не понял и, потянувшись к миске, выудил последние крошки чипсов.
— А ты видел его могилу? — спросила она.
С какой стати?
— Нет.
— А хотел бы?
Да не очень. Что Пирату действительно хотелось сделать, так это сыграть на «Рикенбэкере» с усилителем, и чтоб никто ему при этом не мешал. Он уже собирался сказать: «Как-нибудь в другой раз», — когда вдруг подумал, что немного свежего воздуха ему не помешает. И кроме того:
— А можно я поведу?
— Конечно, — сказала Нора. — Почему бы и нет? — Ответ десятилетней девочки, безо всяких скучных осложнений типа: права, страховка, зрение. Пират почувствовал, что ему идет хорошая карта. Это было для него в новинку.
— Это ж как на велосипеде кататься, — сказал Пират. Они мчали с открытым верхом, ветер трепал остатки его волос, стрелка спидометра указывала на семьдесят миль в час. И видел он все замечательно, не считая той полосы, которую заслонял нос. — Понимаешь, о чем я? Разучиться невозможно.
— Ага, — сказала Нора. — Тише, тут только сорок можно.
Только сорок? Сорок чего? Он не сразу понял, что она имеет в виду. А поняв, потянулся к рычагу, чтобы переключить скорость. Вот только коробка передач в машине была автоматическая, и вспомнил он об этом слишком поздно. Раздался пронзительный визг, левая нога уперлась в то пустое место, где должно было находиться сцепление. Пират дернул рычаг вправо, мягко притормозил, и дальше они ехали уже без приключений, но все удовольствие исчезло: он больше не чувствовал себя молодым и свободным. И в этом нет его вины. Во всем виновата Нора. Она повела себя, как взрослая, а он предпочитал десятилетнюю девочку.
Джонни Блэнтона похоронили на кладбище на холмах в северном предместье Бельвиля, недалеко от границы округа. На могиле стояла белая каменная плита с именем и датами, размерами уступавшая соседним.
— Надо было принести цветы, — сказала Нора.
Пират оглянулся и увидел свежий букет на одной могиле неподалеку. Поднял, отдал Норе.
— Спасибо, — сказала она. Понюхала цветы. Пирату понравилось, как у нее раздуваются ноздри. Положила цветы на надгробие. — Здесь половина моего ДНК, — сказала она.
— Правда?
— Можно подумать, что, если у тебя половина чьего-то ДНК, ты сразу узнаешь этого человека, автоматически. Но я не знаю его.
Пират взглянул на небо. Ясное, голубое, ни облачка. Теплый воздух, ласковый бриз. Где-то вдали чирикали птички. Приятно, что и говорить.
— Я пыталась узнать отца по его записям, — говорила Нора. Или как-то так. Слишком много она болтает. Почему нельзя просто наслаждаться погожим деньком? А теперь еще и вытаращилась на него, ждет, видать, какого-то ответа.
— А он был писателем?
Она покачала головой.
— Нет, ученым. Ты разве не знал?
Что? Откуда ему знать? Почему он вообще должен что-то знать об этом парне? Это он, Пират, был жертвой.
— Нет.
— Выдающимся ученым. Он мог бы прославиться на весь мир. Но в его записях столько научных терминов, я не могу по ним понять, каким он был человеком.
— А старые фотографии? — У Пирата, честно говоря, не было ни малейшего желания продолжать беседу, но этот вопрос лежал на поверхности.
— С фотографиями возникли проблемы.
— Да? Жаль. — Он уже хотел поскорее вернуться за руль, но Нора, судя по всему, никуда не спешила. Она о чем-то глубоко задумалась. Исключительно для того, чтобы выдернуть ее из этой задумчивости, он высказал еще одну идею: — Может, расспросишь мать?
— Я раньше расспрашивала, — сказала Нора. — Но теперь и с этим возникли проблемы.
Господи.
— Какие же?
Она обернулась к нему.
— Ну, понимаешь, все как в «Гамлете».
«Гамлет». То есть Шекспир. Пират Шекспира не читал, но она уже говорила что-то о нем в сарае у Джо Дона… что-то насчет кино.
— Ты имеешь в виду фильм?
— Нет, только сюжет.
Пират, понятия не имеющий о сюжете «Гамлета», предпочел промолчать.
— А если говорить конкретно, то ключевая проблема Гамлета.
— Ключевая, да?
Она кивнула.
— Стоит ли доверять призраку?
— А там есть призрак? — Не такая уж, может, и паршивая пьеса этот «Гамлет».
Нора изумленно на него уставилась. Пират запросто смог прочесть в ее взгляде потрясение: как это, он ничего не знает о «Гамлете»? Наверное, он очень упал в ее глазах. Пират ощутил близость крохотного оружия, хотя оно находилось сейчас далеко, под матрасом в его номере люкс.
Она улыбнулась — милая, дружелюбная улыбка, но этого недостаточно, чтобы он ее простил.
— Призрак отца Гамлета утверждает, что его убил дядя, чтобы заполучить жену и престол. И Гамлет не знает, верить ли призраку. Он бьется в агонии.
— А это он убил? Дядя?
— Ага.
— Как?
Нора задумалась, прикрыв глаза.
— Не помню.
Как это так?
— Может, зарезал?
— Вряд ли. — Она открыла глаза. Белки были красные: то ли от травы, то ли от огорчения. В конце концов, это могила ее отца, а она девушка эмоциональная. — В финале есть сражение на шпагах. К тому времени Гамлет уже знает, что его дядя — убийца, но слишком поздно.
Пирату стало сложно следить за перипетиями сюжета.
— Напомни мне, зачем мы вообще об этом заговорили, — попросил он.
— Из-за тебя.
— Меня?
— Ну, если ты этого не делал, то кто-то же сделал.
Опять начинается. Ее мамаша говорила примерно то же самое. А еще она уверяла, что у нее нет детей. Отреклась от своей дочери. Зачем? Разве он может причинить ей вред? Вряд ли.