– Абсолютно правильно насчет Нового Орлеана. Только у нас, в Новом Орлеане, есть торпеды[6], каких вы больше нигде не встретите.

– Да, это самое современное оружие, – произнес Феррис и попытался перевести разговор в другое русло. – Не сомневаюсь, что мы наскучили дамам слишком серьезным разговором, – заметил он.

Маленсо весело рассмеялся:

– Ну, значит, ты совершенно не знаешь наших креольских красавиц. Они все знают о военных делах и очень этим интересуются. Да и как не знать, если отец Энэлайз изобрел эти самые торпеды, – сказал Перри.

Энэлайз ненавидящим взглядом посмотрела на Перри и произнесла:

– Ну, Перри, Вы и впрямь заставите капитана думать о том, что мы, новоорлеанские девушки, похожи на этих книжных червей девушек-янки.

Перри Маленсо сконфузился, правильно поняв взгляд Энэлайз – не стоило на этом многолюдном балу и при Феррисе говорить о торпедах, которые считались секретным оружием.

– Да, капитан, – обратилась к нему Энэлайз, – мне приходится констатировать, что большая часть нашего разговора касалась блокады. Досадно, что она может помешать проведению вечеров в этом году.

Эти слова Энэлайз вернули Маленсо в мыслях к вражеской блокаде и к тем неудобствам, которые блокада принесла всем в жизнь.

– Это раздражает меня! – помпезно произнес Перри. – Я огорчен из-за этой проклятой блокады. Это – преступление, настоящее преступление, – закончил он.

– Я думаю, что блокада – одна из причин, почему южная торговля застопорилась, – сказал Феррис.

– А что, в других портах также плохо обстоят дела? – поинтересовалась Полина.

– Да, мэм, – ответил Феррис. – В Чарльстоне, Саванне, Уилмингтоне, Мобиле – везде такая же картина. Хлопок, сахарный тростник, рис, индиго – весь урожай гниет в портах, так как его невозможно вывезти, – пояснил он.

– Что случилось? – озабоченно спросил Мэленкьюкс.

– Старый Аби[7] плохо нас знает, если он думает, что сможет поставить Конфедерацию на колени, опустошив наши кошельки. Только им надо знать, что янки здесь умоются кровью, – произнес капитан и, обернувшись, посмотрел на другого офицера.

– Пожалуйста, – сказал офицер, – расскажите-ка нам, капитан как юг[8] собирается сражаться, если он не может финансировать свою армию и флот. Вы что, надеетесь на то, что Англия и Франция даст нам ружья и пушки в обмен на посмертную славу!

– Звучит слишком пессимистично, не так ли, капитан? – вмешалась в разговор Энэлайз, хотя она прекрасно понимала, о чем шла речь.

Капитан Феррис улыбнулся:

– Не столь пессимистично, как реально, – пояснил Феррис. – Мне бы хотелось заставить правительство обратить внимание на исключительную важность наших портовых городов. Победа в Вирджинии[9] всем хорошо известна. Но мы нуждаемся в сильном флоте. Мой друг Маленсо засвидетельствует Вам, что южане – настоящие бойцы и настоящие кавалеры. Они также – настоящие моряки, ведь Юг был освоен моряками так же, как и плантаторами. Нам надо много пушек, чтобы оснастить ими корабли, и мы прорвем блокаду, – сказал капитан.

– Извините меня, – вдруг перебил их разговор чей-то голос. – Мисс Энэлайз, я думаю, что это мой танец. – Энэлайз подняла глаза и увидела перед собой Ричарда Хелмса. Он застыл на месте, а Энэлайз заглянула в свою танцевальную карточку.

Ей совсем не хотелось прерывать такой интересный разговор. С мужчинами раньше она ограничивалась легким флиртом, участвовать в таких серьезных беседах ей еще не приходилось.

Капитан Феррис холодно обратился к молодому человеку, стоящему напротив Энэлайз.

– На этот раз у Вас ничего не получится, сэр, – сказал он ему. – Мисс Колдуэлл уже пообещала этот танец мне.

Хелмс уставился на капитана с раскрытым ртом, а Энэлайз застыла в удивлении, когда капитан быстро подскочил к ней, взял ее за руку и повел на площадку для танцев.

– Как Вам не стыдно? – прошипела она. – Это был танец мистера Хелмса, а Вы прекрасно знаете, что я Вам никогда не обещала никакого танца. А по сему я не буду танцевать с вами.

Но Феррис крепко держал ее в своих руках и все ближе подводил к площадке для танцев.

– Уже поздно, – произнес капитан. – Вы ничего не сможете поделать. Лучше расслабьтесь и слушайте музыку.

Голубые глаза Энэлайз, казалось, метали громы и молнии.

– Я требую, капитан Феррис, верните меня сейчас же к моим друзьям. Вы самый грубейший человек, самый самонадеянный из тех, что я когда-либо встречала. У меня абсолютно нет никакого желания танцевать с Вами. Вы даже не спросили моего разрешения.

Лицо капитана озарила счастливая улыбка.

– Как же я мог попросить Вас станцевать со мной? Вы весь вечер находитесь в окружении мужчин. Это мой первый и единственный шанс остаться наедине с Вами. И, кроме того, Вы ведь знаете, что Ваша танцевальная карта моментально была заполнена первыми, кто прибыл на этот вечер.

Энэлайз осталось только рассмеяться в ответ.

– Полагаю, что Вы правы, – произнесла она. – Но ведь Вы даже не были приглашены на вечер, – тут же съязвила Энэлайз.

Капитан Феррис искренне расхохотался.

– Но я ж уже здесь, мисс Колдуэлл! И раз уж я здесь, то не сочту за великий грех украсть у них танец с Вами!

Энэлайз не смогла не улыбнуться и сказала:

– Эх, была не была!

Он был великолепным танцором, и порой Энэлайз казалось, что она парит в воздухе. Его руки крепко сжимали ее талию, и она через одежду чувствовала жар его ладоней. Энэлайз взглянула на него и увидела, как горели его глаза и как они говорили о его чувствах к ней. Ее тело отвечало на каждое его прикосновение. Ни один мужчина прежде не производил на нее такого сильного впечатления и не заставлял ее сердце биться так учащенно. И не было в ее жизни еще такого мужчины, от которого бы так кругом шла голова! Капитан Феррис в танце все продвигался и продвигался к узким дверям, что вели на веранду, а когда музыка прекратилась, он быстро взял ее под руку и вывел на веранду. Энэлайз почти не сопротивлялась своему партнеру. Они вышли на веранду и стали у перил. Она чувствовала, как он крепко держит ее за талию.

– Обещаю, что я не оскорблю Вас, – сказал капитан, облокотясь на широкие перила веранды. – Я, действительно, очень хотел побеседовать с Вами, но это почти что было невозможно из-за многочисленных поклонников и кавалеров.

– Но ведь каждый увидит, что я исчезла, – запротестовала Энэлайз. – Это будет самый настоящий скандал.

– Даже, если мы будем стоять на расстоянии трех футов[10] друг от друга? – спросил Феррис. – Ведь это расстояние намного больше того, когда мы танцевали! – воскликнул капитан.

– Да, но об этом никто кроме нас не знает, – решительно сказала Энэлайз. Она понимала, что единственно правильным для нее решением было покинуть веранду и вернуться в зал для танцев. Матушка, наверняка, будет шокирована. Но кроме матушки найдутся и другие желающие посплетничать на эту тему!

От волнения горло Энэлайз перехватило спазмом. Энэлайз хорошо знала свою матушку и понимала, что та не будет хранить в секрете факт исчезновения своей дочери с бала. Она знала, что каждый расценит ее исчезновение, как нарушение этикета. Но что-то все-таки удерживало ее здесь, несмотря на то, что мать прочитает ей лекцию о неприличном поведении. Дело было не в матери и во мнении общества. Ей самой хотелось остаться.

– Что Вы делали до войны, капитан Феррис? – спросила она, стараясь соблюсти все формальности.

Он усмехнулся, поняв, что она уступила и останется с ним. А Энэлайз про себя отметила, что в его улыбке было что-то дьявольское.

– До войны я был плантатором, – ответил капитан Феррис. – Земли прибрежной Джорджии похожи на эти земли, хотя мы выращиваем рис и больше индиго[11], чем сахарный тростник, – сказал он и прислонился к одной из колонн веранды, продолжая смотреть на нее.