— Обеспечим им еще сюрпризов, — решил Марков, увидев, как поочередно, один за одним, зловещим зеленым светом загорались огоньки готовности остальных торпедных аппаратов.

Курс «Кендрика» был практически перпендикулярен положению Р-2121, пролегая от замершей подлодки менее чем в миле. «Джонсон» шел чуть в стороне, но в глубине океана ждали своего часа в том числе и сразу три управляемые торпеды…

Коммандер Дэвис был не просто недоволен. Он был в таком бешенстве, что едва сдерживался, чтобы не орать во весь голос. Но вместо этого отдавал приказания лишь свистящим шепотом, от звука которого матросы и младшие офицеры бледнели и старались все исполнить идеально.

Ему с самого начала показалось странным, что подлодка противника шла так беспечно, не попытавшись затихнуть в глубинах вод Атлантики. И торпеды, утопившие транспорт, повредившие один из систер-шипов охранения и искалечившие авианосец, вызвали в его груди такую бурю негодования, что он был готов порвать на себе форму.

И теперь экипаж двигающегося полным ходом к месту тонущего транспорта «Кендрика» был способен лишь только сжимать в бессилии кулаки, глядя на затянутый дымом и накрененный авианосец, неподвижный эсминец и обломки ушедшего под воду корабля с боеприпасами.

— Торпеды!!! — чей-то вопль словно облил Дэвиса холодной водой. А с чего он, собственно, решил, что комми удрал, а не выцеливает новых жертв, спокойно перезарядив аппараты?

Отчаянный маневр эсминца, выполненный по приказу капитана, спас его сразу от двух советских подводных снарядов, но последний из предназначавшихся кораблю коммандера своей цели все же достиг.

Чудовищный удар опрокинул на палубу всех, кто не успел схватиться за что-нибудь приваренное к стенам. Рвущиеся с жалобным треском переборки буквально кричали коммандеру о том, что все очень и очень плохо. С трудом поднявшись на ноги, Дэвис вытер с лица кровь и уже собрался было затребовать доклад, когда заметил замершего в ужасе молодого матроса, в ступоре смотрящего в иллюминатор.

Взгляд сам собой переместился в ту же самую точку. И от увиденного Дэвису стало еще хуже. В миле от «Кендрика» под воду уходил «Джонсон». И, судя по тому, насколько быстро проходил этот процесс, один из новейших эсминцев американского флота получил фатальные повреждения.

— Доклад! — оторвав взгляд от тонущего собрата, коммандер вздохнул и принялся за работу. Так просто сдаваться он не собирался.

— Героев понаполучаем, тащ капитан, — штурман пробормотал это так тихо, что слова скорее угадывались по движениям губ, чем слышались. При этом Василий — старый товарищ Маркова еще со времен училища — улыбался так широко, что командиру подлодки даже не захотелось его расстраивать напоминанием о том, что им еще до дома добраться сначала надо…

— Уходим? — Голос капитана был столь же тих.

Штурман отрицательно покачал головой, ткнув рукой в отметки остатков конвоя, на полном ходу пытающихся удрать подальше от места побоища.

— Думаешь, догоним?

Василий на секунду задумался, а затем уверенно кивнул.

— Может, лучше авианосец добьем?

Штурман пожал плечами. Потом извлек из кармана небольшого солдатика — подарок на счастье от маленького сынишки — и обвел им отметки на карте, обозначающие транспортные суда конвоя.

Марков задумался. Соблазн утопить целый авианосец был более чем велик. Но на их счету в любом случае уже и транспорт, и эсминец. Плюс один эсминец искалечен, а еще одному придется очень постараться, чтобы остаться на плаву. Да и авианосец тоже не факт, что доберется до родного порта. Меньше чем через минуту капитан первого ранга согласился с аргументами штурмана.

Охота продолжалась.

— Справа! Справа заходит! Вали эту суку! Томми, давай, мать твою! — раздающиеся в наушниках капитана Стэплтона вопли настроение не поднимали. До цели оставалось еще почти пятьдесят миль, а ситуация становилась все более угрожающей. Казалось, русские собрали здесь все свои самолеты — воздух просто кишел трассами авиапушек и дымными следами ракет.

«Мустанги» сопровождения выбивались из сил, отгоняя назойливые истребители комми, и все равно не справлялись. То один, то другой американский бомбардировщик оказывался жертвой советских «мигарей» и «лавок», что постоянно уменьшало мощь оборонительного огня воздушной армии. А это приводило к следующим жертвам… Замкнутый круг.

— Есть! Я его зацепил, зацепил! Сдо… — радостный крик Томми Хейгана прервался посреди слова. Обрадованный удачным попаданием в советский Ла-9, он не заметил свалившегося на него реактивного «мига». Короткая очередь тридцатисемимиллиметровых снарядов от Кожедуба стала для него последней — самолет попросту развалился в воздухе.

Неожиданно идущая теперь уже с краю «суперкрепость» Стэплтона затряслась — прошмыгнувший между американскими истребителями советский поршневик успел всадить в самолет несколько снарядов.

— Доклад!

— Нормально, сэр, только обшивку цепанул и крыло. Чуть точнее — и нам крышка!

«Спасибо тебе, Господи. Дай вернуться домой!» — благодарно взмолился Джеймс.

— Аааааа! — идущий в паре сотен футов впереди «Конвейр» вдруг вспух огненным шаром — видимо, получил прямое попадание советским реактивным снарядом. Редкость вообще-то, но когда их тут столько летает…

— Твари! Тони, прикрой слева, быстрее! — Образовавшаяся в строю самолетов Альянса дыра должна была быть затянута как можно быстрее.

— На шесть часов! Накрывай его, накрывай, да накрывай уже! Черт, не успеваю, не успеваю… Дерьмо, прикройте меня, быстрее… да помогите же мне!

— Прыгай! Прыгай, мать твою!

— Он на меня идет! Сука, да он псих! Уберите его от меня! Да быстрее же! Он как япо… — На глазах Джеймса Б-29 его хорошего знакомого был протаранен горящим советским истребителем. Еще один взрыв разбросал горящие обломки самолета на десятки метров. Один из них чувствительно стукнул «Суперкрепость» капитана.

— Как сильно?

— Теряем топливо, кэп. Насколько быстро — пока не знаю.

Стэплтон выругался. С самого первого дня все шло отвратительно. Потери были просто неприличны — русские оказались гораздо более неприятными соперниками, чем японцы или даже немцы, объединяя в себе фанатизм первых с профессионализмом вторых. И еще эти уродские ракеты… и реактивные истребители. Хорошо, что в Европе их хотя бы не так много. На Кавказе, говорят, каждый вылет — как русская рулетка. С наполовину заряженным револьвером.

— Разворачиваемся?

Джеймс задумался. До цели уже сколько? Миль десять? Должны дотянуть.

— Пока нет. Попытаемся удрать сейчас — нам каюк. С гарантией. Попробуем продержаться.

— Есть, сэр! — Если кто в экипаже и не согласился с командиром, то вида не подал. Что, в общем-то, было нормально — как-то не до споров, когда вокруг идет настоящее воздушное побоище.

— Мать моя женщина! — прошипел в наушниках чей-то дрогнувший голос. — Вижу множественные цели. Минимум несколько десятков.

Очередная волна русских. Или немцев — хрен разберешь. Но один фиг — плохо.

— Держать строй! Истребителям приготовиться к отражению атаки противника!

«Нет, нет, нет! Что же ты, идиот, творишь! Мы истерзаны, а над целью наверняка еще одна группа самолетов коммунистов», — Джеймс едва не сказал это вслух, удержавшись в последнюю секунду.

«Сейчас Иваны заставят „Мустанги“ дорастратить свой боекомплект, и нас можно будет брать голыми руками! И это без шансов! Что же делать?» — мысли лихорадочно перескакивали с одного на другое. Решение пришло неожиданно. Не фонтан — но хоть какой-то шанс.

— Джон, сбрасываем бомбы. Мы уходим.