- Что написано на листке? - спросила Соня, и все повернулись к ней.

- Каком листке? - не поняла Шура.

Соня пояснила:

- На тетрадном листке, что лежал рядом с упаковками таблеток на стуле возле дивана.

Сергей полез во внутренний карман и достал сложенный вчетверо листочек из тетрадки в клеточку.

- Я знал, что ты захочешь посмотреть, потому изъял его на время. Но послание адресовано Шуре, - сказал Сергей и передал Шуре тетрадный листок.

Она развернула его и долго смотрела на крупный, витиеватый почерк бабы Любы, а затем дрожащим голосом начала читать вслух:

"Я убила Кононова Олега Игоревича. Отомстила за сына. Шура, отдай этот листок в милицию. Деньги на похороны лежат в чайнике в серванте. Прощай, Шурочка, не плачь, я скоро увижу сына".

- Что это значит? - спросила Шура и вопросительно посмотрела на Шестакова.

Соня и Константин так же повернулись к нему. Шестаков достал из кармана пиджака другой сложенный лист.

- Это прислал твой сын, - сказал Сергей, обращаясь к Соне. - Тут он пишет, что тридцать лет назад в воинской части, где служил Кононов, на проселочной дороге между Знаменкой и Егорьевском погиб солдат. Замерз. Солдата звали Евгений Лопухин.

Шура и Соня непроизвольно ахнули.

- Это сын бабы Любы? - спросила Шура, опускаясь на стул.

- Да, - подтвердил Шестаков.

- Что с ним произошло? - спросила Соня.

- Ни для кого не секрет, что порой солдат-срочников используют не по назначению. В тот день командир воинской части попросил Кононова отправить в Егорьевск надежного солдата, чтобы тот на машине отвез на дачу к его теще какие-то доски. Кононов отправил Лопухина - тихого, скромного, исполнительного юношу. Одного. По пути в Егорьевск Лопухин решил сэкономить время и поехал через лес по проселочной дороге. Дело было в январе. В те годы крепкие морозы не были редкостью для Московской области. Машина Лопухина заглохла в лесу. Исполнительный солдат побоялся оставить имущество без присмотра, он провел в заглохшей, холодной машине весь вечер и ночь. У него была возможность развести костер из тех досок, что он вез, но солдат не решился на это. Он не мог взять чужое. По-видимому, к утру Лопухина сморил сон. Он замерз, умер во сне.

- Вот, значит, что, - проговорила Соня. - Кононов, действительно, убийца... хоть и по неосторожности.

Шестаков покачал головой.

- Все не так однозначно. Лопухина могли бы спасти, если бы вовремя начали искать, однако произошла накладка.

- Какая такая накладка? - со злостью спросила Шура. - Они должны были его искать! Наверняка, теща звонила зятю и спрашивала: "где доски, где доски...".

- Звонила, - подтвердил Шестаков, - а командир части звонил Кононову. Однако Кононова в части уже не было, он ушел домой, а сотовые телефоны в то время не существовали.

- То есть, Кононов отправил солдата и ушел домой?

- Да, - ответил Шестаков и протянул соне лист с результатами расследования, проведенного ее сыном. - Прочитай с того места, что я отметил ручкой.

Соня начала зачитала отрывок вслух:

"Бабушка моего друга, Анатолия Романова, в то время работала в указанной воинской части бухгалтером. Она вспомнила, что, когда началось расследование, по части ходили слухи, будто Кононов перед уходом домой сказал дежурному офицеру Николаеву проследить, доехал ли Лопухин до Егорьевска, и проконтролировать возвращение солдата. Однако Николаев забыл о поручении Кононова и даже, когда звонил командир части, сказал тому, что ничего ни о каком поручении не знает, для него отсутствие солдата - новость".

Еще раз перечитав, уже про себя, текст, Соня подняла вопрошающий взгляд на Шестакова.

- Получается... Николаев виноват в смерти солдата?

Сергей кивнул.

- И он тоже. Я уже звонил Николаеву, тот сознался. Да, в тот день он был погружен в семейные проблемы и слушал Кононова невнимательно. Сообщение об уехавшем солдате он пропустил мимо ушей, поэтому так уверенно говорил командиру части, что ничего не знает. Правда, он предложил командиру начать поиски, но тот отказался. Поднимать по тревоге людей, значило распространить информацию о том, что солдата отправили по личному поручению. Командир побоялся, а Николаев не настаивал. В нашем разговоре Николаев оговорился, что Кононов плюнул бы на конспирацию командира части и начал бы поиски, а у него, Николаева, духу на это не хватило.

- Все хороши, - со злостью сказал молчавший до этого времени Константин. - Виноваты трое: и Кононов, и Николаев, и командир части.

- Кононов виноват меньше остальных, - не согласилась с Костей Соня. - Однако отвечать пришлось ему.

Шура все это время в задумчивости вертела на столе чайную кружку.

- Я вот что думаю, - сказала она. - Баба Люба не первый год в вашей фирме работает, неужели она не знала, что Кононов тот самый офицер?

Ей ответил Шестаков:

- Вряд ли. Во-первых, дело происходило в Знаменке под Москвой, а мы находимся на Дальнем Востоке. Трудно поверить в такое совпадение, что мать солдата и виновный офицер окажутся работниками одной фирмы.

- Но ведь оказались, - вставила Соня.

- Игра судьбы, - подтвердил Шестаков. - Но это мы сейчас знаем, раньше баба Люба не могла этого предположить. Да, она, как и все, знала, что Кононов бывший военный, да мало ли офицеров Кононовых в России? Трудно предположить, что могло произойти такое совпадение.

- Меня другое интересует, - сказала Соня. - Неужели при расследовании не всплыл факт, что Кононов предупреждал Николаева?

Вместо ответа Шестаков пальцем показал на листок.

- Читай дальше, - сказал он.

Соня прочитала:

"При расследовании, Кононов всю вину взял на себя, о Николаеве в официальных документах нигде не упоминалось. Мать погибшего приезжала в часть, ходила к военному прокурору. Ей ответили, что виновник - Кононов, наказан, уволен с действительной военной службы. Командир части уволен не был, его перевели в другой военный округ".

- Вот такие дела, - подвел итог Шестаков. - Тридцатого апреля Любовь Лопухина заходила в бухгалтерию, когда вы отмечали праздник?

- Заходила, - подтвердила Соня. - Она пришла сказать, что меня вызывает мой бывший... друг.

- Правильно. Я помню, что Нина при первом допросе, в день убийства, говорила об этом. Видимо, в тот момент, кто-то из присутствующих упомянул Знаменку.

- Да! Точно! - воскликнул Константин и встал, прошелся по кухне. - Соня, вспомни! Как раз в это время Николаев говорил о годах совместной службы с Кононовым. Он рассказал, как Кононов спас ребят из затонувшего танка, а затем сказал, что не все истории хорошо заканчивались, и один парень замерз!

- Да, так и было, - подтвердила Соня. - Помню, баба Люба тогда переспросила: "Замерз?". Что ей еще рассказал Николаев, я не знаю. Мы с Костиком пошли по коридору к выходу, а баба Люба осталась поговорить с Николаевым. Правда, в этот момент стало плохо Кононову. Баба Люба вряд ли успела много узнать.

Шестаков в подтверждение покачал головой.

- Она узнала ровно столько, чтобы сделать вывод - директор Кононов и есть тот самый офицер Кононов, виновный в смерти ее сына.

- Я все поняла, - задумчиво проговорила Соня. - Шура была права. Самые простые улики указывали на убийцу.

- Какие улики?

- Смотрите, - Соня начала загибать пальцы: - Бабу Любу все время находилась в торговом зале, у нее было время совершить убийство. Она прошла в туалет после того, как увидела уходящего Вячеслава Тиля. Где лежит разводной ключ, баба Люба знала. Ведь мы купили этот ключ специально для сторожей, потому он и лежал на щитке в торговом зале, чтобы сторож в любой момент могла воспользоваться им. Когда произошел случай с потопом, именно баба Люба попросила купить такой ключ. Насчет отпечатков пальцев на ключе. Их там не оказалось, не потому, что баба Люба протерла ключ! Баба Люба вязала варежку! Одну уже закончила, то и дело надевала ее, любовалась. Я уверена, баба Люба не протирала ключ специально, она просто забыла, не подумала снять варежку!