– Знаешь, Андрюша, я иной раз думаю, что так даже лучше. Пусть ее.
– Но почему?
– Она будет как все. Как они все. И… и может быть, будет счастлива.
– «Многие знания рождают скорбь», – пробормотал отец.
Отец, само собой, думал, что дочка пойдет в университет, но на его факультет Лиана идти отказалась, заявив, что не желает быть объектом протекционизма, а на журфак, куда тайком подала документы, не прошла. Тогда она отправилась в педагогический. Курсе на втором девушка пережила неприятный момент. Была весна, сердце билось в такт гекзаметру и трепыханию веток сирени за окном. И она написала курсовик, посвященный Андрею Белому, полный восторга и преклонения перед поэтом. Разгром был ужасен. Сурово поджав губы, преподаватель слушал защиту, а потом указал Лиане, что очень странно слышать хвалы упадочным поэтам-декадентам из уст комсомолки и будущего педагога. Чему именно вы хотите учить детей? Носить розовые очки, мучиться внутренним разладом? Смотреть по сторонам и искать невесть что в полумраке? Нам это не нужно. Мы идем вперед светлым путем… Одногруппники, подхватив мотив, написали только отрицательные рецензии… Даже Паша, так похожий на Есенина в молодости и уже три раза провожавший Лиану до дома, не отстал от других и катком прошелся по курсовику подружки.
Лианочка раскаялась искренне. Строки, которые так чудесно звучали при свете волшебной лампы или в гамаке под сиреневым кустом, вдруг стали слащаво-мещанскими и несовместимыми с линией партии под безжалостными лампами дневного света в холодной аудитории, где стены выкрашены масляной краской, а однокурсники насмешливо кривят губы. Несколько дней девушка жила в страхе – вдруг вызовут на заседание комитета комсомола или вообще в деканат или в партком. Дальше она боялась заглядывать: там начинался мрак чего-то безжалостно-бескрайнего, как космос. Дома Лиана билась в истерике, швыряя в родителей ни в чем не повинные томики стихов. Отец молчал, мать плакала. Курсовик она переписала, взяв другую тему – что-то про творчество Горького. Получила за него тройку, «с учетом предыдущей неудачи», пояснил преподаватель. В душе остался гадкий осадок от собственного страха и глупого промаха, от предательства Паши, оттого, что у нее такие неправильные родители. Как-то после этого случая она стала менее активна и не поехала на целину, как мечталось на первом курсе, а спокойно приняла распределение в одну из московских школ. Потом перешла в другую – поближе к дому. Родители умерли в один год, почти вместе. Лиана, стыдясь самой себя, горевала не сильно, хоть и поплакала, конечно. И лишь через несколько лет, лежа в постели с гриппом, в жару, она вдруг услышала голос отца:
– Веточка моя, что же ты, детка, разболелась? Ну ничего, все проходит, пройдет и это. Мамочка, нам чай с вареньем, да побольше. Я посижу с тобой. Хочешь, почитаю? Про что? Про рыцарей? Или Тома Сойера? Закрывай глазки и слушай…
И в жару вернулось чувство, которое испытывает в детстве любимый ребенок: защищенности, уверенности, что родители простят, пожалеют. Очнувшись и поняв, что все пригрезилось, Лиана вдруг осознала, что она одна и папы с мамой нет больше. Теперь это было ужасно. Она рыдала несколько дней, потом, едва встав, слабая после болезни, поехала на кладбище. Неумело, но старательно привела в порядок могилы. С тех пор она навещала их регулярно, хотя одиночество скоро стало привычным и жизнь иной не виделась. Замужество так и не случилось. Более того, Лианочка так и осталась девственницей. Было несколько робких ухажеров, но среди них не нашлось ни одного героя, похожего на Баталова или Лаврова в молодости. Где же взять такого молодца, чтобы глаза горели, чтобы пил, не пьянея, строил коммунизм, но не ругался матом, чего Лиана не выносила совершенно, чтобы разговаривать с ним было интересно, да еще и обладал тем, что мама называла мещанским словом «порода».
Итак, Лиана Андреевна работала преподавательницей русского языка и литературы, и было ей уже за пятьдесят. Ученики ее боялись как огня, а она их не любила. Честно сказать, детей вообще сложно любить, особенно если они попадают к тебе в руки в пятом классе. С одной стороны, это определенно дети: они еще смешные, как щеночки, носят бантики и белые блузочки. У мальчишек оттопыренные полупрозрачные уши и забавные вихры на макушках. Они могут даже вызывать умиление, что и случалось порой с Лианой Андреевной первого сентября. Она смотрела на пятые классы и думала: эти будут замечательными учениками. Но уже к концу первой четверти в ее душе не оставалось ничего, кроме привычного отвращения. У детей текло из носа, они грызли ногти, рубашки выбивались из штанов, а бантики развязывались, они дрались и дико шумели. Даже самая милая девочка – ангел с косичками в аккуратном платьице, взиравшая на педагога большими чистыми глазами, – могла на переменке превратиться в визжащее лохматое существо, с упоением лупящее соседа линейкой по спине.
Лиана Андреевна с возрастом все больше тяготела к порядку, который вызывал у подростков зубовный скрежет. Они не понимали, почему блокнот для записей должен быть без картинок и лежать в верхнем углу парты поверх учебника. Почему на урок надо принести синюю ручку, которой они записывали в блокнот то, что велел педагог, а потом еще подчеркивать какие-то фразы зеленой ручкой. Лиана Андреевна строго придерживалась программы и все материалы давала по учебнику или методическому пособию для учителей, рекомендованному Министерством образования и РОНО.
Дальше становилось только хуже, потому что дети росли и позволяли себе нарушать порядок и становиться личностями. Они стали позволять себе иметь собственное суждение и иной раз осмеливались высказывать эти незрелые и провокационные идеи на уроках или в сочинениях.
И чем старше они становились, тем меньше нравились Лиане Андреевне. Вместо детей, из которых она, в соответствии с долгом советского педагога, должна была сформировать строителей социализма, учительница видела перед собой недорослей, которые слушают кошмарную музыку, носят немыслимые штаны, подражают Западу и даже, говорят, могут продаться за пачку жвачки. И хоть под раскатами ее педагогического гнева они еще втягивали головы в плечи, но глаза… в глазах она все чаще замечала насмешку.
Самые отчаянные осмеливались писать сочинения, отступая от сказанного в учебнике, а те, кто вообще писал сочинения с трудом, нашли другой способ отомстить строгой и нелюбимой училке. Дело в том, что Лиана Андреевна с возрастом все больше и больше любила только две вещи – порядок и свои цветы, которыми были заставлены все подоконники в классе. Цветоводство стало страстью старой девы, и ее класс всегда был образцовым, в него водили все комиссии.
Цветы вообще на удивление хорошо растут там, где скапливается много отрицательной энергии, а именно в школах и поликлиниках. Вот и у Лианы Андреевны в классе на подоконнике возвышался раскидистый бальзамин, известный в народе как ванька мокрый. В углу на специальной подставочке радовали глаз фиалки – сиреневые, розовые и белые. Имелись также драцена и диффенбахия – выдающиеся экземпляры, с толстыми стволами и блестящими листьями, которые Лиана Андреевна любовно протирала и опрыскивала. Ну а также процветала тут всякая растительность поменьше и попроще: хлорофитумы, например, аспарагусы и цветущая мелкими восковыми цветочками хойа.
И если кому-то из учеников хотелось отомстить за двойку или сорвать урок, надо было лишь улучить минутку и сделать так, чтобы портреты классиков русской литературы висели криво, или перепачкать мелом доску, или пообрывать листочки с какого-нибудь хлорофитума и бросить их на пол. Тогда больше половины урока можно ничего не делать, только слушать полные яда тирады русички.
Один класс доставал Лиану Андреевну особо. Честно сказать, от этих детей стонала вся школа. Двое учителей уже отказались от классного руководства. Третьему – молодому преподавателю физики – было предложено по-тихому подать заявление об уходе, так как стало известно, что на уроках он ведет себя запанибрата с учениками, а после уроков пьет с ними пиво. В то время ларьков на каждом углу не имелось, и немыслимо было, чтобы в магазине пиво или сигареты продали десятиклассникам. Класс устраивал забастовки, требуя вернуть любимого педагога, срывал уроки, а потом кто-то выкинул из окна несколько горшков с цветами из кабинета Лианы Андреевны. После этого она возненавидела 10-й «А». Да и как могло быть иначе, если именно в этом классе собрался первоклассный набор выродков: хиппи, панк, тихий диссидент, похожий на Джона Леннона, девочка, на лице которой было написано «А я знаю, что такое половая жизнь», и просто засранец с острым языком и рудиментарной совестью.
